– На дом лес берут весной, да и не пилят – рубят, так бревна меньше гниют. То же и на частокол. А тут – спилено. И следы… На берегу реки – нечеткие, но ровной цепью. Эдуи так не ходят, нет, это римляне. И деревья они спилили – для лагеря. Им ведь все равно – пусть потом сгниют.
– Так-так, – заинтересованно протянул Беторикс, вовсе не имевший никаких оснований не доверять сообщениям братца. Пусть тот хоть и юн и не опытен, но в таких вот делах… Раз сказал – не галлы лес спилили, а римляне – так это уж точно так и есть.
– И куда течет та река?
– Там не река, речушка. На восток, в земли секванов.
– Та-ак, – снова протянул вождь, на этот раз уже куда более озабоченно. – Значит, к секванам.
– Да, к ним. Эта речка впадает в Родан.
– А по его берегам живут аллоброги и вольки – племена, давно преданные Риму, – Беторикс задумчиво закусил губу. – При нужде там можно набрать новые легионы… если, конечно, разрешит сенат. А сенат разрешит – ведь до замирения Галлии далеко, да и возможно ли оно вообще, это самое замирение.
Тут молодой человек невольно расправил плечи, ощутив прилив гордости, – все же лично он немало поспособствовал победе Верцингеторикса, и поражение Цезаря под Алезией – почти полностью его, Беторикса, заслуга – такие вот пироги с грибами. А ведь римляне спокойно могли победить… да ведь и победили бы…
– Что же, получается, римляне отошли к Родану и строят там лагерь. Зачем? Собираются провести там зиму?
Вождь нервно сплюнул в траву. Было от чего нервничать! Если все так, как сказал Кари, если римляне замыслили строить на берегах Родана лагерь, значит… значит, они вовсе не собираются уходить из Галлии… из той Галлии, что презрительно называли Косматой! Уже почти завоеванной… завоеванной бы, если б не Верцингеторикс… И – Беторикс!
А что, в тех землях Цезарю будет очень неплохо – легионеры переждут дождливую зиму, подкормятся, тем более, секваны и вольки для них – свои, это вот аллоброги вроде как волновались… так вот и повод для набора еще одного легиона – усмирить, чтоб не глядели в сторону Верцингеторикса и прочих восставших галлов. Сам верховный вождь – из арвернов, что живут в горах и долинах меж потухшими вулканическими жерлами, аврвены испокон веков считали себя врагами Рима, а вот их соседи и давние соперники эдуи – наоборот. Это сейчас, после поражения Цезаря под Алезией, эдуи присмирели, однако, если римляне вновь пойдут войной… А они пойдут, Цезарь не из тех полководцев, что бросают дело на полпути! Подумаешь, вынужден был отступить… и что из этого? Судя по всему, римляне никуда из Галлии не уйдут, да они и не собираются – строят укрепления, лагеря, вполне способные превратиться за зиму в цветущие римские города! А что? Потянутся торговцы, веселые девки, там и ремесленники, и местные землевладельцы с крестьянами – многим, очень многим порядок нужен, а римский порядок – всем порядкам порядок, это вам не какая-нибудь анархическая галльская вольница, где, ежели у тебя полно земли и воинов, так все остальные могут отдыхать и сидеть на заду ровно. Да-а… слишком уж много аристократов именно так и считают, именно так себя и ведут. Что им Верцингеторикс? Так, первый среди равных. Просто авторитетный вожак, боевое знамя. Правда, сейчас они вокруг него сплотились, да – но ведь это только перед лицом всеобщей опасности. А сейчас, когда римляне ушли… якобы ушли…
О, славная победа при Алезии вскружила головы слишком многим! Камунолис, Эльхар и все прочие ходят, задрав нос – что нам, мол, какой-то там Цезарь? И зачем держать ухо востро? Хочешь мира – готовься к войне? Так ведь вовсе не этому учили мудрые предки. Нет такого в древних галльских обычаях. Победили? Да! Римлян больше нет? Нет! Так зачем забивать себе башку гипотетической угрозой, когда надо как можно быстрее решить куда более своевременные задачи – устроить пир горой, поделить оставшиеся без римского присмотра земли – главное – власть! Вот уж – да – дележ властного пирога штука на редкость увлекательная, какой там, к хвостам собачьим, Цезарь?! Нет его – и нет. Ушел! И нечего тут трезвонить, дескать – вдруг да вернется. Вернется – тогда и будем проблему решать, вновь собирать войско, которое сейчас обязательно надобно распустить… Конечно, распустить – кто им командует-то? Верцингеторикс. А кто такой Верцингеторикс? Всего лишь арвернский вождь. Арверны, конечно, народ многочисленный и авторитетный… так ведь и эдуи ничуть не хуже. И битуриги – тоже. А еще и карнуты, и сеноны, и левки есть. Кого только нет. И в каждом племени – своя падкая до власти знать, у каждого аристократа – своя монета, которую вовсе не для обмена чеканят – для хвастовства да гордости пущей. Галльских князьков хлебом не корми, а дай друг перед дружкой похвалиться.
Забудут все о Цезаре. Уже забыли. Дело такое – все хотят власть делить.
А Цезарь весною возьмет – и ударит. Что тогда? Снова поля да деревни на его пути жечь, чтоб не было чем поживиться проклятым римлянам? Снова в Алезии прятаться? Так следующей осады да новой римской мощи она может и не выдержать.
– В общем, так, – оторвавшись от своих раздумий, молодой человек решительно махнул рукою. – Кари, собирай вечерком всех десятников. Думать, решать будем.
– Сделаю все, мой вождь, – юноша почтительно приложил руку к сердцу и поклонился.
– Да брось ты кланяться, – разозлился Беторикс, но при этом почему-то посмотрел на жену:
– Ты-то что молчишь, милая? Скажи ему, он же брат наш все же.
– Я младший, – находчиво пояснил Кари. – А младший старших во всем должен слушаться – отца-матери вместо.
– Ишь ты! – вождь не выдержал, хохотнул, хотя давно уже приучал себя почем зря не смеяться – не солидно для вождя и друида. Но тут все же не удержался:
– Нет, ну ты только глянь, родная, – он нас уже в отцы-матери записал! Хорошо – не в дедушки с бабушкой, благодарствуем и на том. Ну, что ты стоишь, братец? Иди, за лагерем там присмотри.
– Иду уже, вождь мой!
– Опять он за старое. Алезия, ну что ты молчишь-то?
– Думаю, – усевшись на камень рядом с супругом, юная красавица накручивала на палец золотисто-медовый локон.
– Думаешь? – Беторикс проводил взглядом торопливо шагавшего к раскинутым возле кленовой рощицы шатрам и палаткам братца. – И о чем же ты думаешь, мое сердце?
– О чем и ты, – пожав плечами, девушка посмотрела на мужа с таким лукавым прищуром, словно бы давно заметила его в чем-то непотребном, да только до поры, до времени стеснялась сказать:
– Говоришь, вечером с десятниками все решать будешь? Ой ли? Я так полагаю – ты уже сейчас все решил. Не так?
– Так, – согласно кивнул вождь. – Но с десятниками… оно как бы лучше будет, как будто мы вместе все, как воины… Как принято и как надо.
– Да понимаю я все, ладно, – отмахнулась Алезия. – По тем же причинам ты и меня на совет свой не позовешь – невместно среди воинов деве. Потому заранее попрошу: скажи, что решил? Хотя я, конечно, догадываюсь.
Молодой человек хмыкнул:
– Ну, тогда говори, раз догадываешься. А я послушаю.
– Ну, слушай, – юная галльская нимфа вдруг резко посерьезнела, на устах ее уже не было и намека на улыбку, голубые глаза смотрели строго, а левая бровь, чуть приподнявшись, дернулась. – Завтра или в самые ближайшее дни наши воины должны своими глазами увидеть римский лагерь. И лучше – не один. Увидеть, а потом – доложить на совете знати. Только тогда вельможи поверят.
Расхохотавшись, Беторикс чмокнул жену в щеку:
– Умная ты у меня, однако – прямо мысли читаешь.
– А ты думал?! Мой батюшка все ж таки был не последний друид, – Алезия вдруг прищурилась. – Смотри-и-и… Вот если почувствую, что связался с какой-нибудь женщиной… Бедная тогда это будет женщина! Да и еще кое-кто…
Сказала и этак загадочно улыбнулась – не поймешь, то ли пошутила, то ли всерьез… Нет, все же всерьез, наверное.
– Милая моя… неужели, ты думаешь, что я тебя не достаточно сильно люблю?
– Любишь – да. И сильно, – смешно наморщив носик, Алезия опустила ресница и произнесла уже гораздо тише спокойным и уверенным тоном. – Я не думаю – я знаю. А про женщину, извини, так просто сказала. Но все же… Да! Вот еще что! Хорошо б нам с тобой найти того человечка, что столь пристально за нами следил… кстати, не только сегодня.
– Ну, допустим, найдем, – Беторикс задумчиво поскреб бородку. – И что? Он, конечно же, скажет, что просто охранял нас… по поручению какого-нибудь вельможи или даже самого великого вождя. Не вижу никакого смысла в допросе.
– А ненадобно никакого допроса, о, муж мой, – с уверенностью заявила Алезия. – Просто мы должны знать соглядатая… хотя бы одного. И он должен обязательно оказаться в разведке… и увидеть римлян! А потом доложить тому, кто его послал.
Вечером, у небольшого костра, разложенного Кариоликсом невдалеке от шатров амбактов, молодой вождь встретился со своими десятниками. Первый – пучеглазый, добродушный с виду, Бали, бывший деревенский староста. Вторым был юркий шустроглазый Карнак – чернявый кудряш, чем-то похожий на массилийского грека… а может, он и был грек, по крайней мере наполовину, о чем, по мнению Беторикса, красноречиво свидетельствовали миндалевидные оливки-глаза.
Вообще, этот Карнак казался довольно шустрым парнем, и, несмотря на молодость – ему вряд ли можно было дать больше двадцати – уже успел много чего повидать в этой непростой жизни. Наверное, потому и выбился сейчас в десятники – из изгоев-то! Хотя амбакты молодого вождя все считались изгоями – из кого же было их еще набирать? Наследственных зависимых людей не было.