Наконец, отцы мои, в заключение отвечу вам на другой ваш упрек, что среди этого множества приводимых мною ваших правил попадаются и такие, которыми вас уже попрекали. По поводу этого вы жалуетесь, будто "я повторяю против вас то, что было уже говорено"; на это я отвечу вам, что, напротив, именно потому я й повторял вам то же самое, что вы не воспользовались сказанным Вам ранее. Где же плоды того, что говорили в стольких книгах против вас ученые и даже целые университеты? Отцы ваши Анна, Коссэн, Пинтеро и Лемуан в своих ответах на них только и делали, что осыпали бранью людей, дававших им эти спасительные советы. Уничтожили ли вы книги, в которых преподаются эти негодные правила? Заставили ли вы замолчать их авторов? Сделались ли вы в этом осмотрительнее? И разве не был Эскобар, пока вас критикуют, столько раз издан во Франции и в Нидерландах, а ваши отцы Селло, Баго, Бони, Лами, Лемуан и другие - разве они перестали каждый день печатать все то же и даже новое, еще более распущенное, чем когда - либо? Не жалуйтесь же больше, отцы мои, ни на то, что я упрекал вас за старые правила, которых вы не оставили, ни на то, что я укорял вас за новые, ни на то, что я осмеял их все. Вам стоит только рассмотреть их, чтобы найти там посрамление для себя и оправдание для меня. Кто может прочитать без смеха решение о. Бони в пользу велевшего поджечь амбар и о. Селло - относительно возврата; постановление Санчеса в пользу колдунов; способ, которым Уртадо помогает избегать греха дуэли, прогуливаясь в поле и поджидая там человека; формулу о. Бони для избежания лихоимства, способ избегать симонии отклонением намерения и способ избегать лжи то громким, то тихим произношением слов и остальные мнения самых авторитетных ваших ученых? Нужно ли больше, отцы мои, для того, чтобы оправдать меня? И что лучше "заслужено тщеславием и слабостью этих мнений, как не насмешка", по словам Тертуллиана? Но испорченность нравов, вносимая вашими правилами, отцы мои, заслуживает иного внимания; и мы можем поставить вопрос вместе с тем же Тертуллианом: "Следует ли смеяться над их безумием, или оплакивать их ослепление? Rideam vanitatem, an exprobrem caecitatem?". Я думаю, отцы мои, что можно над этим и смеяться, и плакать, смотря по желанию: Haes tolerabitius vel ridentur, vel flentur, говорит св. Августин. Признайтесь же, "что есть время для смеха и время для слез", по Писанию, и я желаю, отцы мои, чтобы на вас не оправдалась истина этих слов в Притчах: "Есть люди столь безрассудные, что нельзя их никак удовлетворить, как к ним ни относись, хоть с насмешкой, хоть с гневом".
P.S. Заканчивая это письмо, я получил ваше сочинение, в котором вы обвиняете меня в клевете по поводу шести ваших правил, мною приведенных, а также в сговоре с еретиками. Надеюсь, что вы получите обстоятельный ответ на это и в скором времени, отцы мои, после которого, думаю, у вас пропадет охота продолжать этот род обвинений.
Письмо двенадцатое
Опровержение придирок иезуитов относительно милостыни и симонии
9 сентября 1656 г.
Мои Преподобные Отцы!
Я собирался писать вам по поводу брани, которой вы осыпаете меня уже так давно в ваших писаниях, называя "безбожником, шутом, невеждой, скоморохом, обманщиком, клеветником, мошенником, еретиком, переодетым кальвинистом, учеником Дюмулена, одержимым легионом дьяволов", и всем, чем вам угодно. Я хотел дать понять свету, почему вы так обращаетесь со мной, поскольку мне было бы неприятно, если бы поверили всему этому. Я решился пожаловаться на ваши клеветы и наговоры, когда увидел в ваших ответах обвинения, направленные против меня самого. Вы заставили меня тем самым изменить намерение, но все же я не изменю ему до некоторой степени, так как, защищаясь, надеюсь уличить вас в большем числе истинных клевет, чем вы приписали мне мнимых. По правде сказать, отцы мои, в этом можно подозревать скорее вас, чем меня. Ибо малоправдоподобно, чтобы я один, без силы и без всякой человеческой поддержки, полагаясь лишь на истину и чистоту своего намерения, против такой многочисленной корпорации, решился подвергнуться опасности потерять все, рискуя быть уличенным в клевете·. Ложь слишком легко открыть в вопросах о факте, подобном этому. Не было бы недостатка в людях, готовых обвинить меня в такой злонамеренности, и им не было бы отказано в правосудии. Вы же, отцы мои, не находитесь в таких условиях, вы можете говорить обо мне, что хотите, и жаловаться на вас некому. При указанном различии наших положений, мне уже следовало бы быть очень сдержанным, пусть бы даже и другие соображения и не побуждали к этому. А между тем вы обращаетесь со мной, едк с явным клеветником, и таким образом принуждаете меня возражать: но вы знаете, что подобной задачи не выполнить, не выставив снова и не разъяснив более основательно существенных сторон вашей морали. Потому я сомневаюсь, что вы поступили тут как искусные политики. Война ведется в вашей области и на ваш счет, и хотя вы воображали, что, если вы запугаете вопросы схоластическими терминами, ответы на них получатся столь длинные, столь туманные и тяжелые, что пропадет всякий вкус к ним, может быть, это будет и не совсем так, ибо я постараюсь не нагонять скуки, насколько это возможно в произведениях подобного рода. Ваши правила содержат в себе что - то забавное, что всегда потешает свет. Не забывайте" по крайней мере, что вы сами заставляете меня вступать в эти обязанности, и посмотрим, кто станет лучше защищаться.
Первая ваша клевета касается "мнения Васкеса о милостыни". Позвольте же мне объяснить его в точности, чтобы устранить всякую неясность из наших споров. Вещь довольно известная, отцы мои, что, по учению церкви, существуют два предписания относительно милостыни: "одно - давать от своего избытка для обыкновенных нужд бедняков; другое - давать даже из того, что необходимо, смотря по положению, чтобы помочь крайней нужде". Это говорит Каетан на основании учения св. Фомы; таким образом, чтобы выяснить мнение Васкеса о милостыни, следует показать, что он постановил как о той, которую должно давать от избытка, так и о той, которая уделяется из необходимого.
Милостыня, которую дают от избытка и которая предоставляет самую обычную помощь бедным, совершенно уничтожается одним следующим правилом (De el, гл. 4, № 14), которое я привел в своих письмах: "То, что светские люди приберегают для возвышения своего положения и положения своих родственников, не называется избытком; и таким образом едва ли окажется когда - либо избыток у людей светских и даже королей". Вы видите ясно, отцы мои, что, по приведенному определению, все те, у кого есть честолюбие, не будут иметь избытка, и что, таким образом, милостыня подобного рода по отношению к большинству светских людей уничтожена. Но, если бы даже и оказался избыток, то опять - таки, по мнению Васкеса, не обязаны подавать ее в случаях обыденной нужды. Он опровергает тех, кто хочет обязать к этому богачей. Вот собственные его слова (гл. 1, от. 4, № 32): "Согласно учению Кордубы, - говорит он, - когда есть избыток, обязаны давать из него тем, кто находится в обыкновенной нужде, по крайней мере, некоторую часть, чтобы хоть сколько - нибудь исполнить заповедь; по я не одобряю этого, sed hoc non placet так как мы доказали обратное против Каетана и Наварра". Таким образом, отцы мои, обязательность этой милостыни совершенно уничтожается, потому что так угодно Васкесу.