- Клыч-ага! Твое время было временем благоденствия, достатка, удач. Когда под твоим началом мы совершали набеги, мы не возвращались без добычи. Ни один наш поход не встречал ни преград, ни сопротивления, ни опасностей. Дворы наши были набиты скотом, рабаты наши полны рабов.
Сардар смочил глотком чая пересохшее горло и продолжал, обращаясь к старику:
- Когда ты отказался от походов, от мирских дел и уединился, благодать кончилась. Мы не только не торгуем рабами, я теперь сам должен делать то, что пристойно лишь рабу. Невыносимо жить. Нет больше моих сил так жить. И я решил: "Пойду к наставнику, посоветуемся, поговорим". Вот взял с собой молодцов, пришел к тебе за твоим словом.
- Рад тебя видеть! - ответил Клыч-ага. - Я всегда тебя поминаю в своих молитвах. А слово мое: "Не падай духом!" Отчаяние - это от дьявола. Пока крепок телом, пока тверд духом, дерзай! А перед сильным и дерзким земля просторна!
Старик, подняв чайник, единым духом опустошил его через носик и протянул юноше, приказав заварить свежего.
С помолодевшим лицом, с загоревшимися глазами, он приподнялся, глядя куда-то далеко, словно там сквозь кошму юрты вились разбойничьи тропы между песков и за песками темнели сады, а за садами - открытые города, набитые золотом, нарядами, беззащитными, покорными людьми, стадами скота, верблюдами, караванами, шатающимися под грузом сокровищ.
- Я слышал, - сказал он, - в Афганистане произошли какие-то беспорядки. Там ссорятся двое братьев из-за царства: Шах-Заман и Шах-Махмуд. А границы там сейчас без хозяина. Без хозяина остались и земли Герата. Пытай счастье! Ступай туда!
- Ты щедр и зорок! - ответил сардар. - Я уже думал об этой прогулке. Я и пришел тебя об этом спросить. А ты сам все видишь и отвечаешь. Ты свят и прозорлив! А если ты посылаешь меня туда, удача нас отяжелит добычей!
Может быть, десятый чайник осушил сардар, пока поднялся.
- Помолись за нас. Благослови нас!
Наставник дал каждому по просяной лепешке и, обратившись в сторону Мекки, встал на молитву. Остальные встали позади Клыча-халифы, и он, подняв руки, молился.
Когда дочитали молитву и все ответили "аминь", халифа сказал:
- Берите в руки, но не давайтесь в руки! Покоряйте, но не покоряйтесь! Да помогут вам Хызр и Ильяс и да будет с вами помощь божья!
Так, помолившись, вышли они из шатра, и вскоре в пустыне заклубилась пыль, поднятая копытами коней Абдуррахмана-сардара.
А во дворе Клыча-халифы все замерло, кроме женских рук, ткавших ковры, да крутящихся веретен, за которыми мальчики пряли пряжу.
2
Одна семья на берегу реки Герируд в окрестностях Герата, на севере Афганистана, вырастила и возделала большой сад.
От покушения прохожих сад был огражден глинобитной стеной, сверху покрытой колючками.
Рядами росли там яблони и груши, сливы и персики, разнообразные сорта винограда, а на грядах - дыни, арбузы, тыквы.
Кроме длинного навеса, никаких строений не было в этом саду. А под навесом жили не люди, а голуби; для них к балкам были прибиты доски, и в этих желобках голуби устраивали свои гнезда и выводили птенцов.
От голубей собирали столько удобрений, что их хватало на весь сад.
Между рядами винограда и под деревьями на солнечных местах тянулись площадки, густо и гладко смазанные глиной, где сушили виноград, славные гератские сливы и персики.
Гератская слива славилась во многих странах. На гератских базарах ее покупали для лечения многих болезней и расхваливали под названием бухарской, а на базарах Бухары, Самарканда и Ташкента ее покупали тоже как лечебную, но, расхваливая, называли гератской.
Сбор этой сливы в Герате считался самым разгаром полевых работ. Но в этом году, хотя сливы давно уже созрели и готовы были осыпаться, хозяева не шли в свой загородный сад на сбор урожая.
В стороне от сада стояло селение, окруженное высокими, как городская крепость, стенами.
Здесь жила семья, взрастившая голубиный сад. Здесь жили и еще многие садоводы и земледельцы.
Глава семьи Хасан ежегодно раньше своих соседей выходил на работу в сад, раньше других собирал урожай, и тогда у Хасана работало много людей, помогавших ему в саду: Хусейн и Хамид - два его брата, их старшие сыновья - Риза, Махмуд и Али, - все они работали под началом Хасана.
Но в прошлом году на уборке слив случилась беда: во время работы на сад напали туркмены и всех мужчин, кроме Хасана, захватили и увели в плен. И никто не знал, в какой уголок земли продали их туркмены в рабство.
У Хасана никого не было в этом году. Некому было помочь ему на работе, кроме женщин, девушек и малолетних детей. Весной и летом Хасан ходил в сад один.
Он там перекопал гряды, посадил семена, поливал всходы, промазал площадки для сушки плодов. Но собирать плоды одному было невозможно. Водить туда женщин и детей, когда в любой день грозил новый туркменский набег, тоже было опасно.
И вот проходило время, плоды переспевали и начинали осыпаться, а Хасан все не решался вести в сад свою семью. А ехать туда одному ему было бесполезно.
Только и пользы было за все лето от сада, что принес Хасан несколько корзин винограда, несколько дынь и арбузов - столько, сколько смог принести сам.
Но в это время из Мешхеда прибыл караван, и прибывшие говорили, что нигде на расстоянии двух-трех дней пути никаких туркменов нет; что из-за засухи все туркмены оттуда откочевали в сторону Серахса и Абиверда; что за последние семь-восемь месяцев туркмены лишь раз или два наезжали на мешхедских крестьян, но оба раза безуспешно; что шахские войска с иностранными пушками и бесстрашными воинами, подобными Рустаму и Исфандиару, несколько раз нападали на туркменов и нагнали страху на них; что туркмены дали шаху подписку больше не нападать, не уводить в плен и не продавать в рабство никого из людей.
- Поэтому, - говорили караванщики, - мы от Мешхеда до Герата не встретили ни одного туркмена, тогда как прежде на этой переходе не раз приходилось отбиваться от них.
И правда, за последний год ничего не было слышно о туркменских набегах.
Слова караванщиков всех успокоили, деревня пришла в движение. Если до того дня мужчины выходили в сад со страхом я дрожью и возвращались, боясь оглянуться назад, теперь они всеми семьями решили выехать в свои сады.
Вместе с ними собрался и Хасан.
Еще не забрезжил осенний день, еще в прозрачной синеве неба поблескивали звезды, еще воробьи не вылетали из гнезд, еще куры не спускались с деревьев, а дети уже проснулись.
Детвора, обычно безмятежно спавшая до завтрака, сегодня помогала матерям в их сборах, чтобы скорее отправиться в сад.
Семилетний Рахимдад, проснувшийся позже всех, упрекал свою мать:
- Ты почему не разбудила? Из-за тебя я проспал! Он будил свою трехлетнюю сестренку Зебу:
- Вставай скорей! Я тебе поймаю воробышка. Мы же уходим!
А Зеба, не открывая глаз, потянулась.
- Сейчас. Еще минуточку. Сейчас! Сборы закончились.
Жена Хасана Зулейха привязала своего грудного сына за спиной, а трехлетнюю дочку Хадичу взяла на руки. Жена Хусейна, попавшего в прошлом году в плен, взяла на руки трехлетнюю Зебу, а Рахимдад сам, впереди всех, побежал на улицу.
Оставив дом с имуществом на попечение Хасановой тещи, еще до восхода солнца все вышли в путь.
Хасан, заткнув за пояс старинную саблю, а кремневое ружье вскинув на плечо, пошел впереди.
Путь был недалек. И хотя из-за детей шли медленно, через час уже пришли в сад и принялись за работу.
Рахимдада, который шел в сад, чтобы поймать воробья, мать тоже заставила работать.
- Сынок! - сказала она Рахимдаду. - При твоем отце мы были спокойны. Вместе со своим братом он делал всякую работу. А когда все они попали в плен, твой старший дядя выбился из сил. Все приходится делать ему одному. Если мы ему не поможем, он скоро устанет, и мы все останемся без кормильца. Теперь работай ты за своего отца.
Рана взяла корзину и влезла на дерево, на подрезанную сухую ветку повесила корзину и принялась собирать сливы.
Рана не слушала и не слышала, как просилась к ней маленькая Зеба.
- Ты собирай и складывай в коробку все до единой осыпавшиеся сливы! - приказала она сыну. Маленькая Зеба тоже трудилась.
Остальные женщины на деревьях и под деревьями собирали сливы и с грустью вспоминали тех, кто в прошлом году попал в плен, собирая здесь, с этих же деревьев, такие же вот тяжелые, сочные, спелые сливы. С молитвой на устах они обращались к богу и Шахимардану сохранить от беды оставшихся.
Хасан здесь, в саду, перед лицом пустыни, приуныл. Он увидел, как легко появиться разбойникам из-за любого песчаного холма, с любой стороны, отовсюду.
И хотя он не высказывал своих тяжких мыслей ни женщинам, ни девушкам, сам он думал лишь об одном - о таком близком, возможном, неотвратимом несчастье и ломал голову над тем, как его предотвратить.