Этьен Кассе - Туринская плащаница стр 2.

Помнил старый барон, к чему привела по­добная унизительная зависимость Клемен­та V,- к делам постыдным и пугающим од­новременно. Тамплиеры- рыцари и монахи могущественного ордена, смелые, презирающие смерть участники Крестовых походов, защи­щавшие жизни паломников, шедших в Святую землю, - под давлением короля Филиппа IV бы­ли объявлены Церковью еретиками, повинными в страшнейших грехах и богохульстве. Помнил старый барон, как 18 марта 1314 года взошел на костер последний великий магистр ордена Жак де Моле, взошел и проклял и короля, и папу.

Проклятия его много страданий принесли- и все это помнил старый барон.

Год 1349-й начинался мрачно. Возможно, станет он последним в жизни Жана-Пьера де Вуази. Успеет ли он поведать миру о том чуде, с которым ему довелось столкнуться?

В первый день наступившего нового года вся семья де Вуази - баронесса Матильда, вдова умершего внука барона, старика Амальри­ка де Вуази, ее дети и дед Жан-Пьер- вновь собралась у камина в большом зале родового замка.

Благородная вдова начала с того, что собра­ла семейство по важнейшему случаю- сооб­щить удивительную новость, уже взволновав­шую всю Францию и пол-Европы.

- Вы только представьте, какую вели­кую милость посылает нам Господь Всемогу­щий! - восторженно проговорила баронесса.- В одной из церквей в Лирее, что в Шампани, неподалеку от Труа, всего-то четыре сотни миль от нас, хранилась драгоценнейшая рели­квия всего христианства. - Баронесса всплес­нула руками и продолжила, подчеркивая важ­ность каждого слова:- Плащаница, в которую был завернут снятый с креста Спаситель наш Иисус Христос, когда укладывали тело Его в каменную гробницу, из которой через три дня во славе восстал Он. Пелена эта чудом сохра­нилась до времен наших, долго скрываемая в потаенном месте. И вот некоторое время на­зад выставили ее на всеобщее обозрение в церк­ви Лирея.

Все присутствующие с удивлением пока­чали головами.

- Но самое удивительное то, - продолжала тем временем баронесса,- что на пелене из льна отчетливо виден оттиск тела Господа нашего Иисуса Христа. Все тело Его изранено во время пути к месту казни.

- Значит, эта плащаница схожа с той пе­леной, которой святая Вероника утерла лицо Иисуса, покрытое потом и кровью? - спросила старшая дочь баронессы Жанна.

- Да, именно так, - ответствовала баро­несса,- только эта плащаница находится не так далеко от нас, а пелена святой Вероники далеко, хранится в Риме и выставляется на всеобщий показ крайне редко. Я надеюсь, что очень скоро мы сами сможем увидеть плаща­ницу в Лирее.

- Но где же тогда находилась все эти века удивительная пелена?- не скрывая скепсиса, спросил барон Жан-Пьер де Вуази.- И каким образом очутилась она в Лирее? И кто владе­ет ею?

- Святая плащаница,- объяснила баронес­са, - принадлежит графу Жоффруа де Шарни. Откуда она у него, он предпочитает молчать. Или же отвечает, что пелену ему великодуш­но подарили. Вот только не говорит кто. Из­вестно наверняка лишь одно: не так давно он писал письмо папе Клементу VI, в котором просил дозволения выставить плащаницу с отображением Господа нашего на людское обо­зрение. Папа тут же отправил из Авиньона в Лирей множество ученых мужей. Те проверили пелену, и вот плащаницу уже являют всем лю­дям лирейским. Так что Лирей ныне сделался крупнейшим местом паломничества. Пилигри­мы со всех уголков Франции собираются в нем. Жоффруа де Шарни уже приказал чеканить памятные медали. Эти серебряные талеры изображают Иисуса, каким Его можно видеть на плащанице.

- Но отчего ж тогда не разъясняют, где граф держал до того эту плащаницу?- упря­мо повторил свой вопрос Жан-Пьер де Вуази.

- Рассказывают,- произнесла баронесса,- что Жоффруа де Шарни получил пеле­ну от францисканцев. А те обрели ее в свою очередь много десятилетий назад у одного из своих орденских братьев, некоего Гюго де Бульо.

- Гюго де Бульо?- прошептал барон Жан-Пьер де Вуази.- Да, я знал его в молодые мои годы... в Святой земле...- И проговорил уже во всеуслышание: - Все верно, сей фрадре Гюго тогда странствовал по всему миру, всюду разыскивая древние реликвии. И многое нашел он, особенно в Святой земле. Неужели же Гюго разыскал истинную плащаницу Иисуса?

- Так ты знал его? Беседовал с ним? - вски­нулся Жеро, старший в семействе, пятнадцатилетний мальчик с зелеными глазами и рыжими кудрями.

- Да, беседовал...- задумчиво отозвался ба­рон и смолк. Лицо его несколько омрачилось.

Баронесса продолжила свой рассказ:

- Неудивительно, что святая плащаница была отдана Гюго де Бульо и орденом фран­цисканцев в Аирей. Граф Жоффруа де Шар­ни всегда покровительствовал ордену святого Франциска. А вот епископ Труа, Генри де Пуа­тье, отчего-то усомнился в подлинности рели­квии. - Баронесса подалась вперед к своим слушателям.- Но на плащанице кровь, старая, древняя даже! И эта кровь бесценна, благодаря ей мы были спасены!

- А когда мы сможем увидеть плащаницу?- закричали дети баронессы.

- Весной, вероятно, ныне слишком холодно,- улыбнулась та.

- Фрадре Гюго де Бульо...- вновь прошеп­тал Жан-Пьер де Вуази.- Неужели же он на­шел плащаницу Иисуса?- И решительно произ­нес:- Я тоже отправляюсь с вами в Лирей...

- Но дедушка!- ахнула баронесса.- Это путешествие может стать погибельным для вас. Я боюсь, что вы не выдержите всех тягот пути!

- Дело решенное, я еду,- по голосу стар­ца было ясно, что никаких возражений он не потерпит.- Я хочу увидеть лицо человека из Назарета - если, конечно, оно и в самом деле принадлежит ему...

В начале марта 1349 года семейство де Вуази отправилось в паломничество в Лирей.

Опираясь на плечо слуги, Жан-Пъер де Вуази вышел во двор замка. На нем был длиннопо­лый темно-зеленый костюм пилигрима и плащ такого же цвета. Через левое плечо старика была перекинута кожаная сумка паломника, как то предписывали обычай и традиции: сума должна быть малой, а содержимое ее скудным, ибо в пути паломникам следует полагаться на милость Бога и возвращаться в родные края просветленными и освобожденными духовно и материально. Сума всегда должна быть от­крыта, дабы пилигрим мог добровольно жертвовать. В правой руке старый барон держал посох пилигрима - можно было не только за­щищаться им от волков, змей, одичавших со­бак и прочих врагов, но и использовать его как третью ногу.

Много было прозваний у тех, кто отправ­лялся в паломничество: пилигримов в Святую землю называли "пальмиери", так как в той земле они могли сорвать себе пальмовую ветвь. "Перегрини" назывались те, кто отправлялся к гробу святого апостола Иакова, потому что они и в самом деле странствовали по чуже­дальним краям, а не плыли на кораблях, как паломники в Палестину. "Ромеями" назывались странствующие в Рим.

"Ежели отправляешься ты в Иерусалим, не­си пальмовую ветвь как символ твоего три­умфа. Ежели отправился ты в Сантьяго к святому Иакову, то неси раковину как сим­вол доброго твоего деяния", - говорила старая книжица паломников о специфических знаках, которыми пользовались пилигримы во время своих странствий. Один из таких знаков ба­ронесса Матильда прикрепила на грудь старо­му де Вуази - экземпляр той самой медали с изображением плащаницы Лирейской, которую велел отчеканить граф Жоффруа де Шарни.

...На восьмой день своего паломничества еще затемно они приближались к желанной цели - Лирейскому собору.

Скромный свет ущербной луны и туман, стелющийся по земле, придавали окружающе­му их пейзажу- оголенным деревьям и пустым полям - вид несколько зловещий и диковатый. Небо в то утро, правда, было безоблачным, и, если повезет путникам, вскоре должно было появиться солнце.

То здесь, то там по дороге им встреча­лись большие и маленькие группы пилигримов, пешком или в телегах тянущиеся к новому месту поклонения. Чем ближе становилась цель пути, тем более вырастало количество пилигримов, со всех сторон доносились конское ржание, скрип телег и карет. На большин­стве верующих были бесформенные темные плащи.

Площадь в Лирее, в центре которой возвы­шался собор, была уже переполнена. Жану-Пье­ру де Вуази и членам его семейства пришлось выйти из кареты и продвигаться далее пеш­ком. Двое слуг помогали старику.

Церковь еще была закрыта. Между пилигри­мами, то негромко шепчущими молитвы, то столь же негромко беседующими друг с дру­гом, пробежал высокий и очень худой молодой монах-францисканец в развевающейся сутане. Пронзительным, голосом он оповестил толпу, что храм Божий вскоре откроют и людей сра­зу же допустят.