За воротами Аржанова, знавшая Гезлеве как свои пять пальцев, приказала повернуть налево, в сторону моря и двигаться к старо-османской части города. Там располагалась соборная, или "пятничная", мечеть Джума-Джами, огромная, украшенная двумя минаретами, столь же внушительное здание турецкой бани возле нее, большой постоялый двор под названием "Сулу-хан" и текие (монастырь - А. Б.) дервишей, чей купол поднимался над городской застройкой примерно на пятнадцать метров.
Курская дворянка предполагала поселиться в "Сулу-хане", заведении, ей хорошо известном, солидном и достаточно дорогом. Его здание, возведенное в традициях средневековой мусульманской архитектуры, чем-то напоминало оборонительное сооружение. Толстые стены из камня без окон на первом этаже, крытая галерея вокруг обширного внутреннего двора, всего одни ворота из дубовых досок. На первом этаже находились склады и конюшни, на втором - жилые помещения с узкими, похожими на бойницы окнами.
Ворота "Сулу-хана" в этот предвечерний час были распахнуты настежь, и русский отряд, тесно сбившись, на коротком галопе влетел во двор, где и остановился. Солдаты спешились, взяли лошадей под уздцы, стали оглядываться. Судя по пустующим коновязям и конюшням, особого наплыва постояльцев здесь не наблюдалось. Человек в красной турецкой феске и суконном кафтане, подпоясанном шелковым кушаком, вышел во двор из дома, чтобы поговорить с вновь прибывшими. Сначала он держался важно, но когда увидел Аржанову, то обрадовался и воскликнул по-русски:
- Моя прекрасная госпожа! Какими судьбами вы здесь?
- Добрый день, Энвер! - ответила ему Анастасия. - А где твой отец, достопочтенный Шевкет-ага?
- Полгода назад он покинул наш мир и ныне, я в том уверен, пребывает в раю, - на лицо Энвера набежала тень. - Его должность управляющего "Сулу-ханом" досталась мне. Никто из моих старших братьев не пожелал вернуться в Гезлеве.
- Случай весьма печальный, - курская дворянка вздохнула. - Но что делать, все мы смертны, друг мой.
- Вижу, вы приехали сюда по делу, - управляющий, или по-турецки - назир, окинул быстрым взглядом команду кавалеристов.
- Как всегда, Энвер.
- После столь долгого отсутствия рад приветствовать у себя в гостях несравненную Анастасию-ханым и ее доблестных слуг! - он отвесил низкий восточный поклон, сперва приложив обе руки ко лбу, потом - к сердцу.
- Найдется ли в "Сулу-хане" место для усталых путников?
- Места сколько угодно, госпожа. Война сильно мешает коммерции. Купеческих судов из Стамбула и Синопа совсем мало. Все боятся новой севастопольской эскадры.
- Пусть боятся, Энвер! - Флора усмехнулась. - Для тебя же я привезла некоторую толику золотых монет.
- Да вознаградит Аллах вашу щедрость и доброту, госпожа! - Энвер, сообразительный малый, сразу догадался, о чем говорит Аржанова, но виду не подал. - Что будете заказывать на ужин?
- Обожаю турецкую кухню в натуральном ее исполнении. На первое - гювечь, на второе - берек с рыбой, на третье - пахлава, чай, фрукты. Не забудь про кувшины с бузой для солдат.
- Сколько кувшинов, Анастасия-ханым?
- Думаю, десяти хватит…
Энвер, младший сын первой жены назира Шевкет-аги, попал в поле зрения русской внешней разведки в 1778 году. До того времени шестнадцатилетний турок-мусульманин учился в медресе при текие дервишей и хотел посвятить свою жизнь служению Всевышнему. Но отец его не одобрил этих намерений. Он отправил сына в Ени-Кале, к своему двоюродному брату, который торговал лесом, и его партнерами являлись русские. Энвер, ведя документацию в конторе родственника, легко освоил язык неверных. Еще он стал посещать чайхану, где играли на деньги в кости, нарды, шашки и шахматы. Там он несколько раз проигрался до последнего акче. Выручил юношу из беды приказчик греческого коммерсанта Микаса Попандопулоса, тогдашнего резидента нашей разведки в Крымском ханстве. Сумма, указанная в трех долговых расписках, очень огорчила бы Шевкет-агу, если бы он узнал о ней. Однако эта тайна осталась ему неизвестной. Расписки передали в распоряжение Аржановой при первой ее командировке на полуостров. Сначала она использовала Энвера, так сказать, "втемную", предложив ему быть при ней переводчиком, а затем - и учителем тюрко-татарского языка.
Плененный красотой русской госпожи, молодой мусульманин с восторгом согласился. При второй поездке Флоры на полуостров в 1782 году сын назира, к тому времени ставший дервишем, снова увязался за Аржановой и был с ней при обороне горной крепости Чуфут-Кале от наемников-чеченцев, присланных бунтовщиком Бахадыр-Гиреем. Теперь курская дворянка напомнила ему о давнем долге и открыто предложила стать конфидентом, то есть осведомителем секретной канцелярии Ее Величества в Крыму, благо положение странствующего дервиша способствовало сбору информации. Энвер сразу дал согласие, ибо боялся гнева отца, безгранично доверял Анастасии-ханым и знал, что русские всегда платят хорошо.
Таким образом три его долговые расписки нашли свое место среди документов Флоры и остались непогашенными. Вознаграждение турок получал каждый раз сообразно своим донесениям. Особенно денежными были для него годы 1782-й и 1783-й, когда на полуострове возник мятеж против законного правителя - светлейшего хана Шахин-Гирея, и когда тот отказался от трона в пользу Екатерины Второй. В 1787 году Аржанова также пользовалась его услугами при подготовке визита императрицы на полуостров.
Затем наступила пауза, о которой Энвер очень сожалел. Бросив бродяжничать с дервишами, он по просьбе Шевкет-аги, уже сильно болевшего, вернулся в Гезлеве и стал помогать родителю в "Сулу-хане". Прекрасную русскую госпожу турок видел около года назад. Он лишь изредка получал от нее записки на арабском языке с пожеланием успеха в делах и обещанием скорой встречи. И вот эта встреча произошла.
Энвер сам наблюдал за приготовлением блюд, заказанных Анастасией-ханым. Он распорядился использовать только свежайшие, наилучшие продукты из кладовой постоялого двора. Правда, в чайхане для дорогих гостей накрыли ужин по-турецки, то есть на низких столиках, за которыми следовало сидеть на кожаных подушках. Но ложки, вилки и ножи - предметы европейского обихода - в "Сулу-хане" уже появились. Назир Энвер-ага пожелал русским хорошего аппетита и удалился. Он знал, что Аржанова будет ужинать вместе с кирасирами и ей не надо мешать. Его время наступит позже. Он должен подготовиться к беседе.
Однако долго обдумывать свое новое донесение ему не пришлось. Энвер был в курсе всего, ныне происходящего в Джума-Джами и вокруг нее, потому как постоялый двор считался вакуфом этой мечети, то есть ее недвижимым владением, вечным и неотчуждаемым. Доходы от работы "Сулу-хана" поступали в распоряжение настоятеля храма и тратились им на различные нужды. Например, на ремонт здания, на поддержку неимущих прихожан, на религиозные праздники.
После присоединения Крымского ханства к России под названием Таврическая область османская разведка обратила особое внимание на соборные мечети, расположенные в приморских городах полуострова. Туда могли свободно приходить купеческие суда из разных стран. Так стараниями турок некоторые мусульманские храмы превратились в центры подпольной, подрывной работы против российской администрации. Первый раз имама Джума-Джами, спрятавшего группу лазутчиков из Стамбула, ящики с порохом и оружием, разоблачили - не без помощи Энвера, конечно, - летом 1784 года. Исламских террористов заковали в кандалы и по этапу отправили в Сибирь, священнослужителя вместе с семьей выслали на родину, в Турцию.
Вместо этого провалившегося шпиона султан нашел для Гезлеве-Евпатории другого, более опытного и хитрого.
Хаджи-Джафар-эфенди получил отличное богословское образование в Стамбуле, совершил хадж в Мекку и потому носил на черно-каракулевой крымской шапке белую чалму из муслина. Весь Коран он знал наизусть и легко цитировал по памяти священные тексты, что производило на верующих неизгладимое впечатление. До осени 1787 года новый имам Джума-Джами жил тихо, как агнец небесный. Он старался наладить дружеские отношения с властями Евпатории и ничем не вызывать подозрений. Энверу даже стало неинтересно наблюдать за ним. Ни одного опрометчивого шага, ни одного двусмысленного слова на еженедельной пятничной проповеди в мечети.
Но война, объявленная Османской империей нашему государству, все изменила. У Джума-Джами начали постоянно крутиться местные фанатики-татары, мечтавшие о возвращении турок в Крым. Конфидент секретной канцелярии Ее Величества с псевдонимом Дервиш знал, о чем они говорят, собираясь после вечерней молитвы в доме Хаджи-Джафар-эфенди: о высадке многотысячного османского десанта на западном берегу полуострова, о прибытии сюда нового крымского хана, назначенного султаном, - Бахт-Гирея…
В девятом часу вечера назир "Сулу-хана" постучал в дверь комнаты, занимаемой курской дворянкой. Она сидела на низком диванчике - "сете" около горящего мангала и собиралась пить зеленый чай. Слуга назира вошел следом за ним, поставил на шестигранный столик "къона" поднос с восточными сладостями и двумя чашками кофе по-турецки и удалился.
- Рассказывай о новостях, Энвер, - сказала княгиня Мещерская.
- Одна новость у меня хорошая, - молодой турок улыбнулся. - Недавно я смог заплатить калым за Мариам, среднюю дочь Ильяса, владельца столярной мастерской. Ей - тринадцать лет, она стройна, как тополь…
- Значит, ты вкушаешь радости плотской любви?
- Каждую ночь, а иногда - и днем.
- Поздравляю! - Аржанова поднесла к губам металлическую чашечку с горячим кофе.