Роман "Экспансия-III" заслуженного деятеля искусств, лауреата Государственной премии РСФСР писателя Юлиана Семенова является продолжением романов "Экспансия-I" и "Экспансия-II". Романы объединены одним героем – советским разведчиком Максимом Максимовичем Исаевым (Штирлицем). В построенном на документальной основе произведении разоблачается реакционная деятельность ЦРУ в Латинской Америке в послевоенный период.
Содержание:
Штирлиц (Барилоче, сорок седьмой) 1
Роумэн (Голливуд, сорок седьмой) 5
Черчилль, Даллес, Франко, Бэн (сорок седьмой) 8
Кристина (Осло, сорок седьмой) 12
Штирлиц, Ганс (Барилоче, сорок седьмой) 15
Штирлиц (Аргентина, сорок седьмой) 20
Гарантированная свобода личности (сорок седьмой) 23
Роумэн, Спарк (Лос-Анджелес, сорок седьмой) 25
Генерал Хойзингер, Гелен, Штирлиц (сорок седьмой) 28
Штирлиц, Клаудиа (Барилоче, сорок седьмой) 31
Кристина (Осло, сорок седьмой) 36
Роумэн (Голливуд, сорок седьмой) 38
Сенатор Оссорио, Клаудиа (Буэнос-Айрес, сорок седьмой) 42
Роумэн (Голливуд, сорок седьмой) 46
Стенограмма допроса бригаденфюрера СС Вальтера Шелленберга (Лондон, сорок седьмой) 49
Сенатор Оссорио, Клаудиа (Буэнос-Айрес, сорок седьмой) 51
Штирлиц (Барилоче, сорок седьмой) 54
Позиция (Нью-Йорк, сорок седьмой) 57
Штирлиц, Оссорио (Буэнос-Айрес, сорок седьмой) 61
Кристина, Джек Эр (Осло, сорок седьмой) 65
Даллес, Макайр, ИТТ, Визнер (сорок седьмой) 68
Роумэн, мафия (Нью-Йорк, сорок седьмой) 71
Штирлиц, де Лижжо, Росарио (Аргентина, сорок седьмой) 74
Роумэн, Синатра (Нью-Йорк, сорок седьмой) 77
Джек Эр, Гелен, Макайр (Мюнхен, сорок седьмой) 80
Штирлиц, Росарио, Мюллер (Аргентина, сорок седьмой) 83
Роумэн, Синатра, Лаки (сорок седьмой) 86
Штирлиц, Трумэн (сенат США, сорок седьмой) 89
Роумэн, Пепе, Макайр (сорок седьмой) 91
Штирлиц, Мюллер (Аргентина, сорок седьмой) 94
Макайр, Визнер, Лаки (сорок седьмой) 97
Мюллер, Штирлиц (сорок седьмой) 99
Криста, Элизабет, дети, Нильсен, Эр (сорок седьмой) 102
Штирлиц, Мюллер (Аргентина, сорок седьмой) 105
Роумэн, Пепе, Сомоса, Визнер (Панама, Манагуа, сорок седьмой) 107
Штирлиц, Роумэн, Мюллер, Пепе (сорок седьмой) 112
Роумэн, Штирлиц, Пепе, Мюллер (Аргентина, сорок седьмой) 115
Примечания 117
Экспансия - III
Штирлиц (Барилоче, сорок седьмой)
Ну и что, спросил себя Штирлиц, как будем жить дальше? Ты и я, два человека, существующие в одном и том же обличье, но думающие порой по-разному, мура собачья, ей-богу. Почему, возразил он себе, прибегни к спасительному "все разумное действительно", сколько раз тебя выручал Гегель с его абстрактным, отрешенным от суеты мышлением, выручит и сейчас...
Двадцать пять лет я не был в России; четверть века, страшно произнести... Это все ерунда, что я живу ей, грежу ею, изучаю все, связанное с ее трагической и великой судьбой; я похож на доктора, который ставит диагноз, наблюдая пациента через толстое пуленепробиваемое стекло.
Я живу здесь, в Барилоче, у подножия Анд, в столице горнолыжного спорта Аргентины, в семи милях от коттеджей, где обосновались физики, – среди них есть местные, родившиеся в этой прекрасной стране, есть эмигранты, сбежавшие от гитлеровцев, а есть нацисты, те, которые работали в исследовательских институтах рейха; истинный ученый похож на зрячего слепца, он одержим своей идеей, он редко задумывается над тем, кто воспользуется его идеей, сделавшейся хиросимской явью; всю свою историю человечество пугалось шагать во тьму неизведанного и все же – шагало... Что же, спросил он себя, да здравствует инквизиция, которая хотела удержать мир от знаний?! Бред, ужас какой-то...
Я живу здесь уже четыре месяца, без связи с Роумэном, учу веселых аргентинцев кататься на "росиньолях" по бело-голубым снежным полям, которые становятся синими, ледяными в середине июня, когда зима окончательно вступает в свои права, метут вьюги, ломко стреляют искры в каминах пансионатов, что открыли вокруг подъемников австрийцы из-под Линца и баварцы; ленится белое пиво, девушки в красных фартучках, тихо звучат песенки, привезенные из Тироля, мистерия какая-то...
За это время я заработал триста сорок два доллара; от того, что мне дал Роумэн при расставании в Мадриде, осталось сто сорок семь; на кофе и сандвичи хватит, весну и лето переживу, в конце концов, можно попробовать увлечь приезжающих сюда на отдых толстосумов туристскими маршрутами в Чили – через горы. Ладно, пройдет еще полгода, а что дальше? Я узнал, где здесь живет Риктер, когда он приезжает сюда из Кордовы, Байреса или Мар дель Плато, – а что дальше? Я не готов к решающей беседе с ним, нужны данные от Пола, а их нет. Я не приблизился ни на шаг к тайне атомной бомбы, которую клепают здесь, совсем рядом, на острове Уэмюль мои бывшие товарищи по партии, я не узнал ничего нового о тех, кто являет собою затаенную структуру нацизма в Латинской Америке, – зачем же я здесь? Во имя чего?
Ты здесь во имя того, ответил он себе, чтобы сделать то, чего ты не имеешь права не сделать. Мужчина – это добытчик. Нельзя возвращаться с пустыми руками, грешно приходить домой с пустыми руками.
А ты уверен, что тебя там ждут? Он часто слышал в себе этот вопрос, и звенящая пустота, которая рождалась в нем после того, как звучали эти треклятые слова, была самым страшным мучением, потому что, давно привыкший к постоянному диалогу с самим собою, на этот раз он не знал, что ответить, а лгать – не хотел или, точнее, не мог уж более.
...Штирлиц поднялся с деревянной лесенки, что вела на второй этаж домика, где Отто Вальтер держал свою прокатную станцию – горные лыжи, ботинки, куртки, перчатки, очки и шлемы, – застегнул куртку (с Анд валили снежные сине-черные облака) и пошел в бар к Манолетте; старик славился тем, что делал сказочный кофе, лучший, чем итальянский "капуччини": сливочная пена сверху и обжигающе горячая крепость на донышке толстой керамической чашки.
У Манолетте было тихо и пусто; в печке, сделанной, как и все в Барилоче, на немецкий манер, огонь алчно ломал поленца; старик стоял, прижавшись к теплым изразцам спиною, и лениво следил за большой мухой с зеленым брюшком, медленно летавшей вокруг настольной лампы, что стояла на баре.
– Нет, ты только погляди на нее, – изумленно произнес Манолетте, – вот-вот ударят холода и все занесет снегом, а эта мерзавка не сдается... Остальные сдохли – куда более здоровые, – а зеленобрюшка все летает и летает...
– Остальные уснули, – возразил Штирлиц. – Они засыпают на зиму. А весной оживают.
– Темный ты человек, Максимо, сразу видно – из Испании, там школ мало и ботанику не учат... Если бы все мухи засыпали на зиму, а весной просыпались, то мы бы стали планетой мух, а не людей.
– А может, мы и есть такая планета? – Штирлиц пожал плечами. – Ну-ка, угости меня кофе, дружище...
– Я угощу тебя кофе, а ты позвони-ка своему патрону, он тебя ищет.
– Приехали какие-нибудь буржуи? – спросил Штирлиц. – Не терпится встать на лыжи? Схватить снежного загара?
– Этого он не говорил, – ответил Манолетте и отошел от печки. – Хочешь выпить?
– Мало ли чего я хочу...
– Я угощаю.
– Тогда не откажусь.
– Чего тебе налить? Бренди? Или виски?
– Налей виски.
– С водой?
– Нет, чистого, безо льда.
– Здесь у всех ломается настроение, когда с Анд валятся снеговые облака, Максимо. Сколько лет я здесь живу, а все равно не могу привыкнуть, тоска какая-то, безнадежность, мрак...