Я вылил водопады звонких золотых монет на конторки этих канцелярских крыс — но все напрасно! Они поклялись мне перед образом Мадонны, что не получали подобного документа от господина герцога. И это похоже на правду.
Антуан наморщил лоб.
— А не мог ли старый лис отдать свое завещание на сохранение императору?
Но Сезар лишь негромко повторил:
— Chi lo sa?
Юноша нетерпеливо топнул ногой.
— Да ведь вы живете с герцогом бок о бок! Не может быть, чтобы вы не имели ни малейшего понятия — пускай только смутной догадки — о том, кому он намерен оставить герцогство и все его несметные богатства!
— И все же это так. Ах, будь герцог Мантуанский твердо уверен, что все унаследует от своего тестя, он не стал бы так торопиться упрятать его под плиты собора Санта-Кроче. Ожидания подобного наследства развяжут перед ним любой тугой кошелек. Кто же откажется дать взаймы — само собой, под хороший процент будущему герцогу Гвасталлы? Ведь край этот из года в год все богатеет за счет заходящих сюда торговых кораблей генуэзцев и венецианцев.
— Не может быть, — вскричал Антуан, — чтобы ваш господин решил обойти потомка своего рода и выбрать захудалого гасконского дворянчика Рене де Лагардера!
И он постарался подкрепить это соображение более веским аргументом, апеллируя к феодальному праву: герцогство Гвасталльское, рассуждал он, учреждено было германским императором и, стало быть, входит в состав Священной Римской Империи. Завещав его французскому дворянину, подданному короля Франции, герцог создал бы весьма щекотливую дипломатическую ситуацию.
Отец согласно кивнул, но заметил:
— Не забывай, сын мой, что за шевалье де Лагардером стоит сам Людовик XIV, а тебе ли не знать, сколь жаден до славы этот государь. Он с радостью возьмет под защиту гасконского дворянина, чтобы с его помощью утвердиться в Италии. Ведь он об этом только и мечтает! Так что нам остается лишь гадать…
— Ну, да не все ли равно! Вы говорите, герцогу жить недолго?
— Вне всякого сомнения, Антуан.
— Сколько, вы полагаете, он еще протянет?
— От силы месяц.
— Так у меня еще есть время!
При этих словах отец залюбовался своим достойным отпрыском.
— И что же ты задумал?
— Отправиться в Мантую, заручиться полнейшим доверием Карла-Фердинанда и, согласно его желаниям, принять некоторые меры для обеспечения его прав на Гвасталльское наследство.
— У тебя уже есть план? Расскажи поподробнее!
— Он еще не очень ясен. Дайте моим мыслям созреть, как созревает мускатная гроздь под лучами солнца… Кстати, отец, а вы не боитесь, торопя смерть герцога, что все выйдет наружу? Несколько лет назад в Париже маркиза де Бревилье так переусердствовала с ядами, что, несмотря на титул и связи, не избежала правосудия. Ее судили и обезглавили, после чего тело сожгли на Гревской площади, а прах развеяли по ветру.
Сезар пожал плечами:
— Попалась — и поделом ей! Твоя маркиза вела себя беспечнее младенца: кто же морит такую уйму людей крысиной отравой? Не беспокойся, виноград «от Пейроля» — верное средство тихо и изящно отделаться от ближнего.
— А я и не знал за вами столь ярких дарований, отец, — восхитился Антуан.
Но Сезар — сама скромность! — признался, что мысль не его. Рецепт яда передал ему герцог Мантуанский, который — образованнейший человек — обнаружил его в старинном манускрипте, доставшемся ему вместе с некоторыми бумагами от Медичи.
— Тогда я спокоен! — воскликнул недавний студент коллежа в Бове. — Яд Медичи — изумительный яд, он действует безотказно и при этом не оставляет по себе никаких следов, так что историки даже порой сомневаются, действительно ли он использовался.
— Что ты имеешь в виду? — спросил старик.
— Как, отец? — с жаром отвечал Антуан.