- Вы отлично говорите по-английски, - заметил мой гость.
- Это мой второй язык с детства, - сказал я. - Няня моя была англичанка, отец говорил со мною по-английски, а завершил мое образование ваш соотечественник, мой дорогой друг мистер Вайкери.
На лице законника выразился живейший интерес.
- Как! - воскликнул он. - Вы знали несчастного Вайкери?
- Больше года, - сказал я, - и долгие месяцы делил с ним его убежище.
- А я служил у него в конторе и стал его преемником. Превосходный был человек! Он поехал в эту проклятую страну по делам мсье де Керуаля, и ему так и не суждено было воротиться. Вы, часом, не знаете, сэр, каков был его конец?
- Увы, знаю, - отвечал я. - По несчастью, он попал в руки шайки разбойников, мы их называем chauffeurs. Скажу коротко: его пытали, и он умер в тяжких мучениях. Вот смотрите, - прибавил я, сбрасывая башмак (чулок у меня не было), - я был тогда еще ребенком, и смотрите, как они со мною обошлись.
Он поглядел на след старого ожога, и лицо его исказилось.
- Ужасный народ! - пробормотал он негромко, но я все же услышал.
- О, да, англичанин может позволить себе такое суждение, - вежливо отозвался я.
Вот так квитался я с этой легковерной нацией. Девять из десяти наших посетителей приняли бы мои слова за чистую монету, за свидетельство моего здравомыслия, но, видно, лондонский законник был поумней их.
- А вы, я вижу, не так-то глупы, - сказал он.
- Да, - отвечал я, - не вовсе дурак.
- И, однако, лучше не давать воли иронии, - продолжал он. - Это - опасное оружие. Ваш двоюродный дед, сколько я понимаю, всегда был к нему привержен, и теперь почти уже невозможно понять, шутит ли он или говорит серьезно.
- Кстати, позвольте задать вам несколько вопросов, которые, я полагаю, вы сочтете вполне естественными, - сказал я. - Чему я обязан удовольствием видеть вас в этой моей обители? Как вы меня узнали? И откуда вам стало известно, что я нахожусь здесь?
Аккуратно откинув полы сюртука, стряпчий подсел ко мне на край каменной плиты.
- Это довольно странная история, - сказал он, - и, с вашего позволения, я отвечу прежде на ваш второй вопрос. Вы несколько походите на своего двоюродного брата, господина виконта Алена де Сент-Ива.
- Смею надеяться, сэр, что в сходстве этом вы не усматриваете ничего дурного?
- Спешу вас в этом уверить, - был ответ. - На мой взгляд, наружность виконта едва ли можно назвать приятной. И, однако, когда я узнал, что вы находитесь здесь, и начал вас разыскивать, сходство это мне помогло. А откуда я узнал, где вас найти, - этим по странной случайности мы тоже обязаны мсье Алену. Должен вам сказать, что одно время виконт взял себе за правило сообщать графу де Керуалю о вашей карьере, а с какою целью, об этом предоставляю вам судить самому. Когда он впервые сообщил о вашем... о том, что вы пошли на службу к Буонапарте, старый господин был столь возмущен, что известие это чуть не стоило ему жизни. Но мало-помалу положение несколько изменилось. Нет, я бы даже сказал, порядком изменилось. Нам стало известно, что вы получили приказ отправиться на Пиренейский полуостров сражаться с англичанами; потом - что за храбрость вы были произведены в офицеры, а затем снова разжалованы в солдаты. И, как я уже сказал, мало-помалу граф де Керуаль стал осваиваться с мыслью, что его родич служит Буонапарте, а заодно начал задумываться над тем, отчего другой его родич так прекрасно осведомлен о мельчайших событиях во Франции. И ему пришлось задать себе пренеприятный вопрос: уж не шпион ли сей молодой человек? Короче говоря, сэр, стремясь навредить вам, кузен ваш возбудил весьма тяжкие подозрения противу себя самого.
На этом посетитель мой умолк, взял понюшку табаку и поглядел на меня весьма благосклонно.
- Боже милостивый! - воскликнул я. - Какая странная история, сэр!
- Погодите, то ли еще будет, - сказал мистер Роумен. - Я расскажу вам еще о двух событиях. Первое - это столкновение графа де Керуаля с мсье де Мозеаном.
- Этот, на мою беду, мне знаком, - сказал я. - По его-то милости меня и разжаловали.
- Да неужто? - воскликнул Роумен. - Вот так новость!
- Но мне не приходится на него пенять, - сказал я. - Я сам был виноват. Я шел на это с открытыми глазами. Если тебе поручают охранять пленного, а ты его отпускаешь на волю, надо приготовиться к тому, что тебя уж по меньшей мере разжалуют.
- Вам воздается за это, - сказал Роумен. - Вы исполнили свой долг перед самим собою и главное - перед своим монархом.
- Если бы я думал, что действую во вред своему императору, поверьте, я скорее дал бы мсье де Мозеану сгореть в аду, чем отпустил бы его! Я видел в нем лишь частное лицо, попавшее в беду; я отпустил его из одного только милосердия и желаю, чтобы меня поняли правильно, даже если это мне повредит.
- Ладно, ладно, - сказал стряпчий. - Сейчас это не имеет значения. Поверьте мне, вы напрасно горячитесь... ваш пыл совсем неуместен. Дело в том, что мсье де Мозеан говорил о вас с благодарностью и отозвался о вас так, чтобы как можно верней расположить к вам вашего дядю. А вслед за тем явился ваш покорный слуга и выложил перед графом прямое доказательство того, о чем мы давно уже подозревали. Сомнений более не оставалось! Жизнь на широкую ногу, дорогостоящее франтовство, любовницы, игра в кости, скаковые лошади - все объяснилось: мсье Ален состоял на службе у Буонапарте, затем наемником, попросту шпионом, в его руках сходились нити, я бы сказал, весьма сомнительной деятельности. Надо отдать справедливость графу де Керуалю, он принял это как нельзя достойнее: уничтожил доказательства бесчестья одного своего внучатого племянника, а затем все свое внимание перенес на другого.
- Как прикажете вас понимать? - спросил я.
- А вот как, - отвечал он. - Человеческая натура на удивление непостоянна, и по роду моих занятий мне представлялось немало возможностей это наблюдать. Натуры себялюбивые могут прекрасно весь свой век прожить без чад и домочадцев, им вообще никто не нужен, кроме разве парикмахера да лекаря; однако же, когда близится смертный час, они просто не в силах умереть, не оставив наследника. Вывод можете сделать сами. Хотя виконт Ален едва ли об этом догадывается, он уже сброшен со счетов. Остается виконт Энн.
- Понимаю, - оказал я. - По вашему рассказу у меня создалось не слишком лестное представление о графе, моем дядюшке.
- Я этого не хотел, - возразил Роумен. - Граф вел рассеянную жизнь... чрезвычайно рассеянную... Но, узнав его, нельзя им не восхищаться; его обходительность не имеет себе равных.
- И вы в самом деле полагаете, что я могу надеяться?
- Поймите, - ответил мистер Роумен, - я и так оказал вам чересчур много, я превысил свои полномочия. Мне отнюдь не поручали говорить ни о завещании, ни о наследстве, ни о вашем кузене. Меня послали сюда для того лишь, чтобы сообщить вам, что мсье де Керуаль желает познакомиться со своим внучатым племянником.
- Что ж, - сказал я, оглядывая крепостные стены, окружавшие нас со всех сторон, - это как раз тот случай, когда Магомет должен сам прийти к горе.
- Прошу прощения, - возразил мистер Роумен, - вы уже знаете, что дядя ваш - человек в летах, - но я еще не сказал вам, что он тяжело болен и дни его сочтены. Нет-нет, здесь не может быть никаких сомнений: именно гора должна прийти к Магомету.
- В устах англичанина такие слова весьма знаменательны, - сказал я. - Разумеется, вы по самому роду своих занятий призваны хранить тайны и, как я вяжу, не выдаете моего кузена Алена; но ведь это, мягко говоря, отнюдь не свидетельствует о вашем рьяном патриотизме.
- Прежде всего я - поверенный вашего семейства! - сказал он.
- Что ж, коли так, - сказал я, - тогда, пожалуй, я и сам выскажусь яснее... Скала эта очень высокая и очень крутая. Откуда бы ни начать спуск, почти наверняка сорвешься и костей не соберешь, и, однако, будем считать, что у меня есть крылья и я окажусь у подножия. Ну, а дальше? Где искать помощи?
- Вот тут-то, пожалуй, могу вмешаться я, - возразил поверенный. - Допустим, некая случайность - не берусь угадывать, какая именно, и не стану высказывать о ней свое мнение - позволит вам спуститься...
Я не дал ему договорить.
- Одну минуту, - сказал я. - Хочу вас предупредить: я не давал английскому командованию обещания не участвовать более в военных действиях.
- Я так и думал, - отвечал он, - хотя кое-кто из вас, французских дворян, не считает для себя обязательным держать слово.
- Я не из их числа, сэр.
- Должен отдать вам справедливость, я и не причислял вас к ним, - сказал он. - Итак, допустим, что вы свободны и оказались у подножия скалы. Хотя возможности мои невелики, кое-чем я все же могу облегчить вам дальнейший путь. Прежде всего на вашем месте я унес бы с собою во внутреннем кармане или в башмаке вот это.
И он протянул мне пачку ассигнаций.
- Это мне не повредит, - сказал я и поскорее их спрятал.