- Не забывай, Остап, ты ведь - офицер Российской императорской армии. Ты должен испрашивать разрешение на брак у начальства. В рапорте необходимо указать имя невесты, ее происхождение, материальный достаток. Что ты напишешь там о турецкой невольнице?
- То-то и воно, ваш-выско-бродь, - грустно согласился поручик Чернозуб. - Потому зараз прийшов я до вас за советом. Бо чую, шо не даст свого дозволення командир гарнизонного севастопольского батальона подполковник Соколинский…
- Ну, сие не трудно, поручик, - сказала Аржанова. - На любого своенравного подполковника найдется полковник, а то и генерал.
- Мабуть, допомогните, ваш-выско-бродь? - с надеждой взглянул на нее Чернозуб и даже руку к груди прижал, поклонившись.
- Выход, конечно, есть.
- От це дуже добре, ваш-выско-бродь! - кирасир приободрился.
Аржанова взглянула на него испытующе: поймет ли он новую задачу, сможет ли ее исполнить? Все зависит от того, насколько послушна ему басурманка, а то ведь бывает и так, что полностью лишается соображения вроде бы зрелый, мужественный и разумный человек от этаких сексуальных экзерсисов с молоденькой стервой.
- Придется твоей Зухре креститься, то есть принять православие. - серьезно произнесла курская дворянка. - Иначе ничем ее дурную натуру не обратаешь. Потом буду просить за тебя самого капитана бригадирского ранга, Федора Федоровича Ушакова. Он-то человек добрый, ко многим сострадательный. Если, разумеется, не служить у него на корабле. Венчание - в городском храме во имя Святого Николая Угодника. Скажи ей о том, чужестранке…
- Та важко мени з нею объясняться, ваш-выско-бродь, - признался храбрый кирасир.
- А в постели как объясняешься? - не удержалась от колкости Анастасия.
Казак Полтавской губернии густо покраснел:
- Тамо ничого объяснять ей нэ трэба. Усе сама знае. Тильки повертайся з нею, да не зевай!..
Услыхав такой откровенный ответ, князь и княгиня Мещерские рассмеялись. Вторая часть обеда с компотом и яблочным пирогом прошла в непринужденной обстановке. Аржанова рассказала поручику Чернозубу, что прибыла новая инструкция из Санкт-Петербурга и согласно ей придется им снова путешествовать по побережью Крымского полуострова. Начинать Флора думает с западной стороны, с Гезлеве, ныне именуемом Евпаторией…
Аржанова очень любила крымскую степь, но только - весной, в апреле и мае, пока жаркое южное солнце не иссушит трáвы, бархатным ковром ее покрывающие. На этом зеленом бархатном ковре проступали дивные узоры: то поля лиловых фиалок, то всплески бело-желтых ромашек, то острова красных тюльпанов, то прогалины светло-лиловых крокусов.
На двух баркасах они сначала переправили лошадей, строевых и вьючных, через главный севастопольский рейд на Северную сторону. Потом оседлали, сели и поехали по степной грунтовой дороге на запад. Слева за рыжими невысокими холмами виднелось море, омывающее песчаные берега возле деревни Учкуевка. Справа расстилалась неоглядная широкая степь. Жаворонки, празднуя весну, пели где-то высоко в голубом небе, а степь цвела, жила, дышала благоуханным морским воздухом полуденного края. Аржанова вдохнула его всей грудью и захотела сама, как жаворонок, взлететь над бесконечным простором.
Между тем, одетая в офицерский мундир, подаренный ей Потемкиным-Таврическим, Флора ехала не впереди отряда, а во втором его ряду. Ее серый арабский жеребец Алмаз это сильно не любил и рвался вперед, отчего Анастасии приходилось крепче сжимать шенкеля и натягивать повод. Но правила безопасности на крымских дорогах они усвоили давно, проверили собственным печальным опытом и пока не собирались от них отступать. Таким образом, в колонне по два всадника в ряд первое место занимали поручик Чернозуб и сержант Прокофьев.
Команда в пятнадцать кирасир и драгун, числившихся при севастопольском гарнизоне, была сформирована быстро. Стоило лишь Аржановой предъявить подполковнику Соколинскому приказ, адресованный ему из Санкт-Петербурга. Весьма удивился подполковник занятиям очаровательной супруги князя Мещерского. Оказывается, по поручению Императорской Академии наук она изучала флору Крымского полуострова и обязывалась ежегодно представлять в столицу гербарии, собранные в разных районах Таврической области России. Гербарии эти имели столь необыкновенную ценность, что к охране оных и самой их собирательницы Военная коллегия предписывала Соколинскому привлекать не менее полувзвода кавалеристов в полном снаряжении и вооружении с запасом патронов на двадцать выстрелов.
Анастасии хотелось бы думать, что новое поручение императрицы позволит ей вновь собрать и привести в рабочее состояние свою знаменитую команду. Бездеятельность, которой предавались ее люди в течение трех месяцев, а также - большое количество золотых и серебряных монет, попавших к ним при разграблении крепости Очаков, по ее мнению, сослужило плохую службу тем, кто ранее государево дело умел поставить выше своих прихотей, или, по крайней мере, умело сочетал и то, и другое.
Первым откликнулся на ее зов поручик Чернозуб.
Успокоение снизошло на кирасира. Аржанова, как и обещала, сначала устроила крещение Зухры, при котором та получила имя Зои, святой мученицы, казненной за преданность вере Христовой во втором веке нашей эры, но именно 2 мая, когда надели серебряный крестик и на черкешенку. Затем последовало венчание. Хитрая девчонка без колебаний приняла оба обряда, так как уже находилась на третьем месяце беременности.
Борис Прокофьев, из однодворцев городка Вольска Саратовской губернии, обученный чтению, письму и счету, приглашение Флоры тоже счел за особую честь. Он ездил вместе с ней в Стамбул, проявил храбрость при штурме Очакова и по представлению княгини Мещерской получил чин сержанта и серебряную овальную медаль на голубой муаровой ленте, с памятной надписью. На очаковские деньги он купил двухкомнатный домик с огородом и садом на Корабельной стороне. После чего… посватался к Фатиме, невольнице, отданной Аржановой Потемкиным.
Дело в том, что курская дворянка заставляла турецких рабынь забыть об их прежнем, полуживотном существовании. Она велела им снимать безобразный хиджаб и черную чадру хотя бы во внутренних помещениях линейного корабля "Святой Владимир", сидеть за столом рядом с мужчинами из ее команды, что являлось, согласно законам шариата, ужаснейшим преступлением для женщины. Мусульманки плакали и отказывались. Тогда Аржанова пригрозила сечь их плетьми за непослушание. Ведь этих несчастных так обычно и наказывали в гаремах за самые незначительные проступки.
Кроме того, Флора не поленилась провести с ними несколько бесед на тюрко-татарском языке о том, что женщина есть такое же творение Всевышнего, как мужчина, только гораздо лучше его, ибо наделена способностью вынашивать и рожать детей, продолжая род человеческий на Земле. Невольницы буквально оцепенели от страха. По их представлениям, за подобное неслыханное богохульство кара Аллаха должна немедленно пасть на русскую госпожу. Но Аллах почему-то не вмешался, и эти разговоры продолжались, наполняя сердца бывших наложниц совершенно новыми чувствами.
Очаковский берег давно скрылся за водной гладью. Турция с ее зверскими обычаями и нравами исчезла, как фантом, привидевшийся человеку с больным воображением. Общие обеды делались все непринужденнее. Кирасиры галантно ухаживали за турчанками. По-видимому, тут сержант Прокофьев и обратил внимание на Фатиму, довольно миловидную, всегда приветливую.
Пример поручика Чернозуба вдохновил его на решительный шаг. Аржанова, высоко ценя морально-боевые качества Прокофьева и рассчитывая на дальнейшее сотрудничество с ним, согласилась, но при тех же условиях: сначала крещение, потом венчание. Фатима в тревоге спросила ее, как быть с калымом, он останется в ее семье или отойдет госпоже? Курская дворянка усмехнулась. Только мусульмане додумались покупать себе жен за деньги, как лошадей или верблюдов. Русские поступают совсем наоборот. Жена приносит свое приданое мужу, и таковое приданое она за турчанкой даст обязательно.
Теперь сержант ехал впереди и заботливо оглядывался на добрую госпожу. Сорок турецких золотых флори молодые потратили с толком. Во-первых, купили двух коров и два воза сена для них. Во-вторых, солому на крыше дома заменили красной черепицей. В-третьих, приобрели много нужной хозяйственной утвари. В-четвертых, двенадцать монет оставили для будущего младенца. В придачу ко всему Фатима, нареченная при крещении Фаиной, оказалась женой справной, работящей, безотказной в постели.
Из прежних знакомцев Анастасии, унтер-офицеров Екатеринославского кирасирского полка, прошедших с ней крымско-татарскую закалку, один Семен Ермилов не ездил в Стамбул и не сражался с турками у стен Очакова, о чем, кстати говоря, очень жалел. Зато сейчас именно он вел свою лошадь рысью рядом с курской дворянкой, чуть-чуть касаясь ее колена своим коленом. Сержант развлекал Анастасию Петровну куртуазным разговором о прекрасной погоде, способствующей их путешествию. Подобно Чернозубу и Прокофьеву, Ермилов имел рост около 190 сантиметров, мощную фигуру, обладал огромной физической силой и всеми навыками бойца спецподразделения.
Что скрывать, Аржанова питала склонность к этим русским богатырям, не раз выручавшим ее из беды. Как живой щит, прикрывали они ее от татарских стрел, османских сабель, от шальных пуль лесных разбойников на московской дороге. Потому, повернув голову к Ермилову, с ласковой улыбкой внимала она немудреным солдатским рассказам и в нужных местах восклицала: "Неужели?", "Ах, нет, такого не может быть!" или "Да-да, конечно!"