Антология - Серебряный век. Лирика стр 3.

Шрифт
Фон

V

Вот Он, истерзанный мученьем,
Апостол истины святой,
Измятый пыткой и презреньем,
Распятый буйною толпой;
Бог, осужденный приговором
Слепых, подкупленных судей!
Вот он!.. Горит немым укором
Небесный взор его очей.
Венец любви, венец терновый
Чело Спасителя язвит,
И, мнится, приговор суровый
В устах разгневанных звучит…
"Прочь, непорочное виденье,
Уйди, не мучь больную грудь!..
Дай хоть на час, хоть на мгновенье
Не жить… не помнить… отдохнуть…
Смотри: предатель твой рыдает
У ног твоих… О, пощади!
Твой взор мне душу разрывает…
Уйди… исчезни… не гляди!..
Ты видишь: я готов слезами
Мой поцелуй коварный смыть…
О, дай минувшее забыть,
Дай душу облегчить мольбами…
Ты Бог… Ты можешь все простить!
………
А я? я знал ли сожаленье?
Мне нет пощады, нет прощенья!"

VI

Куда уйти от черных дум?
Куда бежать от наказанья?
Устала грудь, истерзан ум,
В душе – мятежные страданья.
Безмолвно в тишине ночной,
Как изваянье, без движенья,
Все тот же призрак роковой
Стоит залогом осужденья…
И здесь, вокруг, горя луной,
Дыша весенним обаяньем,
Ночь разметалась над землей
Своим задумчивым сияньем.
И спит серебряный Кедрон,
В туман прозрачный погружен…

VII

Беги, предатель, от людей
И знай: нигде душе твоей
Ты не найдешь успокоенья:
Где б ни был ты, везде с тобой
Пойдет твой призрак роковой
Залогом мук и осужденья.
Беги от этого креста,
Не оскверняй его лобзаньем:
Он свят, он освящен страданьем
На нем распятого Христа!
……………
И он бежал!..
……………

VIII

Полнебосклона
Заря пожаром обняла
И горы дальнего Кедрона
Волнами блеска залила.
Проснулось солнце за холмами
В венце сверкающих лучей.
Все ожило… шумит ветвями
Лес, гордый великан полей,
И в глубине его струями
Гремит серебряный ручей…
В лесу, где вечно мгла царит,
Куда заря не проникает,
Качаясь, мрачный труп висит;
Над ним безмолвно расстилает
Осина свой покров живой
И изумрудною листвой
Его, как друга, обнимает.
Погиб Иуда… Он не снес
Огня глухих своих страданий,
Погиб без примиренных слез,
Без сожалений и желаний.
Но до последнего мгновенья
Все тот же призрак роковой
Живым упреком преступленья
Пред ним вставал во тьме ночной.
Все тот же приговор суровый,
Казалось, с уст Его звучал,
И на челе венец терновый,
Венец страдания лежал!

1879

"Осень, поздняя осень!.. Над хмурой землею…"

Осень, поздняя осень!.. Над хмурой землею
Неподвижно и низко висят облака;
Желтый лес отуманен свинцовою мглою,
В желтый берег без умолку бьется река…
В сердце – грустные думы и грустные звуки,
Жизнь, как цепь, как тяжелое бремя, гнетет.
Призрак смерти в тоскующих грезах встает,
И позорно упали бессильные руки…

Это чувство – знакомый недуг: чуть весна
Ароматно повеет дыханием мая,
Чуть проснется в реке голубая волна
И промчится в лазури гроза молодая,
Чуть в лесу соловей про любовь и печаль
Запоет, разгоняя туман и ненастье, –
Сердце снова запросится в ясную даль,
Сердце снова поверит в далекое счастье…

Но скажи мне, к чему так ничтожно оно,
Наше сердце, – что даже и мертвой природе
Волновать его чуткие струны дано,
И то к смерти манить, то к любви и свободе?..
И к чему в нем так беглы любовь и тоска,
Как ненастной и хмурой осенней порою
Этот белый туман над свинцовой рекою
Или эти седые над ней облака?

1880

"Вся в кустах утонула беседка…"

Вся в кустах утонула беседка;
Свежей зелени яркая сетка
По стенам полусгнившим ползет,
И сквозь зелень в цветное оконце
Золотое весеннее солнце
Разноцветным сиянием бьет.
В полумраке углов – паутина;
В дверь врываются ветви жасмина,
Заслоняя дорогу и свет;
Круглый стол весь исписан стихами,
Весь исчерчен кругом вензелями,
И на нем позабытый букет…

1880

"Душа наша – в сумраке светоч приветный…"

Душа наша – в сумраке светоч приветный.
Шел путник, зажег огонек золотой, –
И ярко горит он во мгле беспросветной,
И смело он борется с вьюгой ночной.
Он мог бы согреть – он так ярко сияет,
Мог путь озарить бы во мраке ночном,
Но тщетно к себе он людей призывает, –
В угрюмой пустыне все глухо кругом…

1880

Памяти Ф. М. Достоевского

Когда в час оргии, за праздничным столом
Шумит кружок друзей, беспечно торжествуя,
И над чертогами, залитыми огнем,
Внезапная гроза ударит, негодуя, –
Смолкают голоса ликующих гостей,
Бледнеют только что смеявшиеся лица, –
И, из полубогов вновь обратясь в людей,
Трепещет Валтасар и молится блудница.

Но туча пронеслась, и с ней пронесся страх…
Пир оживает вновь: вновь раздаются хоры,
Вновь дерзкий смех звучит на молодых устах,
И искрятся вином тяжелые амфоры;
Порыв раскаянья из сердца изгнан прочь,
Все осмеять его стараются скорее, –
И праздник юности, чем дальше длится ночь,
Тем все становится развратней и пошлее!..

Но есть иная власть над пошлостью людской,
И эта власть – любовь!.. Создания искусства,
В которых теплится огонь ее святой,
Сметают прочь с души позорящие чувства;
Как благодатный свет, в эгоистичный век
Любовь сияет всем, все язвы исцеляет, –
И не дрожит пред ней от страха человек,
А край одежд ее восторженно лобзает…

И счастлив тот, кто мог и кто умел любить:
Печальный терн его прочней, чем лавр героя,
Святого подвига его не позабыть
Толпе, исторгнутой из мрака и застоя.
На смерть его везде откликнутся друзья,
И смерть его везде смутит сердца людские,
И в час разлуки с ним, как братская семья,
Над ним заплачет вся Россия!..

1881

"Если любить – бесконечно томиться…"

Если любить – бесконечно томиться
Жаждой лобзаний и знойных ночей, –
Я не любил – я молился пред ней
Так горячо, как возможно молиться.
Слово привета на чистых устах,
Не оскверненных ни злобой, ни ложью,
Все, что, к ее преклоненный подножью,
Робко желал я в заветных мечтах…
Может быть, тень я любил: надо мной,
Может быть, снова б судьба насмеялась
И оскверненное сердце бы сжалось
Новым страданьем и новой тоской.
Но я устал… Мне наскучило жить
Пошлою жизнью; меня увлекала
Гордая мысль к красоте идеала,
Чтоб, полюбив, без конца бы любить…

1882

"Не вини меня, друг мой, – я сын наших дней…"

Не вини меня, друг мой, – я сын наших дней,
Сын раздумья, тревог и сомнений:
Я не знаю в груди беззаветных страстей,
Безотчетных и смутных волнений.
Как хирург, доверяющий только ножу,
Я лишь мысли одной доверяю, –
Я с вопросом и к самой любви подхожу
И пытливо ее разлагаю!..
Ты прекрасна в порыве твоем молодом,
С робкой нежностью первых признаний,
С теплой верой в судьбу, с детски ясным челом
И огнем полудетских лобзаний;
Ты сильна и горда своей страстью, – а я…
О, когда б ты могла, дорогая,
Знать, как тягостно борется дума моя
С обаяньем наставшего рая,
Сколько шепчет она мне язвительных слов,
Сколько старых могил разрывает,
Сколько прежних, развеянных опытом снов
В скорбном сердце моем подымает!..

1883

"Давно в груди моей молчит негодованье…"

Давно в груди моей молчит негодованье.
Как в юности, не рвусь безумно я на бой.
В заветный идеал поблекло упованье,
И, отдаленных гроз заслышав громыханье,
Я рад, когда они проходят стороной.

Их много грудь о грудь я встретил, не бледнея.
Я прежде не искал, – я гордо ждал побед.
Но ближе мой закат – и сердце холоднее,
И встречному теперь я бросить рад скорее
Не дерзкий зов на бой, а ласковый привет.

Я неба на земле искать устал… Сомненья
Затмили тучею мечты минувших дней.
Мне мира хочется, мне хочется забвенья.
Мой меч иззубрился, и голос примиренья
Уж говорит со мной в безмолвии ночей.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Похожие книги