- Ты чо это? - усмехнулась жена разбитыми губами. - Думаешь, коли помолюсь, так и прощу? Как же! Кукиш тебе!
- Да нет, - спокойно и как-то буднично сказал Тимофей. - Убивать я тебя буду.
- Да ты чо удумал-то? - испугалась Татьяна. - Ты чего делаешь-то? Тимофей, ты что, сполоумел, что ли?
Жена попыталась вскочить, но Тимофей ударом ноги опрокинул ее на спину, а потом, схватив за горло, принялся душить. Танька сопротивлялась с невероятной силой. Ей удалось подтянуть к себе ноги и сильным толчком отпихнуть незадачливого душителя в сторону. Вырвавшись, баба метнулась к двери. И, может быть, ей бы удалось убежать, но в дверях она столкнулась с Косткой, входившим в избу. Тимоха же, вскочив на ноги, ухватил жену за волосы, намотал их на руку и ударил Таньку головой об печку.
- Тимоша, да ты что? - опешил Костка. - Ты что делаешь-то?
- Заткнись! - рыкнул Тимофей на друга и приложил бабу еще несколько раз. Потом, бросив валявшуюся без чувств жену, устало упал на лавку.
- Тимоша, ты чо делаешь-то? - повторил перепуганный Конюхов.
Тимофей, отдышавшись и дождавшись, пока утихнет дрожь в руках, выговорил:
- Да вот, удавить ее хотел, стерву, да не вышло, - ухмыльнулся он страшной улыбочкой. - Не судьба мне душителем-то быть. Опять, вишь, не получилось.
Поднявшись, он внимательно осмотрел свой кафтан (нет ли крови), накинул епанчу и вытащил из-под лавки заранее приготовленную дорожную сумку и саблю.
- Лошади где?
- Во дворе стоят, овес жуют. Где ж им быть-то? - едва сумел выговорить Костка. - Только мне их еще вчера надо было возвертать. Батька мне башку оторвет…
- Ну а теперь-то уж и вовсе не возвернешь, - сказал Тимофей, к несказанному ужасу друга. - Одну-то кобылку я уж точно возьму. Ну а вторую-то надо ли возвертать? Ты как? Со мной поедешь али останешься? Токмо если останешься, то прямая тебе дорога в застенок али на дыбу. Сам знаешь, что все будут думать, что ты - соучастник мой…
- Может, живая еще? - робко спросил Костка, косясь на тело Татьяны, распростертое на полу. Подошел было к бабе, протянул руку, но испугался и отскочил к двери.
- Ну, коли живая, то щас добью, - хмуро пообещал Тимоха, выгребая из печки горящие угли и рассыпая их на соломе. - Ну так чего надумал-то? Едешь али нет? Не боись, тебя убивать не буду.
Конюхов постоял немножко, а потом резко снял с себя шапку и стукнул ею об пол:
- Эх, все одно погибать! Без тебя - на дыбу, с тобой - на плаху! Вместе поедем…
* * *
- Тимоша, силов моих больше нет, - причитал Костка, мотаясь в седле из стороны в сторону. - Осьмой день без горячего. Не май ведь месяц во дворе. Холодно на одних-то сухарях да на воде. В бане уж, почитай, две седмицы не были. Того и гляди бельишко сопреет да вши заведутся. Задницу до костей протер. Давай хоть на каком-нить постоялом дворе денек-другой побудем. А, Тимоша?
Тимофей никак не откликнулся на мольбу приятеля и продолжал молча ехать вперед. Конюхов, почитай, голосит уже вторую неделю. Но все-таки отдохнуть бы не помешало. Если не ради самих, то хоть ради лошадей. Скотина, она, чай, не человек - ей отдых нужен. А за последние дни они питались кое-как, в придорожных трактирах да грязных харчевнях, спали урывками, прямо на скамейках. А чего, спрашивается, было так спешить?
- Ладно, - смилостивился Акундинов. - Еще немножко проедем да избенку какую-нибудь поищем. За денежку-то любой смерд нас и в бане выпарит, и накормит, и напоит.
Тут, словно бы по заказу, чуть в стороне от дороги появилась и деревушка. Так себе - на два двора, не больше. Дым шел только из одной избы, а вторая, видно, была нежилая. "Оно и к лучшему, - подумал Тимофей, направляя коня к жилью. - Меньше увидят, меньше услышат!"
- Слушай, а чего они на ночь глядя печь топят? - удивленно спросил Костка, привыкший к тому, что в Москве печи топили только по утрам.
- А хрен его знает, - пожал плечами Тимоха. - Может, выстыло уже, а может, погреться хотят. А может, хлеб решили напечь с вечера.
- Им что - дров не жалко? - недоумевал Конюхов.
- А чего их жалеть-то? - удивился Тимофей. - Лес-то вон он, рядом. Деньги за дрова платить не надо.
- У, лес… - сообразил Костка. - Тогда понятно. А я как вспомню, как батька матку ругал, что дрова зазря жжет, то все и кажется, что сажень дров полкопейки стоит. Хорошо деревенским. Сбегал в лесок, дровец нарубил да сиди себе грейся на печке. Им-то в приказы ходить не надо…
Оба дома были окружены изгородью. Не из жердей, сбитых в пролеты, и не из кольев, она была плетеная, как корзинка.
- О, изгородь-то, как в Малороссии, - определил бывалый Конюхов. - Значит, в Польшу едем!
Тимофей, спрыгнув на землю, подошел к крыльцу. Хотя изгородь вокруг дома и была сделана по южному образцу, но сам дом был русским - бревенчатым, а не из глины, замешанной пополам с навозом или кукурузной соломой. Изба - пятистенок, в котором зимняя половина отделена от светелки. Слева большого сарая для скота - конюшня. Не похоже, что бедняки.
- Хозяева! - громко позвал он, колотя в дверь рукояткой нагайки. - Пустите на постой!
За дверью раздалось скрежетание, и чей-то низкий голос (не понять, мужской или бабий) ответил:
- Пшел ты к медведю на ухо! Ходят тут всякие нищеброды. В монастырь валяй, там изба есть для бродяг. А тут вам, дармоедам, не подают.
- Мы заплатим! - не смущаясь неласкового приема, крикнул Тимоха.
За дверью установилась тишина, а потом все тот же непонятный голос спросил:
- А чо надо-то?
- Да ты не бойся, - покровительственно сказал Акундинов и принялся перечислять: - Баня и еда - для нас, конюшня с овсом - для коней. Ну, хорошо бы еще щец с мясом, пироги с капустой да постели. Ну дак чего забоялся-то?
Дверь медленно отворилась. На пороге стоял мужик, хоть и невысокого роста, но поперек себя шире. За плечом угадывалась ладно скроенная бабенка.
- Да я и не боюсь, - бабьим голосом сказал мужик, поигрывая охотничьим рожном. - Так, говоришь, денежки заплатишь?
Тимоха, оценив фигуру хозяина, наглеть не стал:
- Сколько возьмешь за три дня?
- Три копейки с денгой, - назвал цену своего гостеприимства хозяин.
- Одна, - принялся торговаться Тимоха.
- Три, - слегка уступил мужик.
- Две, - повысил Акундинов, хотя торговался из чистого озорства.
- Три, - еще немного уступил хозяин и пригрозил. - Больше не уступлю! На три дня да на двоих… Да кони еще. Одного овса на них полкопейки уйдет. А сена еще.
- Ладно, - согласился Тимоха. - Но баба нам исподнее постирает.
- Добро, - согласился хозяин, протягивая широкую, как лопата, ладонь.
Тимофей, отзываясь на рукопожатие, чуть не завыл - хватка у мужика была железной! И хватка, и фигура никак не вязались с низким визгливым голосом и безволосым, одутловатым и, опять-таки, каким-то бабьим лицом.
- Маланья, баню топи, - приказал хозяин жене, а сам обернулся к гостям: - Пойдем, коней поставим, а потом перекусим, чтобы в баньку-то на голодное брюхо не ходить. Воды там довольно, а каменка теплая еще. Только дровец подкинуть, так мигом и дойдет.
Скоро все трое уже сидели за столом и уминали черствые пироги с грибами, запивая их квасом. Хозяин, которого звали Прокопом, позевывая, говорил гостям:
- Ничо! Щас банька приспеет - напаритесь. Пока паритесь, баба ужин сготовит. Щец, правда, нет - выхлебали, но гречка с мясом есть. Ну, грибочки-огурчики всякие.
- Водку будешь пить? - неожиданно спросил Тимофей, вытаскивая из сумки флягу, чем поверг в изумление Костку, который уже несколько дней клянчил хотя бы чарочку.
- А чего бы не выпить? - отозвался хозяин, пытаясь говорить степенно. Но голос-предатель то и дело срывался на визг, поэтому получалось смешно. То ли баба переодетая, то ли подросток, пытающийся говорить под мужика. - Ежели мало будет, так я свою достану. Дешевле некуда - две копейки ведро.
- С табаком, небось? - деловито поинтересовался Костка.
- Ну, еще чего, - слегка обиделся хозяин. - У меня ведь не как в кабаке государевом. Для себя выкуриваю. Ну, так соседям да путникам иногда продаю…
- Ну ладно, - примирительно сказал Тимофей. - Чарки доставай. Выпьем немножко да в баню пойдем. Вначале нашего, казенного, отведаем, а потом посмотрим.
Хозяин вытащил не деревянные кубки или грубые глиняные кружки, а медные чарки, украшенные чеканкой. Из таких и пить не в пример приятней. Выпив, Тимофей стал подниматься:
- Перед баней много пить не след, - сказал он, не обращая внимания на умоляющие Косткины глазенки…
По дороге мужики разминулись с Маланьей, которая зыркнула на них из-под платка, ничего не сказала, а только уступила дорогу. Тимофей углядел, что хозяйка, несмотря на платок, закрывающий почти все лицо, была диво как хороша.
Напарившись да отпившись квасом, который им вместе с чистым бельем принес хозяин, друзья пошли ужинать. Гречка, сваренная с мелкими кусочками мяса, лучком и щедро сдобренная маслом, была чистое диво! Были еще и печеные в золе яйца, пареная репа и речная рыбешка. Для соленых грибов не пожалели сметаны. Хозяин хоть и брал недешево, но кормил хорошо!
Мужики и не заметили, как "уговорили" под кашицу всю гостевую баклагу, а хозяин вытащил полуведерную корчагу, не забыв, однако, загодя взять положенную денежку.
- Эх, благодать, - благодушно заявил Тимоха, развязывая пояс. - Хорошо тут у тебя. Теперь бы да до полного счастья, бабу бы где-нить завалить. Только, - вздохнул он, выбирая огурчик, - где же ее взять-то?
- Мою возьми, - сказал хозяин, кивая на возившуюся у печки жену: - Ежели на раз поиметь - денгу плати. Ну а на всю ночь - копейку.