Хозяин вечный и недолгий гость
Здесь на Земле, где тленье и не тленье,
Где в гордые граниты отлилось
Природы длительное нетерпенье, -Чего-то жду, чему названья нет,
Жду вместе с безднами и облаками.
Тьма вечная и негасимый свет -
Ничто пред тем, чего я жду веками.Чего-то жду в богатстве и нужде,
В годины бед и в годы созиданья;
Чего-то жду со всей Вселенной, где
Материя - лишь форма ожиданья.
ТОУШАН ЭСЕНОВА
(Род. в 1915 г.)
С туркменского
Кемине
Перевод А. Кочеткова
Кемине! Во славу твою
Племена собрались на той.
Чередой веселых торжеств
Прославляется образ твой,
Жизнь твоя достойна хвалы,
Стих твой -
грамоты золотой!
Был твой стих жемчужным ручьем,
Грудь твоя -
алмазной горой.
Моего народа любовь,
Незабвенный мастер, тебе!
Ты с весельем дружил: душа
У поющего не строга.
Уток -
девушек ты унес
На зеркальные берега.
Молодицам ты песни пел,
Кемине -
"покорный слуга".
Ты -
бахши великой любви!
Вся любовь, наш мастер, тебе!
"Мы - у ног Кемине!" -
гремят
Соловьи у кибитки твоей.
Ты умолк. Но стих твой живет
Сотню лет -
словно сотню дней.
Крепнет песня из века в век
Чистотой и силой своей.
Ты певец народной любви,
И любовь наша, мастер, - тебе!
Баев,
ханов,
кази - их всех
Кемине за ворот держал!
Все богатство твое, певец, -
Огневое сердце твое!
Замиравшее от любви,
Молодое сердце твое!
Окрыленное, как струна,
Ветровое сердце твое!
Запахнувшееся в тряпье,
Кочевое сердце твое!
От него - и песни зажглись,
Наш великий мастер, в тебе!
1940
Куст винограда
Перевод А. Тарковского
Ты подрос, и в твоей благодатной тени,
Мой зеленый, мой солнечный сад в Ашхабаде,
Потекли чередой беспечальные дни,
Словно строки дестана в заветной тетради.На тебя я немало потратила сил,
Но за это мне каждую осень в награду,
Не скупясь, полновесные гроздья дарил
Возле дома разросшийся куст винограда.Ночь, та темная ночь, перед тем как прийти,
Долго, видно, подспудную злобу копила,
Чтобы наше предгорье, как сито, трясти,
Стены руша и наземь швыряя стропила, -И засыпала щебнем, втоптала в песок
Размозженные зеленокудрые лозы,
И пролившийся крупными каплями сок
Мать-земля приняла, словно чистые слезы.Черной тучей над городом ночь пронесло…
Наконец-то заря занялась молодая!
И лучистое солнце над нами взошло,
На горючие раны бальзам проливая.И на небо высокое глянула я -
Там, как пчелы весной, самолеты гудели:
К нам на выручку верные наши друзья
Из Москвы, из Баку, из Ташкента летели.С белой марлей в руках наклонясь надо мной,
Мне грузинка по-своему что-то сказала,
И язык ее был для меня как родной,
Потому что я сердцем его понимала…Над постройками новые зори встают,
Дни проходят в забрызганной краской одежде,
И не знает усталости радостный труд,
И становится город мой краше, чем прежде.Дни проходят… И я возвратилась в свой дом,
Лучше прежнего стал он - просторный, высокий,
И в ожившей лозе у меня под окном
По весне забродили кипучие соки.Я проснулась однажды - цветет виноград,
Сад лучами пронизан и залит сияньем;
И подумала я: верно, весь Ашхабад
Дышит этим сверкающим благоуханьем.За весною и жаркое лето пришло, -
Я запела опять, как певала когда-то,
И на стол мой широкий легли тяжело
Виноградные гроздья в пыльце лиловатой.
1949
ДЕБОРА ВААРАНДИ
(Род. в 1916 г.)
С эстонского
На пороге Таллина
Перевод В. Рождественского
Долгой и трудной дорогой к тебе возвращалась я, Таллин!
Волосы гладили мне Балтики ветры родные.
Мимо тянулись обозы, танки кругом грохотали.
Радостью грудь наполнялась, хотелось смеяться впервые.Вновь я тебя увидала, мой Таллин родной и прекрасный,
Тихо из волн восстающий, подобно морскому миражу.
Волны тебя выносили виденьем из дымки неясной,
И облака над тобою плели золотистую пряжу.Таллин, скажи, кто кормил без меня голубей сизокрылых,
Кто, поднимаясь на холм твой, привычные трогал ступени,
Окна заре открывал и, как прежде, на улицах милых,
Тихий, влюбленный, скитался с охапкой росистой сирени?Полы шинели походной в пыли от пути боевого.
Издали вижу тебя я, смотрю, не скрывая волненья…
Как мне в единственный взгляд свой вложить всю печаль прожитого,
Как в этот радостный вечер свое удержать нетерпенье?Вот я пришла к тебе, Таллин, окутана запахом гари,
Жарким дыханием танков, долгою стужей кочевья…
Дети, голодные дети стоят на твоем тротуаре,
Возле разрушенных зданий спаленные чахнут деревья.Это ли, Таллин, порог твой, испытанный злобою вражьей?
Вот я иду, твоя дочь, с истомленной, но гордой душою.
Горе увидев твое, становлюсь я суровей, отважней, -
Только глаза, как в тумане, подернуты горькой слезою.
1944
Весной
Перевод А. Ахматовой
Кап да кап - и все хрустальней
Слышу чистый звук с утра;
Гном ли бьет по наковальне
Из литого серебра?И мне прутья вербы голой
Продавщица продает,
А певец небес веселый
В горле новых ищет нот.Мышь бежит средь мерзлых кочек;
Над кустами вьется дым.
Тот же гномов молоточек
Бьет по веточкам сухим.И он в грудь мою стучится,
Тот весенний милый гном,
Зная, что обогатится
Нужным для него зерном.
1955
Старый снимок
Перевод Л. Тоома
Жалкие искусственные розы
Обрамляют карточку венком.
Выбрав неестественные позы,
Замерли невеста с женихом.Ничего понять не в состоянье,
Парень пялится, как истукан:
Мол, сейчас бы самое гулянье,
А на шее у него аркан!Да еще воротничок крахмальный
Так сдавил, что замирает дух!..
Выгорает снимок моментальный,
Покрывается следами мух.Сделан он фотографом с базара.
И, признаться, в день далекий тот
Знать не знала молодая пара,
Кто ей на ночь угол отведет.Ей теперь не грех и подивиться,
В час, когда могучая семья
Всем колхозом ужинать садится:
И отец, и мать, и сыновья.Маленькие, средние, большие…
Есть и рыбаки, как их отец…
И со снимка видят молодые,
Что неплох их повести конец.
1957
Тысячелистник
Перевод Д. Самойлова
Сегодня дружба лишь нужна
и никого нет лишних.
Зачем ты хочешь для меня
воспеть тысячелистник?Иль для меня цветок иной
не вырос при дороге?
Тысячелистник? Да, ты мой,
полезен для здоровья.Когда увязнет даль в снегах
за нашею хибарой,
мы сядем с чашками в руках
и стих припомним старый.И поднесем навар к губам.
Горчащий тот напиток…
Пусть дружба бродит по снегам,
не зная троп избитых.
1959
Утро - отдать садоводу
Перевод А. Ахматовой
Что лучше других это утро -
проснувшись, я вдруг поняла.
Октябрь мой - близнец мой мятежный -
сжигал все, что было, дотла.Час пробил для осени нежной.
Вдоль Пирита море дремало.
По солнечной стороне
бульвара - в потоке народа -
мы шли. Было радостно мне!Шло утро во власть садовода.
Ни пик, ни знамен, но, на плечи
взяв саженцы, все же могли
за войско сойти мы хоть внешне.
Ладони черны от земли.Шли яблони, вишни, черешни.
Вдруг, розу увидев в витрине,
я стала над ней, не дыша:
ах, сердце - пугливо и ало -
в ней билось, была в ней душа.Казалось, вновь детство настало.
Душа, как ладонью прикрытый
огонь - чтобы ветер утих,
достойна и дрожи сердечной,
и сотен томов золотых, -останься со мною навечно.
И взоры детей пораженных
и краскам теряющих счет
в крутых пирамидах из яблок,
а рядом - варенье и мед.Домой мы шли в запахе яблок.
Потом мы, усталые, сели
на камне, заговорив
о том величавом и белом
красавце, зашедшем в залив.Ледовые саги нам пел он.
Еще этот атомный белый
корабль говорил, что вернут
плодами сады, огороды
затраченный некогда труд.А утро - отдать садоводу.
1959