В тот вечер, когда знаменитого оратора и политика Марка Туллия Цицерона провозгласили консулом Римской республики, его срочно вызвали к пристаням на набережной Тибра. Именно здесь было выловлено тело молоденького раба, принадлежавшего одному из самых видных граждан Рима. По некоторым признакам на теле убитого Цицерон определил: раба принесли в жертву в ходе какого-то странного обряда. Но кто же из римлян оказался способен на такое? И с какой целью осуществлялось жертвоприношение? Цицерон еще не знает, что этот замученный раб - ниточка, ведущая к одному из самых опасных заговоров в истории Республики, направленных против него самого; заговору, в котором участвует сам Гай Юлий Цезарь…
Содержание:
Часть первая - КОНСУЛ - 63 г. до н. э 1
Часть вторая - PATER PATRIAE - 62-58 гг. до н. э 46
ГЛОССАРИЙ 81
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА 82
Роберт Харрис
"Очищение"
Часть первая
КОНСУЛ
63 г. до н. э
Абсолютно неблагодарная задача - сохранение Республики, не говоря уже об управлении ею!
Цицерон, речь 9 ноября 63 г. до Р.Х.
I
За два дня до инаугурации Марка Туллия Цицерона в качестве консула Рима из Тибра, недалеко от стоянки Республиканского военного флота, было выловлено мертвое тело мальчика.
Такое событие, хотя и трагическое само по себе, в другой ситуации не привлекло бы к себе внимания вновь избранного консула. Однако в этом трупе было нечто столь гротесковое и потому угрожающее спокойствию граждан, что магистрат Октавий, отвечающий за поддержание порядка в городе, послал за Цицероном и попросил того немедленно прибыть на место происшествия.
Сначала Цицерон отказывался идти, ссылаясь на работу. Как кандидату, набравшему наибольшее количество голосов, ему, а не его коллеге предстояло председательствовать на открытии сессии Сената, и он писал свою инаугурационную речь. Но я знал, что за его отказом кроется нечто большее. Он невероятно брезгливо относился к смерти. Даже убийство животных во время игр выбивало его из колеи, и эта слабость - а в политике доброе сердце это, несомненно, слабость - становилась известна другим. Первой его реакцией было послать меня вместо себя.
- Ну конечно, я пойду, - осторожно ответил я. - Однако… - Я замолчал.
- Что? - резко спросил он. - Что "однако"? Ты думаешь, что обо мне плохо подумают?
Я ничего не ответил и продолжал записывать его речь. Молчание затягивалось.
- Ну что ж, хорошо, - наконец вздохнул Цицерон. Он поднялся на ноги. - Октавий большая зануда, однако дело свое знает. Он бы не посылал за мной, если бы на то не было причины. И, в любом случае, мне надо проветриться.
Был конец декабря, и на улице дул ветер, от которого у человека мгновенно перехватывало дыхание. На улице сгрудилось около десятка просителей, ожидающих возможности высказаться, и, когда вновь избранный консул вышел из двери, они бросились к нему через дорогу.
- Не сейчас, - сказал я, отталкивая их. - Не сегодня.
Цицерон закинул конец своего плаща через плечо, прижал подбородок к груди и быстро зашагал вниз по холму.
Мы прошли, наверное, около мили, под углом пересекли Форум и вышли из города через ворота, ведущие к реке. Вода в реке стояла высоко, течение было быстрым, и то тут, то там на воде появлялись водовороты и рябь. Впереди нас, напротив Тиберианы, среди верфей и кранов Навалии, мы увидели большую волнующуюся толпу людей. (Вы поймете, как давно все это было - прошло уже более полувека, - если я скажу вам, что в то время мосты еще не соединяли остров ни с одним из берегов Тибра.) Когда мы подошли ближе, многие из зевак узнали Цицерона, и по их рядам прошел шорох любопытства, в то время как они расступались, пропуская нас. Кордон легионеров из морских бараков стоял в оцеплении вокруг места происшествия. Октавий ждал нас.
- Прошу прощение за беспокойство, - сказал он, пожимая руку моего хозяина. - Я понимаю, как вы должны быть заняты накануне своей инаугурации.
- Мой дорогой Октавий, я рад видеть тебя в любое время. Ты знаком с Тироном, моим секретарем?
Октавий посмотрел на меня без всякого интереса. Хотя сейчас его помнят только как отца Августа, в то время он был эдилом из плебеев и восходящей звездой на политическом небосклоне. Он сам вполне мог стать консулом, не умри неожиданно от лихорадки через четыре года после описываемых событий. Эдил увел нас с ветра в один из военных доков, в котором, на больших деревянных катках, стоял корпус легкой галеры, готовый к ремонту. Рядом с ним, на земле, лежал какой-то предмет, завернутый в парусину. Без всяких церемоний Октавий отбросил ткань и показал нам обнаженный труп мальчика.
Насколько я помню, ему было около двенадцати лет. Красивое умиротворенное лицо, похожее на женское. На щеках и на носу виднелись остатки золотой краски, а в его влажных, темных волосах была завязана красная ленточка. У трупа было разрезано горло. На теле длинный вертикальный разрез, внутренние органы отсутствовали. Крови не было, только темная удлиненная полость, как у выпотрошенной рыбы, заполненная речной тиной. Не знаю, как Цицерону удалось сохранить присутствие духа, но я видел, что он с трудом сглотнул и продолжил осмотр. Наконец хозяин хрипло произнес:
- Это настоящее злодейство.
- И это еще не все, - сказал Октавий.
Он присел на корточки, взял голову ребенка в руки и повернул ее влево. От этого движения рана на шее бесстыдно открылась и закрылась, как будто это был второй рот, который пытался нас о чем-то предупредить. Казалось, это не произвело на Октавия никакого впечатления, но, с другой стороны, он был военным человеком и, несомненно, привык к таким видам. Отодвинув волосы трупа, эдил показал глубокую вмятину, как раз над правым ухом мальчика, ткнув в нее пальцем.
- Видите, как будто его ударили сзади? Думаю, наверное, молотком.
- Раскрашенное лицо. Волосы перевязаны лентой. Удар нанесен молотком, - повторил Цицерон, и было видно, как к нему постепенно приходит осознание того, что могло произойти. - Потом ему перерезали горло. И, наконец, его тело было… выпотрошено.
- Именно, - сказал Октавий. - По-видимому, его убийцы хотели исследовать его внутренности. Он - жертва человеческого жертвоприношения.
При таких словах в этом холодном и плохо освещенном месте волосы у меня на голове и шее встали дыбом, и я почувствовал присутствие Зла - почти ощутимого физически и обладающего силой молнии.
- А ты где-нибудь слышал, есть ли в городе культы, которые совершают подобную мерзость? - поинтересовался новый консул у эдила.
- Ни одного. Конечно, в городе есть галлы - говорят, что они подобные вещи практикуют. Но сейчас их в городе не так много, да и ведут они себя вполне прилично.
- А кто жертва? Кто-то уже заявил о пропаже?
- Это еще одна причина, по которой я попросил тебя прийти. - Октавий перевернул тело на живот. - Видишь, прямо над копчиком у него маленькая татуировка? Те, кто выловил тело, не обратили на нее внимания. "С. Ant. М. f. С. n." - Гай Антоний, сын Марка, внук Гая. Вот тебе и известная фамилия. Он был рабом твоего коллеги, консула Антония Гибриды. - Октавий поднялся и вытер руки о парусину, затем небрежно набросил ткань на тело. - Что ты собираешься делать?
Цицерон как загипнотизированный смотрел на кучу, лежащую на земле.
- Кто еще об этом знает?
- Никто.
- Гибрида?
- Нет.
- А толпа снаружи?
- Только слухи о том, что произошло ритуальное убийство. Ты же лучше других знаешь, что такое толпа. Говорят, что это плохое предзнаменование накануне твоего консульства.
- Может быть, они и правы.
- Тяжелая зима. Им бы неплохо успокоиться. Я полагаю, что надо послать за кем-то из жрецов, чтобы они совершили обряд очищения, что ли?
- Нет-нет, - быстро ответил Цицерон, отрывая взгляд от тела. - Никаких жрецов. Они только все осложнят.
- Тогда что нам делать?
- Никому ничего не говорить. Сожгите останки как можно скорее. Запретите всем, кто их видел, говорить о них, под страхом тюремного заключения.
- А как же толпа?
- Вы разберитесь с телом, а толпу предоставьте мне.
Октавий пожал плечами.
- Как тебе будет угодно. - Ему было все равно. Это был предпоследний день его службы - думаю, он был рад, что эта проблема его уже не касалась.
Цицерон подошел к двери и несколько раз глубоко вздохнул. Его щеки порозовели. А затем я увидел, как и много раз раньше, как он расправил плечи и придал своему лицу уверенный вид. Он вышел на улицу и забрался на гору бревен, чтобы обратиться к толпе:
- Граждане Рима! Я убедился, что мрачные слухи, которыми полон Рим, не соответствуют действительности. - Цицерону приходилось кричать, чтобы его услышали на таком ветре. - Расходитесь по домам и наслаждайтесь праздником.
- Но я видел тело! - закричал один из мужчин. - Это человеческое жертвоприношение, чтобы навести порчу на Республику!
Его крик подхватили другие: