Он слышал от Конкина, занимавшегося в Генеральном штабе секретными и важными открытиями, как одного учёного, создавшего теоретическую основу для какого–то мощного оружия, перевели в другой научный центр под крылышко новых русских богатеев и там стали создавать для него райские условия жизни. Борис вдруг понял, что и с ним они могут повторить подобную историю. В таком случае он будет демонстрировать благодарность хозяевам и вести беспечный образ жизни. Он молод, не женат и сейчас пожалел, что Ирина, такая умная на вид и красивая девушка, демонстрирует к нему явное равнодушие. А когда обе официантки снова подошли к столу и стали расставлять чайный сервис, он с пристрастием посмотрел на Ирину и будто бы даже невольно, сам того не желая, улыбнулся ей. Но и на этот раз она на него даже не посмотрела.
Стёкла кабины были затемнены, и Борис не знал, куда они летят, и не вёл счёт времени. Не употреблявший спиртного, он сейчас подумал, а не выпить ли ему рюмку–другую вина? Но тут же решил: нет, пить он не станет ни при каких обстоятельствах. В своём положении он не видел ничего хорошего, понимал, что ловушка захлопнулась намертво и скорого выхода из неё не будет. Ну, а если это так, то нечего и убиваться; в спокойном–то состоянии быстрее придут варианты и способы спасения. А что они придут, он не сомневался. Важно теперь вести себя беспечно и тем усыплять бдительность своих стражей. Ему было любопытно сознавать, что раньше в себе он никогда не замечал задатков артистизма; всегда вёл себя просто и естественно, но теперь он вынужден играть, и, к счастью своему, вдруг понял, что задатки такие у него есть, и он уж мысленно видел сценарий и режиссуру своей будущей игры. Вот уже и сейчас он начинал первую сцену: охотно ел и благодарил девочку в кожаной юбке. Когда же закончили обед, он пересел на свободный диван, откинул голову на спинку и закрыл глаза. Старался отключиться, не слышать разговоры сидящих за столом, а затем незаметно для себя и задремал. Но тут к нему подошёл Ной Исаакович, тронул за плечо, показал на приоткрытую дверь.
- Там есть другой салон и девочки сделали постель.
Провёл его в маленький, но уютный салон с диваном, на котором была подушка и одеяло с простынёй. И был столик и два стула, наглухо привинченных к полу. Доктор показал на стул, и они сели. Оглянулся на дверь, заговорил тихо:
- Есть одно условие, очень важное: если его выполнять - будет хорошо, если нарушать - будет плохо; так плохо, что лучше не надо. А?.. Я могу его вам сказать?
- Разумеется, говорите.
- Вы молодой, и я буду вас называть просто: Борис, Боринька, а?.. Вы, наверное, заметили: я еврей, а мы, евреи, не любим церемоний. У нас, если ты академик, министр - хлопаем тебя по плечу и говорим: Вася, Петя, Наум. Да, это хорошо, когда нет церемоний. У нас много и других хороших правил. Я слышал, что есть люди, которые не любят евреев. Но вот вы русский, а русских сейчас тоже не любят. Ваш президент Ельцин упал с моста, а потом ложился на рельсы. И куда–то он летел, и к нему в аэропорт приехал король, а он был пьян и сказал: я хочу спать, а король пусть едет домой. В другом аэропорту он вышел из самолёта и возле колеса сделал туалет. И многое другое, что сейчас вытворяет ваш президент, мы не понимаем. И что же?.. За это я должен не любить тебя?.. Ты же не падал с моста и не показывал королю фигу. Ну, вот, я тоже ничего такого не делал, а во всех странах есть антисемитизм. Но я отвлёкся и забыл тему разговора.
- Вы хотели сказать о важном условии.
- Ах, да! Условие очень важное. Куда мы прилетим, там много людей, и есть русские. Много русских. И потому остров называют Русским. На вас будут смотреть и думать: а чего он сюда прилетел и чего ему надо? И будут задавать вопросы. А как вы будете отвечать? Вас украли, посадили в мешок и привезли сюда? Так вы будете говорить? А вам это надо? Вы что, вещь и вас можно положить в мешок?..
- Борис всё понял и, чтобы прервать поток красноречия собеседника, решительно заявил:
- Мне это не нужно, но скажите: что я должен говорить?
- А то, что и другие говорят. Вам предложили работу, и вы поехали. Будет здесь хорошо - останетесь на год, два, а, может, и навсегда. Не будет хорошо - скажете: о, кэй! Я поеду в Россию, на север - туда, где живёт Дерсу Узала; ну, тот, что говорит: я много ходил тайга, но мало знай…
- Да, да, конечно, - обрадовался Борис. - Только так я и буду говорить.
Простаков пробудился от сильного толчка снизу и услышал, как затихает рокот винтов над головой. Иван Иванович пригласил его выйти из вертолёта. Был вечер, на мачтах и каких–то трубах корабля горели фонари, вокруг раздавался плеск волн. Иван Иванович в сопровождении офицера в морской американской форме повёл его вдоль борта и вскоре показал на дверь каюты. Борис ничему не удивлялся, ни о чём не расспрашивал, и спал на подвесной койке сном младенца до утра. А утром к нему пришли врач–психолог и Иван Иванович и предложили умыться, побриться и привести себя в порядок. И затем вывели на боковую палубу, поднялись по винтовой лестнице наверх, и здесь Иван Иванович, тронув его за рукав, сказал:
- Вас пригласил командир крейсера, он же командующий эскадрой, известный в Америке адмирал. Будьте сдержанны, не раскрывайте наших секретов.
Простаков пожал плечами:
- А у нас с вами и нет никаких секретов. Вы можете не беспокоиться.
В просторной кают–компании за столом сидел офицер, очевидно, адмирал; он склонился над листами бумаг и не сразу поднял глаза на вошедшего. А когда увидел Простакова, откинулся на спинку стула и загудел трубным голосом, - и, кажется, немного по–русски:
- Вы?.. Вы есть учёный? А?
Простаков заговорил на вполне приличном английском языке; он после института был на практике в Америке, год работал в лаборатории Бостонского университета и там поднаторел в английском:
- Не трудитесь, господин адмирал, я говорю по–английски.
- О-кэй, майн гот, вы есть тот самый учёный, которого, как зайца, надо было где–то ловить и тащить в Штаты?..
Адмирал вышел из–за стола, и тут Борис увидел перед собой настоящего великана. Большая голова с шапкой русых волос ладно сидела на могучих плечах, а сжатые кулаки точно двухпудовые гири висели по бокам. Словно железную лопату, положил адмирал на плечо Бориса правую ладонь.
- Парень, ты недавно вылез из детской коляски, а уже что–то изобрёл. Сколько тебе лет?
- Скоро будет двадцать шесть.
- О!.. Ему двадцать шесть! А я разменял шестой десяток и до сих пор не придумал пороха. Двадцать шесть, да ещё не полных! Ты, должно быть, не знаешь, какое это счастье быть молодым? А?.. Возраст почти щенячий, а уже сделал такое, чего нет у нас в Штатах. Ты, наверное, хочешь, чтобы я в это поверил?..
Командир крейсера снова ударил Бориса по плечу и легонько толкнул от себя, словно хотел со стороны лучше разглядеть его.
- Я знал, что русские могут выкинуть мудрёный финт, но чтобы в таком возрасте напугать Америку!.. Ну, ладно. Мы сейчас будем с тобой завтракать и ты между делом расскажешь, что да как и для чего ты там что–то изобрёл. Признаться, я плохо знаю русских ребят, но мне говорили, что ваш брат любит заложить за воротник, а когда на войне надо было идти в атаку, они становились сумасшедшими. Сейчас нас пугают какой–то там вашей ракетой, но, признаться, я не верю в ракеты. Одна из сотни может куда–то попасть, а остальные полетят мимо. Носатые парни в чёрных ермолках… ну, те что у нас и у вас залезли во все телестудии, развели много паники. Американский оболтус, - а у нас даже в Белом доме сидят оболтусы, - уже не может понять, кто чего хочет и зачем мы вообще живём на свете. Ты, парень, скажи мне: это правда, что и у вас там в России в телеящике сидят ребята в иудейских ермолках?.. Если это так, то ваше дело труба, как, впрочем, и наше. Эти самые врали и мошенники из белых могут сделать чёрных, а из чёрных жёлтых, то бишь китайцев. Японцы на что большие хитрованы, но и они против картавых бессильны. Мне доложили, что ты биолог и преуспел в изучении всяких мелких тварей, - не скажешь ли ты, из каких таких частиц составлены мозги этих шустрых голов, если они умеют так ловко дурачить людей? Ну, ладно, не будем говорить об этом сейчас, а лучше посмотрим, что там соорудил на завтрак наш кок.
Два матроса принесли еду, питьё, и адмирал пригласил Бориса к столу. Он разлил по фужерам вино и предложил выпить "за хорошее житьё на Змеином острове".
- Впрочем, теперь наш остров всё чаще называют Русским. Раньше на острове жили одни змеи, а с некоторых пор там поселились и люди. А уж в наши дни там всё больше становится русских, сербов, словаков и прочих славян. А потому мы и назвали свой остров Русским. Здесь неподалёку были у нас маневры, и вот… я развернул свой крейсер в сторону острова, где у меня дом, а весь остров принадлежит моей племяннице. Она дочь губернатора и весьма строптивая девица. Пожалуй, это единственный человек, который имеет надо мной власть. Тебе придётся с ней работать. Боюсь, как бы ты не потерял голову от её красоты. Она хороша, как сто Венер, но никого не любит и даже будто бы всех презирает. А эти ребята, которые вас пасут, - разве они вам не рассказали, куда и зачем они вас везут? Но вы не бойтесь змей, они не жалят того, кто не наступит им на хвост. Человекам тоже хорошо бы у них научиться не трогать того, кто не наступает на хвост. Но у нас для этого ума не хватает. Мы недавно наступили на хвост Югославии, а теперь вот ни с того, ни с сего стали кидать бомбы на Ирак. А зачем мы это делаем, - до сих пор понять не можем. У нас, видишь ли, президент немножко того… малохольный. Ваш президент вечно под мухой, а наш хотя и бывает трезв, но и он может отмочить любую глупость. Президенты и короли частенько бывают такие. Впрочем, я лично не знал ни одного короля.