МАДЗИНИ (растерянно) . О господи, мне кажется, это он зовет меня… (Поспешно выбегает.)
МИССИС ХЭШЕБАЙ. Вот мой отец – это действительно замечательный человек!
ЭЛЛИ. Гесиона, выслушайте меня. Вы просто не понимаете. Мой отец и мистер Менген были еще детьми, и мистер Мен…
МИССИС ХЭШЕБАЙ. Мне совершенно все равно, чем они были. Только давайте лучше сядем, если вы собираетесь начать так издалека. (Обнимает Элли за талию и усаживает на диван рядом с собой.) Ну, душенька, рассказывайте мне все про этого мистера Менгена. Его все зовут Босс Менген, хозяин Менген, правда? Настоящий Наполеон промышленности и отвратительно богат. Верно я говорю? А почему отец ваш не богач?
ЭЛЛИ. Да папе вовсе и не следовало бы заниматься коммерческими делами. Его отец и мать были поэты. Они внушали ему самые возвышенные идеи. Только у них не хватало средств, чтобы дать ему законченное образование.
МИССИС ХЭШЕБАЙ. Воображаю себе ваших дедушку и бабушку, как они во вдохновенном экстазе закатывают глаза… Итак, значит, вашему бедному отцу пришлось заняться коммерцией. И он не преуспел в этом?
ЭЛЛИ. Он всегда говорил, что он добился бы успеха, если бы у него был капитал. А ему всю жизнь приходилось сводить концы с концами, только чтобы не оставить нас без крова и дать нам хорошее воспитание. И вся его жизнь – это была сплошная борьба. Вечно одно и то же препятствие – нет денег. Я просто не знаю, как вам это рассказать.
МИССИС ХЭШЕБАЙ. Бедняжка Элли! Я понимаю. Вечно изворачивается…
ЭЛЛИ (уязвленная) . Нет, нет, совсем не так. Он во всяком случае никогда не терял достоинства.
МИССИС ХЭШЕБАЙ. А это еще трудней. Я бы не могла изворачиваться и при этом сохранять достоинство. Я бы изворачивалась не щадя себя (сжав зубы) , не щадя. Ну хорошо, а дальше?
ЭЛЛИ. Наконец все-таки пришло время, когда нам стало казаться, что все наши несчастья кончились: мистер Менген из чистой дружбы и из уважения к моему отцу совершил необыкновенно благородный поступок – он спросил папу, сколько ему нужно денег, и дал ему эти деньги. И знаете, он не то чтобы дал их ему взаймы или, как говорится, вложил в его дело, – нет, он просто подарил их ему! Разве это не замечательно с его стороны?
МИССИС ХЭШЕБАЙ. При условии, что вы будете его женой?
ЭЛЛИ. Ах, да нет, нет, нет! Я еще тогда была совсем маленькая. Он даже меня и в глаза не видал. Он тогда еще и не бывал у нас в доме. Он сделал это совершенно бескорыстно. Из чистого великодушия.
МИССИС ХЭШЕБАЙ. О, в таком случае прошу прощения у этого джентльмена. Так. Ну и что же случилось с этими деньгами?
ЭЛЛИ. Мы все оделись в новые платья и переехали в другой дом. Меня отдали в другую школу, и я училась там два года.
МИССИС ХЭШЕБАЙ. Только два года?
ЭЛЛИ. Да. Вот и все. Потому что через два года оказалось, что мой отец совершенно разорен.
МИССИС ХЭШЕБАЙ. Как же это так?
ЭЛЛИ. Не знаю. Никогда не могла понять. Только это было ужасно. Пока мы были бедны, у отца не было долгов, но как только он стал ворочать большими делами, ему пришлось брать на себя всякие обязательства. И вот, когда все предприятие ликвидировалось, то вышло как-то так, что долгов у него оказалось больше, чем то, что ему дал мистер Менген.
МИССИС ХЭШЕБАЙ. По-видимому, цапнул больше, чем мог проглотить.
ЭЛЛИ. Мне кажется, вы относитесь к этому как-то ужасно бесчувственно.
МИССИС ХЭШЕБАЙ. Детка моя, вы не обращайте внимания на мою манеру разговаривать. Я была когда-то такая же чувствительная и недотрога, вот как вы. Но я нахваталась ужасного жаргона от моих детей и совершенно разучилась разговаривать прилично. Очевидно, у вашего отца не было способностей к подобного рода вещам, и он просто запутался.
ЭЛЛИ. Ах, вот тут-то и видно, что вы его совершенно не понимаете. Дело это потом необыкновенно расцвело. Оно дает теперь сорок четыре процента дохода, за вычетом налога на сверхприбыль.
МИССИС ХЭШЕБАЙ. Так вы должны бы купаться в золоте, почему же этого нет?
ЭЛЛИ. Не знаю. Мне все это кажется ужасной несправедливостью. Видите ли, папа обанкротился. Он чуть не умер от горя, потому что он уговорил некоторых своих друзей вложить деньги в это дело. Он был уверен, что дело пойдет успешно, и, как потом оказалось, он был прав, – но все они потеряли свои вклады. Это было ужасно. И я не знаю, что бы мы стали делать, если бы не мистер Менген.
МИССИС ХЭШЕБАЙ. Что? Босс опять пришел на выручку? И это после того, как все его денежки полетели на ветер?
ЭЛЛИ. Да. Он нас выручил. И даже ни разу не упрекнул отца. Он купил все, что осталось от этого дела, – помещение, оборудование, ну и все прочее, – через коронного стряпчего за такую сумму, что отец мог заплатить по шесть шиллингов восемь пенсов за фунт и выйти из предприятия. Все очень жалели папу, и так как все были убеждены, что он абсолютно честный человек, никто не возражал против того, чтобы получить шесть шиллингов восемь пенсов вместо десяти шиллингов за фунт. А потом мистер Менген организовал компанию, которая взяла это дело в свои руки, а отца моего сделал управляющим… чтобы мы не умерли с голоду… потому что тогда ведь я еще ничего не зарабатывала.
МИССИС ХЭШЕБАЙ. Боже, да это настоящий роман с приключениями! Ну, а когда же Босс воспылал нежными чувствами?
ЭЛЛИ. О, это уже спустя несколько лет. Совсем недавно. Он как-то случайно взял билет на один благотворительный концерт. Я там пела. Ну просто, знаете, в качестве любительницы, мне платили полгинеи за три номера и еще за три выхода на бис. И ему так понравилось, как я пела, что он попросил разрешения проводить меня до дому. Вы просто представить не можете, до чего он удивился, когда я привела его к нам домой и представила его моему отцу, его же собственному управляющему. И вот тут-то отец и рассказал мне о его благородном поступке. Ну, разумеется, все считали, что для меня это необыкновенно счастливый случай… ведь он такой богатый. Ну, и вот, мы пришли к чему-то вроде соглашения. Мне кажется… я должна считать это почти… помолвкой. (Она страшно расстроена и не может больше говорить.)
МИССИС ХЭШЕБАЙ (вскакивает и начинает ходить взад и вперед). Помолвка, вы говорите? Ну, моя деточка, эта помолвка живо обратится в размолвку, если я только возьмусь за это как следует.
ЭЛЛИ (безнадежно) . Нет, вы напрасно так говорите. Меня вынуждает к этому честь и чувство благодарности. Я уж решилась.
МИССИС ХЭШЕБАЙ (останавливается у дивана и, перегнувшись через спинку, отчитывает Элли). Вы, конечно, сами прекрасно понимаете, что это совсем не честно и не благородно – выйти замуж за человека, не любя его. Вы любите этого Менгена?
ЭЛЛИ. Д-да. Во всяком случае…
МИССИС ХЭШЕБАЙ. Меня совершенно не интересуют все эти "всякие случаи", я хочу, чтобы вы мне выложили все начистоту. Девушки в вашем возрасте способны влюбиться в самых невообразимых идиотов, особенно стариков.
ЭЛЛИ. Я очень хорошо отношусь к мистеру Менгену. И я всегда…
МИССИС ХЭШЕБАЙ (нетерпеливо заканчивая ее фразу, стремительно переходит на правый борт) … "буду благодарна ему за его доброту к моему дорогому папе". Это я уж все слышала. А еще кто есть?
ЭЛЛИ. То есть… что вы хотите сказать?!
МИССИС ХЭШЕБАЙ. Есть кто-нибудь еще? Вы в кого-нибудь влюблены по-настоящему?
ЭЛЛИ. Конечно нет – ни в кого.
МИССИС ХЭШЕБАЙ. Гм… (Ей попадается на глаза книга, лежащая на чертежном столе, она берет ее в руки, и заглавие книги, по-видимому, ее поражает; она смотрит на Элли и вкрадчиво спрашивает.) А вы не влюблены в какого-нибудь актера?
ЭЛЛИ. Нет, нет! Почему… почему вам это пришло в голову?
МИССИС ХЭШЕБАЙ. Ведь это ваша книга? Что это вам вдруг вздумалось читать "Отелло"?
ЭЛЛИ. Отец научил меня любить Шекспира.
МИССИС ХЗШЕБАЙ (швыряя книгу на стол) . Действительно! Ваш отец, по-видимому, правда не в себе!
ЭЛЛИ (наивно). А вы разве никогда не читаете Шекспира, Гесиона? Мне просто это кажется удивительным. Мне так нравится Отелло.
МИССИС ХЭШЕБАЙ. Отелло нравится? Потому что он ревнивец?
ЭЛЛИ. Ах нет, не это. Все, что там насчет ревности, – просто ужасно. Но вы не находите, что это было просто непостижимое счастье для Дездемоны, которая мирно росла дома, вдруг встретиться с таким человеком… Ведь он скитался по всему свету, жил в таком кипучем мире, совершал всякие чудеса храбрости, столько испытал всяких ужасов – и вот все же что-то нашел в ней, что притягивало его, и он мог часами сидеть и рассказывать ей обо всем этом.
МИССИС ХЭШЕБАЙ. Ах, вот вам какие романы по вкусу?
ЭЛЛИ. Почему же непременно роман? Это могло и на самом деле случиться. (По глазам Элли видно, что она не спорит, а мечтает.)
Миссис Хэшебай внимательно вглядывается в нее, потом не спеша подходит к дивану и усаживается с ней рядом.
МИССИС ХЭШЕБАЙ. Элли, милочка! А вы не обратили внимания, что все эти истории, которые он Дездемоне рассказывает, ведь на самом деле их не могло быть?
ЭЛЛИ. Ах, нет. Шекспир думал, что все это могло случиться.
МИССИС ХЭШЕБАЙ. Гм… Вернее, Дездемона думала, что все это так и было. Но этого не было.
ЭЛЛИ. Почему вы говорите об этом с таким загадочным видом? Вы прямо сфинкс какой-то. Никогда не могу понять, что вы в сущности хотите сказать?
МИССИС ХЭШЕБАЙ. Если бы Дездемона осталась в живых, она бы вывела его на чистую воду. Иногда мне, знаете, приходит в голову, не потому ли он и задушил ее?
ЭЛЛИ. Отелло не мог лгать.
МИССИС ХЭШЕБАЙ. Откуда вам это известно?