ГЛАВА V
Душа, монсеньор, устроена, как лира: ударьте внезапно по одной струне - и все другие задрожат.
Гилльгауз
Быстро спустилась на землю ночь. Кругом хижины царила тишина, и среди этой тишины она казалась еще более уединенной, отдаленной от всего света.
Эти мысли пришли в голову Роберту, когда поздним вечером в день своего приезда он стоял у раскрытого окна со своими сестрами.
- Здесь очень уединенно, милые сестры. Отчего вас не вывозят в свет?
- Мы каждую зиму ездим в Нью-Йорк, с тех пор как папу выбрали депутатом. Отчего мы не встретились там с тобой прошлую зиму? Мы так надеялись на это.
- Мой полк стоял тогда в западных провинциях, а отпуск неудобно было брать, так как я только что был произведен в майоры. Бывает ли у вас кто-нибудь здесь?
- Конечно, - живо вскрикнула Мод, потом, как бы раскаявшись, что вмешалась в разговор, тихо проговорила: - Я хочу сказать, что изредка. Здесь мы так далеко от всех.
- Кто же это? Охотники, трапперы, дикие или путешественники?
- Охотники чаще других заходят к нам, - отвечала Белла, - а индейцы с тех пор, как ушел Ник, редко заглядывают; зато при нем их бывало много, они приходили всегда большими толпами. Что касается путешественников, то это - самые редкие гости. Не так давно к нам заходили два землевладельца; они отыскивали свои земли.
- Странно. Впрочем, в этой бесконечной степи действительно трудно отыскать свою землю. Кто же эти землевладельцы?
- Один старик, кажется, товарищ покойного сэра Вильяма; его зовут Фонда; другой - молодой, он получил наследство, которое и отыскивал. Говорят, у него сто тысяч акров земли. Это - Бекман.
- Что же, нашел он свою землю? В этой местности и тысячи акров могут затеряться.
- Да, нашел. Он заходил к нам и на обратном пути, зимой, и пробыл из-за урагана несколько дней. В ту же зиму мы часто встречались с ним в городе.
- Отчего же, Мод, ты ничего не писала мне об этом?
- Неужели не писала? Ну, Белла не простит мне, что я не нашла местечка в письме для Эверта Бекмана.
- Да, я его нахожу очень милым и умным, - проговорила спокойно Белла, а яркий румянец, вспыхнувший на ее щеках, многое сказал бы еще Роберту, но было темно, и никто не заметил этого. - Я не знаю, нужно ли было писать о нем?
- Понимаю, понимаю, - засмеялся Роберт. - Теперь скажи мне что-нибудь в этом же роде о Мод, и я буду знать все семейные тайны.
- Все? - возразила Мод. - А о майоре Вилугби разве нечего рассказать?
- Совсем нечего. Я люблю только тех, кто живет здесь. Да и время теперь такое неспокойное, что некогда солдату думать о чем-нибудь постороннем. Между метрополией и колонией завязывается серьезная ссора.
- Но не такая серьезная, чтобы дело дошло до войны? Эверт Бекман думает, что могут быть только волнения.
- Эверт Бекман! Вся семья его - очень порядочные люди; а каких убеждений держится он?
- Я думаю, что ты будешь считать его мятежником, - ответила, смеясь, Мод, тогда как Белла хранила молчание, предоставляя объяснения своей сестре. - Он не очень ярый противник Англии, но все-таки называет себя американцем. А ты, Роберт, как называешь себя?
- Я американец по рождению, но англичанин по службе… Да, это место очень пустынно и уединенно, особенно для таких девушек, как вы. Я хочу уговорить отца проводить больше времени в Нью-Йорке.
- Короче говоря, ты думаешь, что нам нужны поклонники. Не так ли, майор Вилугби? - смеясь, спросила Мод, насмешливо смотря на брата. - Однако до свидания! Отец велел отослать тебя к нему в библиотеку, когда ты нам достаточно надоешь, а мама присылала сказать, что уже седьмой час: в эту пору все порядочные люди уже ложатся спать.
Роберт обнял сестер и направился в библиотеку. Там сидел капитан с Вудсом; они курили трубки и время от времени прихлебывали коньяк, разбавленный водой. Разговор шел о Роберте, и оба старика возлагали на него большие надежды. Когда молодой человек вошел, отец придвинул ему стул к столу.
- Я думаю, что ты не привык еще курить. В твои годы я ненавидел трубку, мы нюхали только пороховой дым. А что англичане и их соседи - американцы?
- Я за тем и здесь, чтобы рассказать вам об этом, - ответил Роберт, осмотрев предварительно, хорошо ли заперта дверь. - Я теперь среди врагов.
Капитан и капеллан оставили свои трубки, пораженные словами Роберта.
- Что за дьявол! Ты среди врагов, когда ты в доме своего отца! Этого еще не хватало!
- Я говорю не о вас, батюшка, и не о господине Вудсе. Но в этой местности есть и еще люди; если бы они знали, что я у вас, вы не могли бы быть уверены в своей безопасности.
Удивление слушателей возрастало.
- Но что же случилось, сын мой?
- Началось восстание.
- Если так, то это дело серьезное.
- Да, и была уже схватка.
- Схватка?! Неужели ты хочешь сказать, что с обеих сторон дрались вооруженные армии?
- Армия американцев состояла из волонтеров Массачусетса. Все это мне хорошо известно, так как мой полк участвовал в схватке. Излишне добавлять, что я был там.
- Конечно, волонтеры не устояли перед вами? Майор покраснел и послал в душе Вудса ко всем чертям: так не хотелось ему отвечать на этот вопрос при нем.
- Напрасно вы так дурно думаете о них, - почти шепотом ответил он, - дело было жаркое, потому что они стояли за стеной, а это, вы сами знаете, какое преимущество. Они нас принудили отступить.
- Отступить?
- Да, отступить. Но мы отступили только после того, как исполнили все то, что было приказано. Однако я должен сознаться, что нас сильно теснили, пока мы не получили подкрепление.
- Подкрепление, мой дорогой Роберт?! Твой полк… наш полк не нуждается в подкреплении против всех янки Новой Америки!
Майор не мог не улыбнуться этой преувеличенной гордости капитана; но врожденная правдивость не позволила ему скрыть правду.
- И все-таки мы в нем нуждались. Офицеры, участвовавшие в последней войне, говорили, что не видали такой жаркой схватки. В ней мы потеряли около трехсот человек.
Капитан побледнел и после продолжительного молчания попросил сына подробно рассказать ему, как было дело. Тот повиновался; похвалив волонтеров, он старался смягчить рассказ об отступлении своего полка, видя, как мучительно было старику слушать об этом.
- Результатом этой битвы при Лексингтоне было то, - прибавил майор, оканчивая свой рассказ, - что всю страну охватило страшное волнение, и один Бог знает, чем все это кончится. Когда мы узнали настроение провинций, генерал Гэдж только послал со мной депеши генералу Триону. Трион послал меня к вам. Он думает, что вы не откажетесь действовать в пользу правительства.
- Генерал Трион оказывает мне большую честь, - ответил холодно капитан, - но мое влияние не идет дальше бобрового пруда, и в моем распоряжении всего пятнадцать или двадцать человек рабочих. Ты же честно выполнил свою задачу, и я прошу Бога, чтобы Он помог тебе вернуться благополучно в свой полк.
- Значит, батюшка, вы ничего не имеете против того, что я буду участвовать в этой ссоре и держать сторону правительства, хотя я и родился в колониях? Вы очень обрадовали меня этим.
- Ты будешь исполнять свой долг, но я не пойду против колонистов, несмотря на то что родился в Англии, а не в Америке.
- Неужели это ваше мнение, капитан? - сказал заинтересованный капеллан. - Вы знаете, что по рождению я американец, и мой взгляд на это… но, я не знаю, позволит ли майор мне высказать его…
- Говорите, говорите, господин Вудс, вам нечего бояться, мы ведь старые друзья с вами.
- Я в этом не сомневаюсь. Я должен признаться, меня очень обрадовало известие, что королевские войска отступили перед моими соотечественниками.
- Весьма понятно, что вы рады, что победа осталась за янки; точно так же понятно и разочарование отца, что полк, в котором он сам служил, принужден был отступить.
- Конечно, мой дорогой майор, конечно, мой милый Роберт, все это верно и очень естественно. Я предоставляю капитану Вилугби молиться за успехи королевского войска, а сам я буду просить бога за своих соотечественников.
- Но вы, - возразил капитан, - забываете о короле и правительстве, которые так много сделали для американских колоний. Это все равно что в семейных спорах не позволять отцу разобрать самому, в чем дело.
- Этот вопрос не касается короля. Но если бы он захотел действовать в наших интересах, мы бы повиновались ему.
- Вот странное понятие о своих обязанностях! Если король делает то, что нам хочется, - он наш король; но если нет - мы не признаем его. Я старый солдат, Вудс, и воля короля для меня священна!
Видя, что спор между отцом и Вудсом начинает принимать нежелательное для него направление, Роберт ушел спать, ссылаясь на усталость. Долго еще после его ухода старики спорили, попыхивая своими трубками.
В то время как в библиотеке шел горячий спор, госпожа Вилугби удалилась в свою комнату и жарко молилась там: все, кого так горячо любило ее материнское сердце, были здесь, с нею, и хижина не казалась ей теперь уединенной. Увы! Она не знала еще, какая черная туча собирается над ее родиной, сколько горя придется ей перенести…
В своих комнатах, просто, но с комфортом меблированных, Роберт нашел все в том же виде, как было и в последний его приезд в прошлом году; прибавилось только несколько новых вещиц.