М.К. Мамардашвили - фигура, имеющая сегодня много поклонников; оставил заметный след в памяти коллег, которым довелось с ним общаться. Фигура тоже масштаба, что и А. А. Зиновьев, Б. А. Грушин и Г. П. Щедровицкий, с которыми его объединяли совместные философские проекты. "Лекции о Прусте" - любопытный образец философствующего литературоведения или, наоборот, философии, ищущей себя в жанре и языке литературы.
Содержание:
Лекции о Прусте (психологическая топология пути) 1
От редактора 1
Авторское 1
Лекция 1 2
Лекция 2 6
Лекция 3 10
Лекция 4 14
Лекция 5 18
Лекция 6 23
Лекция 7 27
Лекция 8 31
Лекция 9 36
Лекция 10 40
Лекция 11 46
Лекция 12 53
Лекция 13 57
Лекция 14 61
Лекция 15 65
Лекция 16 69
Лекция 17 73
Лекция 18 77
Лекция 19 81
Лекция 20 85
Лекция 21 89
Лекция 22 93
Лекция 23 98
Лекция 24 101
Лекция 25 106
Лекция 26 109
Лекция 27 113
Лекция 28 116
Лекция 29 119
Лекция 30 123
Лекция 31 127
Лекция 32 131
Лекция 33 135
Примечания 140
Лекции о Прусте (психологическая топология пути)
Еще на малое время свет есть с вами; ходите, пока есть свет… Доколе свет с вами, да будете сынами света.
Евангелие от Иоанна
И родится поэт? разве только поэт - философ не менее.
Гёте
От редактора
Прочитав в январе 1981 года курс лекций о Декарте , Мераб Константинович очень сожалел, - и как-то сказал мне об этом, - что в рамках отведенного ему времени он не успел должным образом разобрать и прокомментировать его трактат "Страсти души". - Ведь этот трактат, - добавил он, - о нас, о нашей психике - самой темной и разрушительной силе человека. Непостижимо, почему эта скотинка на двух ногах продолжает все же радоваться жизни?..
Предлагаемая читателю новая книга М.К. - именно об этой непостижимой радости. Когда через год, в феврале 1982-го, у него появилась возможность, на этот раз в Тбилисском университете, прочитать другой курс, он вновь обратился к этой теме, но уже на ином материале, опираясь не только на Декарта, но прежде всего на текст знаменитого прустовского романа "В поисках утраченного времени". И тем самым как бы завершил линию декартовского начала в создании собственной оригинальной философии.
Из наших разговоров с М.К. я знаю, что впервые он познакомился с романом Пруста в самом начале шестидесятых годов, когда находился в Праге, по рекомендации своего французского друга; одно из посвящений этой книги адресовано ему. И с тех пор буквально не расставался с Прустом. Во всяком случае, я видел его неоднократно с томиком галлимаровского Пруста и дома, и на пляже в Пицунде, где мы часто отдыхали, не говоря уже о том, что в последние годы он постоянно читал о нем лекции во время своих приездов в Москву. К тому же существует и еще одна, более обширная версия прустовского курса, прочитанного им тоже в Тбилиси, но уже в 1984 году.
Настоящие лекции издаются по расшифрованному с магнитофонных записей и просмотренному, но не правленному автором тексту, оригинал которого находится в его архиве. (Судя по всему, М.К. собирался на основе этих лекций сделать книгу, условно разбив ее на три части, - "Реальность души", "Живая форма", "Исполнение жизни в памяти книги" - и даже подобрал к ним эпиграфы.) На первоначальном этапе вся работа по подготовке этой книги к печати - сверка цитат, исправление существовавших ошибок и опечаток, компьютерная распечатка - была проведена Изой Мамардашвили и Давидом Лежава. Затем, на стадии редактирования - Леной Ознобкиной и мной - в присланной из Тбилиси рукописи была произведена необходимая стилистическая правка, выправлены неясные места, сняты смысловые повторы и т. д. При этом, понимая всю трудность передачи при публикации исходного речевого характера произведения, мы стремились, насколько это было возможно, сохранить его авторскую интонацию.
От имени Фонда философских и междисциплинарных исследований им. М.К.Мамардашвили хочу еще раз поблагодарить всех тех, кто на разных этапах принимал участие в работе над этой книгой, за посильную и бескорыстную помощь: Машу Зонину, Флору Зайцеву, Лену Петровскую. А также, пользуясь случаем, выразить искреннюю благодарность Т.Г.Твалчрелидзе, ныне покойной, и Диане Маглакелидзе, без инициативы которых эти лекции вообще не были бы прочитаны. Особая благодарность Международному фонду Сороса за материальную поддержку нашей работы.
Читателя же прошу обратить внимание в этой необычной книге на признание М.К.
- Все, что я говорю, в каком-то смысле автобиографично, так же, как автобиографично для меня обращение к Прусту.
- Я не раскрыл бы истины, если бы не прошел Путь.
Ю. Сенокосов
Авторское
…юность - единственное время, когда мы что-либо узнаем.
Proust (I,730)
В начало просится признание. Если я вообще что-либо узнал, достойное этого названия, то только в юности и только в свете опыта - таком слабом и колеблющемся! - который французы странным образом называют "невозможной любовью".
Имена, предания, легенды, места, рыцарский звон мечей - все это подступало внезапно к вырванному светом кружку, в "хмельной для глаза оболочке света" (О.Мандельштам) - грузинскому Столу. Легенды, коллективное знание, историческая память (единство которой и есть моя история), ежедневно разыгрываемые за Столом, когда любое событие превращается в праздник, в пир, несет с собой радость.
Родовые и дружеские кланы. Наш салон и аристократия - Стол и мир. И наши денди, светские знаки приличия, ритуал и фигуры.
Но где истина? Что значит эта древняя, но живая сила Стола, ее дух воодушевления? И почему я не могу? Ни праздника, ни радости жизни, так артистично инсценируемой, не чувствую и быть таким же - не могу. Почему? А как завидовал, как хотел! Как я хотел быть принят в грузинских "домах", быть таким же!
Мы принадлежим друг другу - и этого никогда не будет. Я грузин - и не был грузином.
Я чувствую - это ведь так, но поздно, не с той ноги встал, не с той ноги пошел. А может быть потому, что философ - всегда шпион? Гражданин "неизвестной Родины" и ее свидетель в этой?..
Читал Монтеня - и еще одна невозможная любовь - не с той ноги; не быть мне французом. Монтень, Монтескье, Стендаль, Руссо - мои юношеские влюбленности, прозрачные и неизъяснимые кристаллы. Сладко-тоскливо…
И вот, прожив большую часть жизни, вернувшись, и кроме "невозможной любви" к Грузии и Франции - и еще одной, уже личной, мужской, - подцепив неизлечимую прустоболезнь, я решил все это выплеснуть в книге. Что-то в ней может задеть читателя и на что-то надоумить в лабиринте собственного опыта и застрявших в глазах привидений, а что-то - совсем пройти мимо и быть неинтересным. Но в последнем случае, поскольку каждый - читатель самого себя, ему просто нужна другая книга.
Читать в себе! - единственное, что я могу сказать. Читать в чужой душе, когда бессмысленно говорить о влияниях или заимствованиях, то, что во мне (здесь я могу лишь повторить слова Паскаля: "Не в писаниях Монтеня, а во мне содержится все, что я в них вычитываю"). Или предложить записную книжку самого себя, в которой я снова с любопытством читаю, - с помощью Пруста.