Гийом Аполлинер - Т.1. Избранная лирика. Груди Тиресия. Гниющий чародей стр 12.

СПЕКТАКЛЬ

Как задник - лес и берега,
День, близясь к вечеру, томится,
Там Арлекина в пруд глядится,
В траве раздевшись донага.

Там Арлекин, спектакль затеяв,
Сперва приветствует гостей -
Волшебников и чародеев,
Колдуний и богемских фей.

Он ловко набивает цену,
Вовсю жонглируя звездой,
Покуда трижды бьет ногой
Повешенный, и - свет на сцену!

ШАКУНТАЛА

Четыре звездочки во мрак
С небес полуночных слетели,
Друг в друге отразившись, как
Мои глаза - в глазах газели.

О, гордый повелитель мой,
Оставь газель мою живой -
Стрелой любовной вместо цели
Меня пронзи у ног газели…

ЛА ГРЕНУЙЕР

Под берегом острова друг о дружку
Бьются бортами пустые лодки
Нынче не встретишь
Ни в будни ни по воскресным дням
Ни художников ни Мопассана
Что засучив рукава катали вдоль острова дам
Пышногрудых и тупоголовых
Ах лодочки-лодки как много печали там
Под берегом острова

БЕГСТВО

В ладье с возлюбленным сбежала королева.
Король на берегу смятением объят,
И в такт его шагам, неистовым от гнева,
На пышной мантии жемчужины бренчат.

Гребцы запели в лад - о волшебство напева!
И в лодке беглецы, закрыв глаза, молчат;
Пусть будет справа риф, призыв сирены слева, -
Король могуч и стар, и нет пути назад.

А мерзости кругом - останков да скелетов!
Как будто их сюда нарочно принесло -
Всплывают из глубин то склизкое весло,

То рыжий клок, то бок медузы, фиолетов.
Ужасно бегство и неведом эпилог.
И с мантии летят жемчужины в песок.

ДЕТСТВО
(Из стихов Луизы Лаланн)

Я в кипарисовом саду пряла, одна,
Следя за пряжею, - ее с веретена
Вздымал и уносил полдневный бриз игривый;
А после шла к пруду, оплаканному ивой,
Ступая медленно, пока меня жасмин
Не останавливал, и ирис рядом с ним,
Волшебный ирис цвел под лягушачьей стражей.
Мне каждый кипарис казался прялкой с пряжей,
И мирозданьем - сад, в котором боль и страсть
Даны мне, чтобы жизнь из этой пряжи прясть.

ПЕРЕД КИНОСЕАНСОМ

Итак вечерком
Всем скопом в кино

В кино Мастера как на подбор
Но вовсе не те кого называют Мастерами кисти
И не те кого называют Мастерами слова
Мастерами импровизации или композиции
Нет актеры с актрисами сплошь Мастера экрана

Когда бы мы были Мастерами экрана
Мы не ходили бы в кино
Мы ходили бы в киношку

Но если бы мы были профессорами да еще
из какой-нибудь тьмутаракани
Мы не ходили бы ни в кино ни в киношку
Мы ходили бы в кинематограф

В конце концов надо быть человеком со вкусом

ВАЛЛОНСКИЕ БОЛОТА

Какая печаль неземная
Наполнила сердце мое среди этих безрадостных мест
Когда отдыхал я в чащобе с подошв отряхая
Груз километров покуда окрест
Свирепствовал вест

Я покинул тот сказочный лес
Где сновали проворные белки
Я пытался раздуть облака из курительной трубки
Но зенит
Оставался настойчиво чист

Мне неведомы тайны ну разве что странная песня
Торфяных перегнивших болот

Это вереск душистый как мед
Пчел влечет
Истоптал я не глядя
Голубику и вереск они
Новобрачным сродни
Борей
Борей
Здесь жизнь прочней
Сплетенных с ней
Корней
И хватки дней
Мертвей
Смерть на язык остра
Когда говорят ветра

"У спящих статуй так бледны и стерты лица…"

У спящих статуй так бледны и стерты лица
Их жажде умереть не воплотиться
Им холодно
Улыбки изо льда
И снег укрыл их
На могилах
Любви почившей навсегда
Под розами с вербеной
Так спит под мраморною пеной
Волна воспоминаний о
Цетере дальней и Элладе давней
Под золотой луной

Моя душа
Да не сожмет тебя в объятьях
Паросский мрамор
Посреди весны

А осы с мухами
Жужжат трубят о зле
Как горько быть добычею инстинктов
В земле где кровососы сторожат

От холодной влаги дождей
Станет плоть травы зеленей
Станет жизнью иной и тем
Что зовется ничем
Мой труп разложившийся в яме
Порастет густыми цветами
Для тех кто влюблен
И для похорон

Все это всем знакомо
Знакомо навсегда
Забудут и Гийома
Да-да

БЕССМЕРТИЕ

Бесценная любовь, творенье рук моих,
Я сам раздул огонь души твоей и взгляда,
И создал, и люблю - и в этом нет разлада:
Так любят статую и совершенный стих.

Все мелочи учел и сверил каждый штрих -
И ты теперь всегда свидетельствовать рада,
Какая мне, творцу, и слава, и награда
В тебе, оставшейся навек среди живых.

И лишь одно меня смущает, что гордиться
Сама не можешь ты своею красотой:
Ведь это я тебя придумал, да такой,

Что ни один шедевр с тобою не сравнится,
И мы обручены и небом, и землей,
О божество мое, холст, мрамор и страница!

АД

Пустыню перейдя, измученный от жажды
Припал к морской воде, но пить ее не смог.
Я - путник жаждущий, ты - море и песок:
Я дважды изнемог, ты победила дважды.

А вот прохожий: он гулял себе однажды
И казнь влюбленного, ликуя, подстерег.
Несчастный висельник, когда настанет срок,
Неужто гнусному гуляке не воздашь ты?

Тот жаждущий, и тот повешенный, и тот
Зевака, - ждет их ад в душе моей, могила
С названием: "Хочу, чтоб ты меня любила!"

Я вырыл сам ее, пускай в нее сойдет
Любовь, - она как смерть прекрасна, и к тому же
Скажи: ты слышала, что смертны наши души?

"Стою на берегу; даль без конца и края…"

Стою на берегу; даль без конца и края.
Начало осени: курлычет птичья стая.
А волны пятятся и оставляют клад -
Серебряных медуз. Вдали друг другу в лад
Плывут суда, а я, устав от рифм несносных,
Гляжу, как дует бриз и умирает в соснах.

Здесь, где бродил Гюго "среди глубоких рощ",
Я думаю о том, какая скрыта мощь
В церквях, и в кладбищах, и в жителях суровых,
И в горьком табаке в гостиницах портовых.

Но горше табака тоска моей души.

Задумчивый закат тускнеет, и в тиши
Напор угасших волн медлителен и редок -
Так в сердце кровь моя вскипает напоследок
И обнажает, как былое ни лови,
Обломки памяти на отмелях любви.

Но гордый океан берет свое впотьмах:
Он дик и одинок, он с бурей не в ладах,
И, побеждая страх, из мрака рвется к свету,
И все поет, поет, поет под стать поэту.

БЕСТИАРИЙ, ИЛИ КОРТЕЖ ОРФЕЯ (1911)

Посвящается Элемиру Буржу

ОРФЕЙ

Что может быть сильней, глубинней
И благородней этих линий?
Как будто свет зовет на свет из тени мглистой,
Как мы читаем у Гермеса Трисмегиста .

ЧЕРЕПАХА

Из Фракии волшебной миру
Как волшебство явил я лиру.
Спешит зверье, оставив страхи,
На зов струны - и черепахи!

КОНЬ

Хочу тебя взнуздать! И мне так часто снится,
Что триумфальная грохочет колесница
И что в мои стихи вцепился хваткий Рок,
Как в вожжи, свитые из лучших в мире строк.

ТИБЕТСКАЯ КОЗА

Шерсть этих коз и то руно, мой друг,
Что стоило Язону стольких мук ,
Поверь, не стоят даже завитка
Тех кос, к которым льнет моя рука.

ЗМЕЙ

Красоту не ценишь ты нимало.
Сколько же прелестных женщин стало
Жертвами безжалостного жала!
Ева, Клеопатра… Видит Бог,
Я еще прибавил бы двух-трех.

КОШКА

Хочу, чтобы со мной жила
Благоразумная жена
В уюте, с книжками и киской
И чтоб душа была жива
Теплом души - живой и близкой.

ЛЕВ

О лев! Не лев - одно название:
Монарх, бессильный воцариться.
Теперь ты в Гамбурге, в Германии,
Царишь - за прутьями зверинца.

ЗАЯЦ

У зайцев и влюбленных две напасти:
Они дрожат от страха и от страсти.
С них не бери пример. Его бери
С зайчихи - и твори, твори, твори!

КРОЛИК

Вот братец кролик в закутке -
Он от меня бежит в поспешности.
Живет он в кроличьем садке -
В саду Любви и в царстве Нежности.

ВЕРБЛЮД

Дон Педро, принц, на четырех
Верблюдах в дальний путь пустился,
Мир осмотрел - и восхитился.
И я бы мог… А чем я плох?
Еще б верблюдов. Четырех!

МЫШЬ

Мелькают дни друг другу вслед,
Как мыши времени, - и что же?
Я прожил двадцать восемь лет.
До крошки сглодан я, о Боже!

СЛОН

Мои слова - иным забава:
Они как бивни у слона.
О мертвый пурпур!.. Бремя славы
Лишь вы окупите, слова.