Шарлотта де Бон-Санблансе, внучка несчастного Санблансе и жена Симона де Физа, барона де Сов, была придворной дамой Екатерины Медичи и одной из самых опасных ее помощниц в тех случаях, когда королева, не решаясь опоить врага флорентийским ядом, старалась опьянить его любовью: маленькая блондинка, то искрившаяся жизнью, то исполненная грусти, но всегда готовая к любви и к интриге - двум основным занятиям придворных при трех французских королях, сменивших друг друга за последние пятьдесят лет, - г-жа де Сов была женщина в полном смысле слова, во всем обаянии этого творения природы, начиная с синих глаз, порой томных, порой горевших огнем, до кончика ее игривых точеных ножек, обутых в бархатные туфельки. За какие-нибудь несколько месяцев она успела овладеть всем существом короля Наваррского, еще новичка и в политике и в любви; потому-то Маргарита Валуа с ее роскошной, царственной красотой не вызывала у своего супруга даже восхищения. И было нечто странное даже для такой темной, таинственной души, как душа Екатерины Медичи, и поражавшее всех: дело в том, что королева-мать, твердо поставив своей целью брачный союз между своей дочерью и королем Наваррским, в то же время почти открыто поощряла его любовь к г-же де Сов. Но, несмотря на столь сильную поддержку и на легкость нравов той эпохи, красавица Шарлотта все еще упорствовала, и это невиданное, неслыханное, непостижимое упорство больше, чем ум и красота упрямицы, возбудило в сердце Беарнца такую страсть, которая, не находя удовлетворения, замкнулась в самой себе, вытеснив из сердца юного Генриха и застенчивость, и гордость, и даже беспечность, бравшую начало частично в его мировоззрении, частично в его лености и составляющую основу его характера.
Госпожа де Сов явилась в бальный зал лишь несколько минут назад; с досады или от огорчения, она сначала решила не присутствовать при торжестве своей соперницы и под предлогом нездоровья отправила в Лувр мужа, занимавшего пост государственного секретаря уже пять лет, одного. Но Екатерина Медичи, заметив, что барон де Сов явился один, спросила, почему отсутствует ее любимица Шарлотта; услышав, что у г-жи де Сов всего-навсего легкое недомогание, она черкнула ей несколько слов, предлагая явиться, и баронесса поспешила исполнить ее требование. Генрих, сначала очень огорченный отсутствием г-жи де Сов, все-таки почувствовал себя свободнее, когда увидел, что барон де Сов пришел без жены; потеряв надежду встретиться с нею, Генрих вздохнул и уже решил подойти к милой женщине, которую был обязан если не любить, то почитать своей женой, как вдруг увидел в конце галереи г-жу де Сов; он замер на месте, не спуская глаз с этой Цирцеи, приковавшей его к себе волшебной цепью, и, после некоторого колебания, вызванного скорее неожиданностью, чем осторожностью, вместо того, чтобы подойти к жене, пошел навстречу баронессе.
Придворные видели, что король Наваррский идет к красавице Шарлотте, и зная, как пылко его сердце, деликатно удалились, чтобы не мешать их встрече; и как раз в то время, когда Маргарита Валуа и герцог Гиз обменивались уже известными нам латинскими словами, Генрих подошел к г-же де Сов и тоже заговорил, но заговорил на французском языке, вполне понятном, несмотря на его гасконский акцент, и разговор этот был, во всяком случае, куда менее таинственным, чем вышеприведенный.
- А-а! Душенька моя! - сказал он ей. - Вы появились в ту самую минуту, когда мне сказали, что вы больны, и я потерял надежду вас увидеть!
- Ваше величество! Не пытаетесь ли вы убедить меня, что потеря этой надежды дорого вам стоила? - спросила г-жа де Сов.
- Господи Боже! Еще бы не дорого! - отвечал Беарнец. - Разве вы не знаете, что днем вы мое солнце, а ночью - моя звезда? Честное слово, я был в непроглядном мраке, но вот явились вы и сразу озарили все вокруг.
- В таком случае, ваше величество, я играю с вами злую шутку.
- Что вы хотите этим сказать, душенька? - спросил Генрих.
- Я хочу сказать, что когда вам принадлежит самая красивая женщина во Франции, вы можете желать только одного - чтобы свет погас и наступил мрак, ибо во мраке вас ждет блаженство.
- Вы прекрасно знаете, злючка, что мое блаженство в руках только одной женщины, а эта женщина играет и забавляется несчастным Генрихом.
- О-о! А мне вот кажется, что эта женщина была игрушкой и забавой для короля Наваррского, - сказала баронесса.
Эти злобные выпады испугали было Генриха, но он рассудил, что они выдают досаду, а досада - маска любви.
- Дорогая Шарлотта, - сказал он, - по чести, ваш упрек несправедлив, и я не понимаю, как может такой красивый ротик говорить так зло. Неужели вы думаете, что в этот брак вступаю я? Клянусь чем угодно, не я!
- Уж не я ли? - язвительно ответила она, если можно назвать язвительными слова женщины, которая вас любит и упрекает за то, что ее не любите вы.
- И этими прекрасными глазами вы видите так плохо? Нет, нет, не Генрих Наваррский женится на Маргарите Валуа.
- А кто же?
- О Господи! Реформатская церковь выходит замуж за папу, вот и все.
- Нет-нет, ваше величество, меня не ослепить блеском остроумия: вы любите королеву Маргариту, и это не упрек, Боже сохрани! Она так хороша, что не любить ее невозможно.
Генрих задумался на минуту, и пока он размышлял, добрая улыбка заиграла в уголках его губ.
- Баронесса, - заговорил он, - мне кажется, вы хотите поссориться со мной, но вы не имеете на это права: скажите, сделали вы хоть что-нибудь, что помешало бы мне жениться на Маргарите? Ничего! Напротив, вы то и дело приводили меня в отчаяние.
- И благо мне, ваше величество!
- Это почему же?
- Да потому, что сегодня вы соединяетесь с другой.
- Оттого, что вы меня не любите.
- А если бы я полюбила вас, государь, через час мне пришлось бы умереть.
- Умереть через час? Что это значит? И от чего?
- От ревности… Через час королева Наваррская отпустит своих придворных дам, а ваше величество - своих придворных кавалеров.
- И мысль об этом действительно вас огорчает, душенька?
- Этого я не сказала. Я сказала: если бы я любила вас, то эта мысль страшно огорчала бы меня.
- Хорошо! - вне себя от радости воскликнул Генрих: ведь это было признание, первое признание в любви. - Ну, а если вечером король Наваррский не отпустит своих придворных кавалеров?
- Государь, - сказала г-жа де Сов, глядя на короля с изумлением, на сей раз совершенно непритворным, - это невозможно, а главное - этому нельзя поверить.
- Что сделать, чтобы вы поверили?
- Мне нужно доказательство, которого вы не можете мне дать.
- Отлично, сударыня, отлично! Клянусь святым Генрихом, я дам вам доказательство! - воскликнул король, пожирая молодую женщину глазами, в которых пламенела любовь.
- Ваше величество! - тихо произнесла баронесса, опуская глаза. - Я не понимаю… Нет, нет! Нельзя бежать от счастья, которое вас ждет.
- Моя любимая, в этом зале - четыре Генриха, - сказал король, - Генрих Французский, Генрих Конде, Генрих де Гиз, но только один Генрих Наваррский.
- И что же?
- А вот что: если этот самый Генрих Наваррский всю ночь проведет у вас…
- Всю ночь?
- Да, всю ночь, убедит ли это вас, что у другой он вне был?
- Ах, государь, если бы!.. - воскликнула г-жа де Сов.
- Слово дворянина!
Госпожа де Сов подняла на короля свои большие влажные глаза, полные страстных обещаний, и улыбнулась ему такой улыбкой, что сердце его забилось от радости и упоения.
- Посмотрим, что скажете вы тогда, - продолжал Генрих.
- О, тогда, ваше величество, я скажу, что вы действительно меня любите, - отвечала Шарлотта.
- Вы это скажете, потому что это правда.
- Но как же это сделать? - пролепетала г-жа де Сов.
- Ах, Боже мой! Неужели у вас нет такой камеристки, горничной, служанки, на которую вы могли бы положиться?
- У меня есть настоящее сокровище, это моя Дариола, которая так предана мне, что даст себя изрезать на куски ради меня.
- Боже мой! Скажите этой девице, баронесса, что я ее озолочу, как только, согласно предсказаниям астрологов, стану французским королем.
Шарлотта улыбнулась: в то время люди не верили гасконским обещаниям Беарнца.
- Ну хорошо! Чего же вы хотите от Дариолы? - спросила она.
- Того, что для нее - сущий пустяк, а для меня - все на свете.
- А именно?
- Ведь ваши комнаты над моими?
- Да.
- Пусть она ждет за дверью. Я тихонько стукну в дверь три раза; она отворит, и вы получите доказательство, какое я вам обещал.
Несколько секунд г-жа де Сов молчала; потом огляделась вокруг, словно желая убедиться, что их никто не подслушивает, и на мгновение остановила взор на группе людей, окружавших королеву-мать, но этого мгновения было достаточно, чтобы Екатерина и ее придворная дама обменялись взглядом.
- А вдруг мне захочется уличить ваше величество во лжи? - сказала г-жа де Сов голосом, каким сирена могла бы растопить воск в ушах спутников Одиссея. - Попробуйте, душенька, попробуйте.
- Честное слово, мне очень трудно побороть в себе это желание.
- Так пусть оно победит вас: женщины всегда особенно сильны после поражения.
- Государь, когда вы станете французским королем, я вам напомню о том, что вы обещали Дариоле.
Генрих вскрикнул от радости.
Этот радостный крик вырвался у Генриха в то самое мгновение, когда королева Наваррская ответила герцогу де Гизу латинской фразой: