Глава IV. ЗАБЫТЫЙ ПРОСИТЕЛЬ
Следующим утром приор Ла Рабиды оседлал мула и отправился в Гранаду, где владыки Испании готовились к наступлению на последнюю цитадель сарацин.
Ехал он с уверенностью в успехе и не ошибся. Королева Изабелла приняла духовного отца с полной почтительностью. Внимательно выслушала его и, заражённая энтузиазмом фрея Хуана, вызвала казначея и приказала отсчитать двадцать тысяч мараведи для снаряжения и путевых расходов Колона. И отпустила торжествующего францисканца с тем, чтобы он привёл к ней этого человека.
Достопочтенный приор и не мечтал, что поездка его сложится так удачно, и поспешил в Ла Рабиду, чтобы передать Колону добрые новости.
- Королева, наша мудрая и добродетельная госпожа, услышала молитву бедного монаха. Используйте этот шанс, и весь мир будет у ваших ног.
И Колон, ещё не веря своему счастью, тут же собрался в дорогу. Сына с согласия приора он решил оставить на время в монастыре, а потом вызвать ко двору их величеств.
Перед самым отъездом к нему заглянул Мартин Алонсо Пинсон.
- Я пришёл пожелать вам удачи и поздравить с королевской аудиенцией. Клянусь Богом, вы не могли найти лучшего посланника, чем приор.
- Я это понимаю, как и чувствую вашу благожелательность ко мне.
- Благожелательность - ещё не всё. В конце концов, и я приложил руку к вашему успеху. - И, отвечая на вопрос во взгляде Колона, продолжил: - Поймите меня правильно, сеньор. Именно благодаря тому, что я поддержал вас, фрей Хуан отправился к королеве.
- То есть я ваш должник, сеньор? - в голосе Колона зазвучал холодок. Мартин Алонсо рассмеялся. В чёрной бороде за алыми губами блеснули его крепкие зубы.
- Этот долг вы сможете отдать мне с прибылью для себя. Помните, сеньор, что я готов поддержать ваш проект. Я люблю риск, у меня есть деньги, чтобы оплатить его. Кроме того, как я и говорил вам, я умею командовать кораблями.
- Вы вдохновляете меня на подвиг, сеньор, - с ледяной вежливостью ответил Колон, - но, кажется, я выразился достаточно ясно, говоря, что частным лицам такая экспедиция не по карману.
- Однако разве вы не допускаете мысли о том, что частные лица могут принять в ней участие? Почему, собственно, нет, если корона возьмёт на себя львиную долю затрат?
- Мне представляется, что корона, если поддержит меня, должна взять на себя все расходы.
- Должна, но сможет ли? - не отставал Алонсо. - Королевская казна не переполнена золотом. Война порядком опустошила её. Король и королева, возможно, примут вас благосклонно, но решатся ли на столь большие расходы? И вот тут моя помощь могла бы прийтись весьма кстати. Я лишь прошу, чтобы вы вспомнили обо мне, если возникнет такая необходимость. В конце концов, я прошу лишь то, что причитается мне по праву, раз уж благодаря мне фрей Хуан поехал к королеве.
- Я вспомню о вас, - пообещал Колон.
Но уехал в твёрдой решимости забыть об Алонсо. Он не нуждался в сотоварищах, особенно не хотел видеть рядом с собой этого навязчивого купца с толстым кошельком, который не только потребовал бы участия в дележе прибыли, но и захотел бы урвать себе славу первооткрывателя.
Считая, что все беды позади, приодевшись на деньги королевы, Колон прибыл ко двору их величеств. В памяти его чётко отпечатались слова францисканца: "Королева, наша мудрая и добродетельная госпожа, услышала молитву бедного монаха. Используйте этот шанс, и весь мир будет у ваших ног".
Вдохновлённый напутствием фрея Хуана, Колон не сомневался в успехе. Уж кто-кто, а он умел преподнести себя в лучшем свете.
Так что на аудиенцию во дворец Алькасар в белокаменном городе Кордове прибыл не жалкий проситель, но разнаряженный красавец, убеждённый в том, что он - хозяин своей судьбы.
Если бы всё зависело только от королевы, Колон добился бы своего в тот же день. Благоразумная и хладнокровная, она всё же оставалась женщиной и не могла не поддаться обаянию, энтузиазму и магнетическому влиянию Колона. Но рядом с ней находится король Фердинанд, неулыбчивый, суровый, один из самых расчётливых владык Европы. Ему ещё не было сорока лет. Среднего роста, широкоплечий, светловолосый, с проницательными глазами, он с явным неодобрением встретил протеже фрея Хуана, который к тому же вёл себя так, словно был роднёй королевским особам.
Их величества приняли Колона в тронном зале Алькасара, освещённом солнечным светом, падающим через огромные окна, со стенами, обшитыми кожей, выделкой которой славились мавры Кордовы, с мраморным полом, устланным дорогими восточными коврами. За спиной королевы стояли две её фрейлины: миловидная юная маркиза Мойя и графиня Эсканола. Короля сопровождали Андреас Кабрера, маркиз Мойя, дон Луис де Сантанхель - седобородый казначей Арагона, и Эрнандо де Талавера, приор Прадо, высокий аскетичный монах в белой рясе и чёрной мантии иерономита.
Все они, как и большинство ближайших советников правителей Арагона и Кастилии, были новыми христианами - евреями, принявшими крещение и возвысившимися благодаря талантам, присущим многим представителям их национальности. Возвышение их порождало зависть, проявлявшуюся во всё большем преследовании евреев Святой палатой.
Колон, как следовало из его фамилии, был одним из них и при желании мог бы заметить симпатию в глазах Сантанхеля и Кабреры. Талавера же даже не взглянул на просителя. Бескомпромиссно честный, разумеется в своём понимании честности, к новообращённым евреям он испытывал скорее враждебность, чем симпатию.
Колон же словно и не замечал сановников. Глаза его не отрывались от королевы, соблаговолившей последовать совету фрея Хуана Переса. Он видел перед собой женщину лет сорока, небольшого роста, полноватую, с добрыми синими глазами. Она располагала к себе, привлекала, и скрыть это не мог даже парадный наряд - алая, отороченная горностаем накидка и платье из золотой парчи, перепоясанное белым кожаным поясом с огромным рубином вместо пряжки.
Она мягко обратилась к нему, но в её ровном голосе Колон уловил свойственную королеве властность. Похвалила идеи, высказанные ей приором Ла Рабиды, и заверила, что более всего хочет узнать поподробнее о том, как он намерен укрепить могущество Кастилии и Арагона.
- Я целую ноги вашего величества, - с высоко поднятой головой, громким голосом начал Колон. - Я благодарю вас за оказанную мне честь. Я принёс обещание открытий, по сравнению с которыми всё то, что получила Португалия, покажется малым и ничтожным.
- Обещания… - презрительно фыркнул король, но Колона это не остановило.
- Да, обещания, ваше величество. Но, видит Бог, обещания, которые будут выполнены.
- Говорите, говорите, - с усмешкой продолжил король. - Мы готовы вас выслушать.
И Колон приступил к изложению своей космографической теории. Но не успел он достаточно углубиться в доказательства, как его вновь прервал хриплый голос Фердинанда.
- Да, да. Всё это мы уже слышали от приора Ла Рабиды. Именно его чёткое изложение ваших идей послужило причиной того, что её величество даровало вам аудиенцию в то время, когда, как вы, наверное, хорошо знаете, все наши помыслы заняты крестовым походом против неверных.
Человек, менее уверенный в себе, испытывающий большее почтение к коронованным особам, несомненно, смутился бы. Колон же решительно двинулся вперёд.
- Богатства Индий, которые я положу к вашему трону, - неиссякаемый источник, черпая из которого вы залечите все раны войны и получите средства для её успешного завершения, даже если она будет продолжаться до вызволения гроба Господня.
Едва ли кто смог бы найти лучший ответ, чтобы завоевать симпатию королевы. Но в лице Фердинанда он столкнулся с серьёзным противником. Со скептической улыбкой на полных губах тот заговорил, прежде чем королева успела открыть рот.
- Только не забудьте сказать, что всё это мы должны принимать на веру.
- А что есть вера, сир? - позволил себе вопросить Колон и, отвечая, дал понять, что вопрос чисто риторический: - Умение увидеть то, что дадено по наитию, без осязаемых доказательств.
- Это уже больше похоже на теологию, чем на космографию. - Фердинанд обернулся к Талавере. - Это скорее по вашей части, дорогой приор, чем по моей.
Монах поднял склонённую голову. Голос его звучал сурово.
- Я не стану спорить с подобным определением веры.
- Я, конечно, не теолог, - вмешалась королева, - но не слышала более понятной формулировки.
- Однако, - Фердинанд взглянул ей в глаза, - в подобных делах унция фактов перевешивает фунт веры. Чем практическим может подтвердить сеньор Колон свои рассуждения?
Вместо ответа королева предоставила слово Колону.
- Вы слышали вопрос его величества?
Колон опустил глаза.
- Опять я могу лишь спросить, что есть опыт, и ответить, что опыт - не более как основание, на котором строит здание тот, кто наделён божественным даром воображения.
- Ваши слова достаточно запутанны, чтобы казаться глубокомысленными, - едко заметил Фердинанд, - но не подвигают нас ни на шаг.
- Но, ваше величество, они по меньшей мере указывают путь. Именно используя дар воображения, представляя себе неизвестное на основании известного, испытанного, человек и поднимался всё выше и выше от варварского невежества.
Фердинанд начал выказывать раздражение - у Колона на всё находился ответ.
- Вы уводите нас от реалий в мир грёз, - бросил король.
Колон вскинул голову, словно его оскорбили. Глаза зажглись фанатичным огнём.