Разумеется, я не ужинал, но я скорее умер бы с голоду, чем согласился отравиться едой, которую здесь могли приготовить мне. Поэтому я всего лишь попросил ее принести мне немного вина.
Когда она выполнила мою просьбу, я запер за ней дверь и наконец-то остался один. Впрочем, слово «запер» никак не подходило для двери, не имеющей ни замка, ни задвижек, — я просто прислонил к ней табуретку, чтобы ее падение предупредило меня о непрошеном вторжении. Только после этого я снял плащ и шляпу и позволил себе растянуться на кровати. Я чувствовал во всем теле смертельную усталость, но, несмотря на это, Морфей не спешил принимать меня в свои обьятия[Морфей — в греческой мифологии крылатое божество сна, один из сыновей бога сна Гипноса. Являлся людям во сне] . Половина пути осталась позади, и теперь сомнения не давали мне покоя. Мог ли я, три года проживший в Пезаро, надеяться незаметно проникнуть туда? Едва ли кто во владениях Джованни Сфорца не знал Боккадоро, шута, заслужившего прозвище Златоустый, и многие villano[Крестьянин (ит.)] , ни разу в жизни не видевшие своего господина, безошибочно назвали бы цвет глаз его паяца. Впрочем, это едва ли удивительно: там, где пренебрегают мудростью, глупость не может пожаловаться на недостаток внимания.
Колпак шута верой и правдой служил мне в дороге, но поскольку я хочу встретиться с Лукрецией Борджа, мне необходим совсем иной наряд... И тут мои мысли побежали в другом направлении. Что могло содержаться в том письме, которое я вез? Почему Чезаре Борджа состоял в тайной переписке с сестрой? Что ж, ответа ждать недолго — не зря же кардинал обещал, что Джованни Сфорца вскоре постигнет участь, над которой будет потешаться вся Италия. Но ведь и мне предстояло внести в это дело свою малую лепту! О Боже! Если бы мои читатели знали, как эта мысль ободрила и обрадовала меня. Мне, Ладдзаро Бьянкомонте, кого столько лет унижали, чей дух считали окончательно сломленным, предстоит оказаться инструментом ниспровержения тирана и узурпатора. И, с особой остротой осознав всю важность и ответственность своей миссии, я поклялся доставить письмо во что бы то ни стало, невзирая ни на какие препятствия, даже на угрозу для жизни.
Но тут другой, более практичный голос заговорил во мне: «Прекрасно, прекрасно, но как это сделать?»
Я поднялся со своего ложа и, подойдя к столу, налил себе вина. Я залпом выпил его и выплеснул осадок прямо на пол, спугнув любопытную крысу, высунувшуюся из одной из многочисленных дырок. Затем я задул лампу и вновь улегся на кровати, рассчитывая, что в темноте ничто не будет отвлекать меня и я смогу найти решение волнующей меня проблемы. Но вместо этого я задремал и проснулся, когда утренние лучи неяркого январского солнца уже рисовали узоры на потолке моей комнаты. Стояла ясная и тихая погода, и при дневном свете место моего ночлега показалось мне еще более отвратительным, чем вчера в полутьме. Желая поскорее убраться отсюда, я вскочил с постели и кликнул хозяйку. Затем, порывшись в кармане, я нашел там золотой дукат и швырнул его на стол. Я услышал, как заскрипели ступеньки лестницы, и передо мной предстала слегка запыхавшаяся после подъема трактирщица. Увидев мой шутовской наряд, она изумленно-негодующе воскликнула, видимо приняв меня за одного из тех ряженых в разноцветное тряпье бродяг, которые норовят расплатиться за обед плоскими шутками и непристойным кривляньем, горделиво именуемым акробатикой.
— Ossa di Cristo![Ossa di Cristo (и дальше Sangue di Cristo) — это выражение не надо воспринимать буквально. Оно относится к категории ругательств, которые возникли в ряде европейских государств из выражений, объявленных средневековой церковью богохульными.