А фотографии и вправду интересные. Правда, у меня был знакомый, который еще в восьмом классе дюжинами изготовлял очень доказательные фото летающих тарелочек. По-видимому, у Василия Васильевича тоже был такой знакомый, потому что Великий Режиссер вздохнул, стряхивая с себя обаяние снимков, и чуть грубовато спросил:
- А живую отловить не удалось?
И тут мне стало ясно, что Кирилл Евстафьевич Ланитов, кандидат исторических наук (как он представился при знакомстве), не так-то прост. Потому что он не обиделся на явно неуместный вопрос и не ответил браво: ничего, отловим еще. Нет, он добродушно засмеялся и сказал:
- Вот так все! Просто смешно. Представьте себе, что у Дарвина (я сравниваю не себя с ним, а суть дела), - так вот, представьте себе, что у Дарвина потребовали бы предъявить в натуре промежуточное звено между обезьяной и человеком, Нет-нет, в науке, к сожалению, так уж гладко все не бывает… Один высказывает идею, другой обосновывает, третий доказывает фактами. Но я уверен, если вы мне поможете, мы найдем саламандру.
Я встал и снял с книжной полки том Алексея Толстого, открыл, прочел:
- "Здесь, в Либаве, видел диковинку, что у нас называли ложью… У некоторого человека в аптеке - саламандра в склянице в спирту, которую я вынимал и на руке держал. Слово в слово такой как пишут: саламандра - зверь - живет в огне…" Толстой ввел в текст точную выписку из петровского письма. Как вам это нравится?
- Да, - кивнул головой Кирилл Евстафьевич, - я полагаю, что Петру I показывали именно огненную саламандру.
- Но тогда… тогда ее можно найти. Либава - это наша Лиепая. Надо запросить латвийские музеи.
- Прекрасная идея, - оживился Ланитов. - Я сделаю запрос… Но должен сразу сказать, что, если та либавская саламандра окажется обыкновенной лягушкиной родственницей, это меня не собьет. Вот, для примера, верите вы в "снежного человека"? - обратился он сразу к нам обоим.
- Мое отношение к слову "верить" вы уже знаете, - снисходительно усмехнулся Василий Васильевич. - Но там пока нечего снимать, а инсценировки будут малоэффектны, и это меня мало интересует.
- Ну почему? Тут можно придумать, что снять, но этот сюжет не для Василия Васильевича, - сказал я.
Видимо, Ланитов ждал других ответов. Но не стал из-за этого отказываться от заготовленной фразы:
- Свидетельства о реальном существовании саламандры не менее убедительны, чем доказательства реальности "снежного человека". Бенвенуто Челлини рассказывает… - Ланитов полез в портфель, начал рыться там среди бумажек.
- Не трудитесь, молодой человек, - снисходительно сказал Василий Васильевич, - я знаю на память "Жизнь Бенвенуто Челлини". Вы имеете в виду это место?
И он, прикрыв глаза, стал читать вслух:
- "Когда мне было лет около пяти и отец мой однажды сидел в одном нашем подвальчике, в каковом учинили стирку, и остались ярко гореть дубовые дрова… глядя в огонь, он вдруг увидел посреди наиболее жаркого пламени маленького зверька, вроде ящерицы, каковой резвился в этом наиболее сильном пламени. Сразу поняв, что это такое, он велел позвать мою сестренку и меня и, показав его нам, малышам, дал мне великую затрещину, от каковой я весьма отчаянно принялся плакать. Он, ласково меня успокоив, сказал мне так: "Сынок мой дорогой, я тебя бью не потому, что ты сделал что-нибудь дурное, а только для того, чтобы ты запомнил, что эта вот ящерица, которую ты видишь в огне, это - саламандра…" И он меня поцеловал и дал мне несколько кватрино".
Ланитов явно расстроился, а зря. Подавив человека эрудицией, Василий Васильевич мягчал душой и максимально к нему располагался.
Лишь минуты через две Кирилл Евстафьебич снова вошел во вкус рассказа о своих возлюбленных саламандрах.
- Я утверждаю, что на земле продолжают существовать следы кремнийорганической жизни, возникшей в ту пору, когда рядом с расплавленным шаром Солнца плавал расплавленный шар Земли. С остыванием Земли погибла эта форма жизни. Некоторые ученые видят в обыкновенной глине ее кладбища. Так каменный уголь - кладбище древних папоротников. Но, во всяком случае, одно древнейшее существо сумело приспособиться к новым условиям на охладевшей планете. Здесь ведь продолжали существовать горячие точки - вулканы, а с появлением растительности стали случаться пожары. Но подлинным подарком вымирающему животному стали костры наших предков. Вечный, неумирающий огонь с ровной температурой был спасением для крошечного животного. Оно снова завоевало всю планету - вместе с нашими предками. Оно, быть может, играло с детьми неандертальцев, дразнило их, высовывая из пламени хвост и мордочку. В течение многих тысяч лет, пока огонь передавался от одного очага к другому, саламандра процветала. Ведь еще в конце XIX века в Белоруссии, скажем, одну печку разжигали жаром из другой, и с новым огнем в старый пепел переходили семена кремнийорганической жизни.
Но люди изобрели кремень с огнивом, а там и спички, а откуда взяться семенам жизни в спичечной головке? И сейчас пишут как о мифических о существах, которых описывали Аристотель и Плиний, в которых не сомневались десятки крупнейших ученых прошлого. А между тем еще есть места, благоприятные для жизни дочерей огня, есть народы, поддерживающие вечный огонь, зажженный в ту пору, когда саламандры водились повсеместно…
Он передохнул и, наверное, продолжил бы свою речь, но теперь уже я не мог удержаться от своей.
- По-моему, - сказал я, - саламандры действительно существуют. Безусловно, они и вправду представляют собой кремнийорганическую форму жизни. Но сверх того они еще и явно разумны. Я не сделал пока окончательного выбора между двумя гипотезами: о разумной расе времен огненной Земли и о пришельцах с раскаленной планеты в системе Тау Кита. Но та и другая гипотезы выглядят очень соблазнительно…
- Зря насмехаетесь, юноша, - Кирилл Евстафьевич стукнул кулаком по столу, - такие гипотезы уже выдвигались, и вполне серьезно. Не вы первый! Но я считаю, что научные данные не дают для них достаточно оснований. Нет, не дают. А уж для шуточек и подавно.
- Вы правы, Кирилл Евстафьевич, очень правы. А тебе придется извиниться, Илья. Веру нельзя оскорблять.
- Ну что же, прошу прощения.
- То-то. Я бы на твоем месте поучился бы у Кирилла Евстафьевича, как сделать свою жизнь интересной. То был рядовой кандидат исторических наук… Что было темой вашей диссертации?
- Я занимался историей крестьянского движения в Норвегии в XVII–XVIII веках.
- Aral Ну вот, кому, кроме дела, это нужно? А саламандра? Всем. Чудаков любят. И не поверят, а заинтересуются. И вообще, кто будет против? Одни скептики. А они у нас уважением не пользуются.
- Вы хотите сказать, Василий Васильевич, что я чудак? - обиделся гость. - Пусть так. Но помните, что сказал Горький? Чудаки украшают жизнь.
- Так-то оно так…
- И только так, - решительно сказал Ланитов.
- Ладно, - шеф пожал плечами, словно жалея о том, что немного погорячился. - Я повторяю, мне интересно поработать с вами. Я считаю, что время от времени каждый режиссер, будь он трижды расхудожественным, обязан обращаться к документальному жанру.
- Где вы здесь видите документы? - фыркнул я.
- А вот это, Илюшенька, вот это! - Шеф приподнял кончиками пальцев тоненькую стопку фотографий. - А разве нельзя снять прекрасные кадры обсуждений и дискуссий, схемы ловушек - ведь надо же будет ловить саламандр, ну и так далее. И кстати, сходи-ка ты, брат, к деду Филиппу, у него тоже могут быть фотографии пламени.
- Я не хочу иметь к этому фильму никакого отношения.
- Жаль. Я привык с тобой работать. И потом дед Филипп сам по себе очень интересный человек. Сходи, не пожалеешь. Ну для меня, Илюшенька, ладно?
6
Старый московский дворик, дверь, нижний край которой приходился как раз на уровне земли. Кажется, здесь. Звонок.
Адрес был верным: такие голубые глаза под черными ресницами, как у открывшей мне дверь девушки, могли быть только у человека той же семьи. Шеф был прав: я не мог пожалеть, что пошел к деду Филиппу.