- Добро, добро, любезный! Разве я не видел, как ты на нее поглядывал?.. Потерпишь, потерпишь, да смолвишь когда-нибудь. И я так же в старину тосковал о моей покойнице; точно так же таил от всех, что она пришлась мне больно по сердцу; и у меня так же сна не было, и кусок в горле останавливался; а уж тоска-то была какая, тоска! ах ты, господи боже мой! два раза из петли вынимали! зато как подослал сваху да пошло дело на лад, так, верите ль, чуть было не спился от радости, совсем ошалел! Подумаешь, как все на свете мудрено устроено! Вот, например, хоть эта любовь; курьезное дело! Любого молодца с ног срежет!
- Ох, эта пешка! - закричал Сергей Филиппович, потирая левой рукой лоб. - Ну, точно бельмо на глазу! Нельзя вывести коня, ладья стоит без дела... Ах, черт возьми!.. Уж добро бы шашка, а то эта дрянь, пешка проклятая!
- Да так-то всегда и бывает, Сергей Филиппович, - сказал Зарубкин, улыбаясь с довольным видом, - не бойся боярина, а бойся слуги. Не велик человек секретарь нашего воеводы, а все ему в пояс кланяются. Я прошлого года попытался не послать ему на именины барашка в бумажке, так он чуть меня совсем не погубил. Выдумал, окаянный, что будто бы по зимам этот злодей Рощин держит у меня на хуторе свою разбойничью пристань, и если бы вы, мой благодетель и милостивец, не вступились в мое горе да не оправдали перед начальством, так меня бы, горемычного, как липку облупили. Я себе и думать не думаю; вдруг прислали ко мне сыщиков. Господи боже мой, как пошли они кур душить! А там нагрянула ко мне целая ватага подьячих из суда, принялись бражничать; давай им вина, наливки, того-сего; а уж как жрут-то проклятые, жрут!.. Ключница моя, Никитишна, подаст им, бывало, для фриштика жареного гуся да окорок ветчины или бараний бок; глядь-поглядь, одни косточки остались! Так, бедная, и всплеснет руками. Да что и говорить, вконец было разорили! Ну что, Сергей Филиппович, изволили пойти слоном?
- Пошел, братец.
- Напрасно, батюшка, напрасно! Шах королю.
- Как так?..
- Да так! Укрыться-то нечем: шах и мат.
- Подлинно шах и мат! - раздался грубоватый голос позади Зарубкина, - да только вам, сударь, а не Сергею Филипповичу.
Зарубкин обернулся: позади него стоял купец.
- Полно, так ли, любезный? - сказал хозяин, взглянув с удивлением на купца. - Конечно, со стороны виднее, но, воля твоя...
- Посмотрите хорошенько.
- Смотреть-то я смотрю, да ничего путного не вижу.
- Попытайтесь, сударь; извольте-ка заслонить вашего царя конем.
- Так что ж? Он возьмет его ферзью.
- Некогда будет, Сергей Филиппович; ведь, тронув с места коня, вы откроете вашу ладью и скажете ему шах и мат.
- Ах, батюшка, подлинно так! - вскричал Ильменев. - Точно, точно! Его царю нельзя двинуться с места!.. Что, брат, Иван Тимофеевич, а!
- Постойте, постойте! Дайте подумать!
- Чего тут думать? Мат, да и только!
- Тьфу ты, пропасть! В самом деле! Ах, я дурак, дурак! Увязил ферзь, припер сам царя... слона не вывел!.. А игра-то какая была!
- Ай да купец, молодец! - сказал хозяин. - Да ты, видно, любезный, мастер в шахматы играть.
- Маракую, батюшка. У нас, в Астрахани, персиян довольно; я часто с ними игрывал; так около них и понаторел немного.
- А ты едешь из Астрахани?
- Да, сударь; я тамошний купец.
- И, верно, пробираешься в Москву?
- Статься может, и до Питера доеду.
- А что, любезный, не прогневайся, имени твоего и отчества не знаю...
- Алексей Артамонов, батюшка.
- А по прозванью?
- Выдыбаев.
- Послушай, Алексей Артамонович: ты едешь издалека, так, верно, и коней своих измучил, и сам умаялся; останься-ка у меня, отдохни порядком да разговейся вместе с нами; а там и с богом.
- Всенижайше благодарю, батюшка, за вашу ласку, - отвечал купец с низким поклоном.
- Ну что? Остаешься?
- И рад бы радостью, Сергей Филиппович, да никак нельзя: завтра надо чем свет опять в дорогу. Будет, батюшка, и того, что вы, по вашей милости, изволили сегодня укрыть меня, дорожного человека, от темной ночи и непогоды.
- Ей, брат, останься! Мы будем с тобой в шахматы биться, а лошадки твои меж тем отдохнут. Ведь Христов день не за горами.
- Знаю, сударь, знаю; да об страстной мне надо быть неотменно в Муроме. Вот как я там все дела свои исправлю, так, если вашей милости угодно, к празднику опять вернусь сюда. В Москву торопиться нечего: мне надо быть там после Фоминой. Так, чем ехать муромскими лесами, я лучше поеду на Рязань. Да и крюку-то почти не будет; чай, от вашего поместья дней в пять легонько до нашей кормилицы белокаменной доедешь?
- Я и в третьи сутки поспеваю. Смотри же, любезный, коли так, так так! Милости просим! Приезжай нашим куличом разговеться. Э! да скажи-ка мне, братец, ты человек дорожный: что поговаривают об этом чертове сыне, разбойнике Кузьме Рощине? Ока давно уже прошла, а о нем что-то вовсе не слышно. Уж не поймали ли его где-нибудь?
- Дай-то господи! Теперь он, как слышно, тешится с своими молодцами по Волге и, говорят, близь Макарья уж три села выжег.
- Вот что! Так он на Волгу перебрался? Что, видно, здесь жутко пришло?
- Да, батюшка; теперь по Оке стоят везде воинские команды, так он и бросился вниз по матушке по Волге, а шайка-то у него, как видно, пребольшая. Мне сказывали, что он на трех косных лодках разъезжает.
- Да что ему, прости господи, уж не сам ли сатана помогает? Два года по Оке разбойничал, теперь грабит на Волге, и все ему с рук сходит! Ну, дорого бы я дал, чтоб хоть раз взглянуть на этого Рощина.
- А я так и даром его видел, - сказал с улыбкою купец.
- Неужели, батюшка? - вскричала Варвара Дмитриевна. - Когда?
- Дней семь тому назад. Верстах в десяти от Нижнего я вместе с ним ужинал и ночевал на постоялом дворе.
- Как, вместе с Рощиным? - прервал Сергей Филиппович. - И ты остался цел?
- А вот, как видите. Он был один-одинехонек, и я узнал уж после, кто со мною ужинал, - мне на другой день сказал об этом хозяин постоялого двора.
- Так чего же смотрел этот бездельник? Ему бы надобно было кликнуть народ да связать этого разбойника.
- Связать? Нет, батюшка, это легко вымолвить; не только хозяин постоялого двора, да и все село знало, что у них ночует Рощин, а, небось, никто не сунулся.
- Да неужели он так страшен, что к нему и приступиться-то никто не смеет?
- А как бы вам сказать, сударь?.. Повыше меня целой головой. Вот господин офицер молодец собой, плечист, а тот вдвое плотнее будет. А рожа-то какая! Не приведи господи и во сне увидеть! Борода по пояс...
- И, верно, рыжая, - сказала робким голосом Варвара Дмитриевна.
- Нет, сударыня, как смоль черная.
- Да что за вздор! - прервал хозяин. - Ведь этот Рощин не Полкан же богатырь какой. Ну, может ли статься, чтоб целое село не справилось с одним человеком?!
- Как не справиться! Да ведь мужички-то себе на уме. Его схватят, так товарищи останутся, а в селе-то не останется ни кола ни двора. Слыхали ли вы, сударь, поговорку: как подпустят красного петуха, так запоешь и курицей.
- Правда, правда! Да чего же нижегородский воевода смотрит! У меня бы этот разбойник давным-давно сидел в остроге. Да милости просим, пускай пожалует ко мне в гости!
- Эх, батюшка, не напрашивайтесь! - перервал Зарубкин.
- А что ж? - продолжал хозяин. - Приму, угощу и в бане выпарю, да так, что он до новых веников не забудет. Ведь я не кто другой: свистну только, так у меня пятьдесят молодцов хоть сейчас под ружье станови. Конечно, ты, Иван Тимофеевич, дело другое, тебе как не бояться! У тебя что за дворня! Чай, душонок пять-шесть. А я двести душ держу на мещине, любезный!
- Так, сударь, так, вестимо: большому кораблю большое и плаванье; да ведь и он, батюшка, не сам-друг выходит на грабеж.
- Так что ж? Эка фигура! Чтоб я не справился с этой сволочью! Да у меня любой псарь на пятерых разбойников пойдет.
- Эх, батюшка, не хвалитесь. Не ровен час. Знаете ли вы, какую шутку выкинул третьего года этот Рощин с князем Владимиром Павловичем Зашибаевым?
- А что такое? - спросил с любопытством Ильменев.
- И я об этом не слыхала, - сказала Варвара Дмитриевна. - Расскажи нам, батюшка.
Она положила на стол свой чулок. Машенька перестала вышивать. Все сдвинулись в кружок, поближе к Зарубкину, и он начал: