Леонид Платов - Дата на камне стр 13.

Шрифт
Фон

Дети заулыбались. Такой большой, толстый - и хочет догнать маленькую, неуловимую! Нодира быстро вскинула на Савчука глаза и засмеялась.

Ободренный, он приготовился продолжать расспросы. Но тут на площадку вышел таджик средних лет, угрюмого вида, в халате. Он что-то коротко сказал присмиревшей девочке, потом, не глядя на Савчука, бросил:

- Матерь зовет домой ее.

Этнограф встал с камня, не понимая, почему таджик неприветлив с ним.

- Я приезжий, ученый из Москвы, - пояснил он, приветливо улыбаясь. - Собираю для науки разные редкие слова. Только что услышал странное слово - "язычница". Так при мне назвали эту милую девчушку. Ваша дочь, наверное?

Таджик кивнул, но насупился еще больше.

- Матерь зовет ее, - повторил он отрывисто и, взяв девочку за руку, увел за собой.

Все же она улучила момент, склонив набок голову, посмотрела украдкой на обескураженного этнографа.

Школьники, словно вспугнутые воробьи, брызнули в разные стороны, чтобы возобновить прерванную игру.

Шагая со студентами на хлопковую плантацию, Савчук долго еще слышал за спиной визгливый голос мальчишки, который за неимением Нодиры гонялся теперь за ее подружками…

Так вот оно что! Слово "язычница", оказывается, не было отнюдь тем "сезамом" (правильнее - "зем-земом"), перед которым раскрываются настежь заколдованные двери. Наоборот! Стоило неосторожно произнести "будпароста", как двери тотчас же захлопнулись с печальным скрипом. Захлопнулись… Почему?

Но не будем отчаиваться! Что бы там ни было, первое знакомство с отцом Нодиры состоялось.

А еще через несколько дней Савчуку посчастливилось познакомиться с другими представителями ее рода.

Помог случай.

До возвращения в Москву оставалось меньше недели. Однажды вечером Савчук брел по тенистой улице в Душанбе, опустив голову, задумавшись. Покоя не давала ему тайна слова.

Мальчишка назвал Нодиру язычницей. Язычница… Таджики исламинизированы много веков назад - после арабского нашествия. Если предки Нодиры были не мусульмане, а язычники, то, надо думать, пришли сравнительно недавно из какой-то сопредельной с Таджикистаном страны. Какой же? Афганистан был мусульманским. Стало быть, остается Индия? Неужели Индия?

Допустим. Когда же произошло это переселение? Хотя родичи Нодиры успели уже основательно ассимилироваться с таджиками - аборигенами страны, но память о том, что они были когда-то язычниками, еще не успела изгладиться. Свидетельство - случай на школьной спортивной площадке.

Вместе с тем они и не цыгане, Савчук справлялся об этом. Цыгане в Таджикистане есть кочевые и оседлые. Все они мусульмане. По одной из гипотез, были цыгане у себя в Индии якобы служителями храма, усвоили там приемы "колдовского" искусства, почему-то были изгнаны и двинулись сначала на запад, миновали Египет (не случайно называли их фараоновым племенем), прошли Северную Африку, далее, переправившись в Испанию, повернули на восток и распространились по Европе, а также по Азии. Одежда цыганок - одежда женщин Раджпутаны.

Но это очень-очень давняя миграция. Родичи Нодиры мигрировали, по-видимому, с юга в пределах примерно двух-трех веков. Это была, так сказать, вторая волна.

Значит, преодолены Гималаи, высочайшая горная система на земле?.. На минуту Савчук усомнился в своей догадке. Потом поспешил успокоить себя. Ведь существуют же караванные тропы, хоженые-перехоженые. Хотя, конечно, преодолеть Гималаи - дело далеко не легкое. На это потребовалось, наверное, несколько лет, не меньше…

Погруженный в размышления, Савчук вдруг столкнулся с каким-то человеком, стоявшим посреди тротуара. Поднял глаза. Перед ним был отец Нодиры!

Тут же стояли на тротуаре еще несколько таджиков в праздничных халатах. Они взволнованно переговаривались о чем-то и, задрав головы, с усиленным вниманием рассматривали номера на домах.

- Улица Ленина? - обратился один из таджиков к Савчуку.

- Да, это улица Ленина.

Спрашивавший обескураженно хлопнул себя по полам халата.

- А что случилось? - вежливо спросил Савчук. - Не могу ли я помочь?

Выяснилось, что люди приехали в Душанбе по запутанному тяжебному делу, прием у следователя завтра, а им негде ночевать - дом приезжих переполнен, с бульвара же настойчиво прогоняет милиционер. Правда, председатель колхоза перед отъездом дал адрес одного своего городского родственника, который проживает на улице Ленина. Можно было бы остановиться у него, но бестолковый Ныяз умудрился потерять драгоценную бумажку с адресом. (Отец Нодиры виновато потупился при этих словах - он-то, оказывается, и был этим бестолковым Ныязом.)

- О! Беде легко помочь! - воскликнул Савчук. - Милости просим ко мне! Живу в номере один. Номер очень просторный. Поместимся! А если возникнут возражения со стороны администрации, берусь их уладить. Ну, как? Гостиница рядом!

Приезжие с сомнением переглянулись. Незнакомый человек! Русский! Но с другой стороны, услуга предложена от всей души, да и положение создалось безвыходное, не ночевать же в самом деле на улице. Поколебавшись немного, они согласились.

И Савчук повел их к себе.

Тяжебное дело было запутанным, кляузным. Колхозники пробыли в Душанбе трое суток, и все это время Савчук принимал в своих квартирантах живейшее участие. Когда был свободен от лекций в университете, то сопровождал их в юридическую консультацию, а также к следователю, уговаривал его не тянуть с разрешением вопроса, упирая на горячую хлопковую страду, - в общем, всячески старался быть полезным. По вечерам охотно показывал столицу Таджикистана, в которой гости его, как ни странно, были впервые, хотя кишлак их, по названию Унджи, располагался поблизости. Вместе побывали они в кино, в цирке, походили и по магазинам, выполняя разнообразные поручения домочадцев и односельчан. Этнограф терпеть не мог таскаться по магазинам, для него это было чем-то вроде наказания. Наконец, скромно отклоняя изъявления благодарности, он усадил своих постояльцев в автобус и пожелал им счастливого пути.

Через два дня Ныяз приволок в подарок ему несколько благоуханных дынь, а главное, пригласил посетить колхоз. Вот как! Видно, односельчане Нодиры сохраняли благодарность за оказанную им услугу.

Понятно, Савчук не замедлил воспользоваться приглашением.

Кишлак был как кишлак. И дом Ныяза ничем не отличался от других таджикских домов.

Среди ребятишек, теснившихся на улице, Савчук не увидел того крикуна-приставалу, который преследовал Нодиру на школьном дворе.

Этнограф спросил о нем у Ныяза.

- А, Фатих! - сказал он. - Фатих живет не здесь, а в соседнем кишлаке. Он не из нашего рода…

Тогда Савчук пропустил мимо ушей интонацию, с какой это было сказано. Но впоследствии он немало поломал голову над фразой: "Не из нашего рода"…

В честь почетного гостя был устроен пир. Все осенние дары преизбыточно щедрой флоры, отчасти и фауны Таджикистана выставлены были на стол.

Как водится, и соседи по мере сил участвовали в этой церемонии своими приношениями. Кто приволок курицу, кто арбуз, кто дыню.

Впрочем, соседи также были родичами Ныяза. Насколько уловил Савчук, все в этом кишлаке были связаны родственными узами между собой. В колхозе имени Октябрьской революции жили богато. Досталось это богатство, однако, нелегко - не только трудовым потом, пролитым на хлопковых плантациях, но и кровью, пролитой на полях сражений. До сих пор оплакивали в кишлаке мужчин, не вернувшихся домой после Победы, а дядя Нодиры Абдалло, сидя рядом с Савчуком за праздничным столом, гордо расправлял грудь, на которой бряцали два ордена Славы и пять или шесть медалей. Ко всеобщему удовольствию, выяснилось, что он и гость из Москвы, в конце Великой Отечественной войны, вместе освободили от гитлеровцев столицу Чехословакии Прагу.

Наученный горьким опытом, Савчук не упоминал больше запретное слово "будпароста", да и во всем прочем остерегался проявлять любопытство.

И все-таки помимо своей воли этнограф не мог не делать замет в уме. Иначе не был бы этнографом, не правда ли?

Слух его был настроен за столом на все то же слово - "будпароста". Оно не произносилось. Так, впрочем, и должно было быть.

"Я собиратель редкостных слов", - отрекомендовался Савчук отцу Нодиры на школьной площадке. Но это было не точно, он не лингвист. Его наука - этнография - изучает образ жизни народа, историю его происхождения, его обычаев и т. д. Редкостные слова служат для этнографа лишь подсобным материалом. Увы, нельзя в данном случае выложить какой-нибудь мозаичный узор из слов. Известно лишь одно-единственное слово. Для "узора" явно недостаточно.

Антропологический тип гостеприимных жителей Унджи, бесспорно, не монголоидный. Удлиненный овал лица (за редким исключением), скулы умеренные, лицевой угол прямой, разрез глаз отнюдь не раскосый. А ведь индийцы, так же как и таджики, принадлежат к европеидной расе.

Итак, каких-либо антропологических особенностей у родичей Нодиры нет. Зато есть некоторые этнографические особенности, которые становятся видны лишь при ближайшем рассмотрении.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке