Василий Авенариус - Два регентства

"Здесь будет город заложен!" - до этой исторической фразы Петра I было еще далеко: надо было победить в войне шведов, продвинуть границу России до Балтики… Этим событиям и посвящена историко-приключенческая повесть В. П. Авенариуса, открывающая второй том его Собрания сочинений. Здесь также помещена историческая дилогия "Под немецким ярмом", состоящая из романов "Бироновщина" и "Два регентства". В них повествуется о недолгом правлении временщика герцога Эрнста Иоганна Бирона.

Содержание:

• Глава первая - РЕГЕНТ БЛАГОДЕТЕЛЬСТВУЕТ 1

• Глава вторая - ЗНАКОМЫЙ НЕЗНАКОМЕЦ 2

• Глава третья - РЕГЕНТ БРЯЦАЕТ ОРУЖИЕМ 3

• Глава четвертая - ПРЕЛЮДИЯ К ГОСУДАРСТВЕННОЙ АВАНТЮРЕ 4

• Глава пятая - РЕГЕНТА "УСЫПЛЯЮТ" 5

• Глава шестая - КАК ДОВЕРШИЛАСЬ АВАНТЮРА 6

• Глава седьмая - СВОЯ РУКА - ВЛАДЫКА 7

• Глава восьмая - СОКОЛ С МИРТОВОЙ И ГОЛУБЬ С МАСЛИЧНОЙ ВЕТКОЙ 9

• Глава девятая - ЧАШКА ЧАЮ У ЦЕСАРЕВНЫ 10

• Глава десятая - ГРОШ ЗА ЧЕЛОВЕКА 11

• Глава одиннадцатая - У СТАРИКА-ВОЗНИЧЕГО БРАЗДЫ УСКОЛЬЗАЮТ ИЗ РУК 12

• Глава двенадцатая - ОСТЕРМАНОВЩИНА 13

• Глава тринадцатая - СКАЗКА О СПЯЩЕЙ ЦАРЕВНЕ 15

• Глава четырнадцатая - ГЛАВА ИЗ РЫЦАРСКОГО РОМАНА 16

• Глава пятнадцатая - В ОБРУЧИ И В ГОРЕЛКИ 17

• Глава шестнадцатая - ДОИГРАЛАСЬ! 18

• Глава семнадцатая - ЕЩЕ ОДИН РЫЦАРЬ БЕЗ СТРАХА, НО НЕ БЕЗ УПРЕКА 19

• Глава восемнадцатая - КАБЫ ВОЛЯ! 20

• Глава девятнадцатая - ДИПЛОМАТИЯ 21

• Глава двадцатая - ПРИЗРАК ЛИНАРОВЩИНЫ 22

• Глава двадцать первая - ЧЕТА ЛОМОНОСОВЫХ 23

• Глава двадцать вторая - ОТ РЫБАЧЬЕЙ ХИЖИНЫ ДО ХРАМА НАУК 24

• Глава двадцать третья - В ЧЕМ СЧАСТЬЕ 25

• Глава двадцать четвертая - ГЕРОЙ РЫЦАРСКОГО РОМАНА СХОДИТ СО СЦЕНЫ 27

• Глава двадцать пятая - СЛОНЫ ПЕРСИДСКОГО ШАХА 27

• Глава двадцать шестая - ЧЕТЫРЕ МАНИФЕСТА 28

• Глава двадцать седьмая - ПОСЛЕДНЯЯ КАПЛЯ 29

• Глава двадцать восьмая - ПЕРЕВОРОТ 25 НОЯБРЯ 1741 ГОДА 30

• Глава двадцать девятая - ИМПЕРАТРИЦА ЕЛИЗАВЕТА ПЕТРОВНА 32

• Глава тридцатая - БОЛЬ ВРАЧА ИЩЕТ 32

• Глава тридцать первая - "НУ, ПОДУМАЙТЕ!" 33

• ЗАКЛЮЧЕНИЕ 35

Глава первая
РЕГЕНТ БЛАГОДЕТЕЛЬСТВУЕТ

Скончалась императрица Анна Иоанновна в своем петербургском Летнем дворце, оттуда же должно было последовать и ее погребение. На другое утро по ее кончине, 18 октября 1740 года, младенец-император Иоанн Антонович был перевезен в Зимний дворец, вместе с ним переселились туда и его молодые родители - принцесса Анна Леопольдовна и принц Антон-Ульрих. Регент, герцог Бирон, еще накануне заявил, что сам он не покинет Летнего дворца, пока тело незабвенной монархини находится еще там и не предано земле.

По этому поводу обер-гофмаршал граф Левенвольде счел нужным еще раз переговорить с регентом. Когда дежурный паж пригласил его в герцогский кабинет, Бирон сидел еще за утренним кофе в своем светло-голубом шлафроке с оранжевыми лацканами и обшлагами. Он вообще любил яркие цвета, а голубой и оранжевый были к тому же цвета родной его Курляндии.

"А черная одежда была бы теперь все же пристойнее", - подумал про себя гофмаршал, и ему невольно вспомнилось известное острословие: "Для чего наружные знаки печали? Была бы душа черна!".

Но он поспешил отогнать от себя нечестивую мысль и с почтительностью прикоснулся к протянутой ему руке. Пожелав регенту доброго утра, он осведомился, не переменил ли его светлость своего вчерашнего намерения пробыть здесь, в Летнем дворце, до похорон.

- Что мною раз решено, - был ответ, - то отменено быть не может.

- Я и не посмел бы понапрасну беспокоить вашу светлость, - заметил Левенвольде, - если бы не обычай русского народа поклоняться праху царствующих особ, а по наведенной справке тело усопшей особы выставляется публично в течение не менее шести недель.

- Дабы всякий желающий мог исполнить свой христианский долг? Вполне одобряю. И мы назначим для сего не шесть, а целых десять недель! На какой день придутся тогда похороны?

Обер-гофмаршал подошел к висевшему над столом стенному календарю и стал рассчитывать.

- Ну? - спросил Бирон.

- Придутся они на двадцать шестое декабря, то есть на второй день Рождества, но тогда ведь не хоронят…

- Гм… Так, скажем: двадцать третье декабря, дабы на другой день в рождественский сочельник вся Россия могла единодушно вознести свои молитвы за упокой души обожаемой царицы.

- Слушаю-с. А до тех пор ваша светлость так и не выедете отсюда?

- Ни я, ни мое семейство. Здесь же будет собираться и особая комиссия для разработки формы придворного траура и всего церемониала погребения. Вы, Левенвольде, составьте мне нынче же к вечеру список членов комиссии, а также подробную справку о тех милостях, которые прежде даровались народу при перемене правления.

- Ваша светлость все ведь предусмотрите! - почел долгом умилиться обер-гофмаршал. - Народ будет благословлять вашу доброту…

- Эх, милый мой! К чему эти фразы? Мы оба прекрасно знаем, что русский народ нас, немцев, терпеть не может.

- Простите, герцог, не всех немцев. Фельдмаршала Миниха, например, вся армия очень любит…

Бирон досадливо поморщился.

- Ну, так нас, курляндцев! - поправился он. - Народ цепной ведь пес, который рычит на всякого пришельца. Вот мы и бросим ему кость.

- Смею заметить, что против вашей светлости настроен не один только простой народ, но и многие из высших слоев общества до сенаторов и самой принцессы Анны включительно.

- Мы никого не обойдем, а принцессу да и цесаревну облагодетельствуем теперь же.

Герцог позвонил в колокольчик. На пороге вырос саженный камердинер-курляндец.

- Что угодно вашей светлости?

- Одеваться!

Первый выезд Бирона был в Зимний дворец к молодой матери государя. С отменной, невиданной еще любезностью он возвестил ей, что определил ей годового содержания 200 тысяч рублей, а когда принцесса попросила еще назначить к ее особе гофмейстера, он выбрал для должности камергера при ее сыночке молодого графа Миниха, к которому очень благоволила как сама принцесса, так и ее гоффрейлина и первая фаворитка Юлиана Менгден, свояченица Миниха.

После этого герцог поехал к главе русской партии цесаревне Елизавете Петровне, чтобы обрадовать и ее назначением ей дополнительного годового оклада в 50 тысяч рублей. Но цесаревна его не приняла, и ему ничего не оставалось, как затаить до времени свою злобу и ехать дальше. Он велел кучеру везти себя в сенат.

Господам сенаторам он объявил, что желает поднять значение правительствующего сената и впредь часто будет посещать их заседания. Польщенные сенаторы, в свою очередь, определили ему тут же 500 тысяч на собственные расходы и вместо титула "светлости" предложили ему именоваться "императорским высочеством". Бирон, однако, показал столько такта, что удовольствовался титулом "высочества", причем выговорил тот же титул и родителю государя, принцу Антону-Ульриху. Но вместе с тем он дал знать в сенатскую типографию, что высочайший указ о его собственном титуле должен быть напечатан во всеобщее сведение на другой же день, 19 октября, указ о титуле принца и денежных пожалованиях принцессе и цесаревне - только несколько дней спустя.

Каждый день затем приносил доказательства благодушия регента: многие ссыльные получили разрешение вернуться в Петербург с возвращением им и чинов, кому был сокращен срок заключения, кто и вовсе избавлен от наказания. Особым манифестом было предписано строго соблюдать законы, чинить суд правый и беспристрастный, во всем повсюду равный, без богоненавистного лицемерия и проклятых корыстей. Часовых, мерзнувших до сих пор в зимнюю пору в своих подбитых ветром епанчах, было велено снабдить шубами, а для уменьшения придворной роскоши, виновником которой выставляли до тех пор самого Бирона, последовало воспрещение носить кому бы то ни было платье дороже четырех рублей аршин.

Не забыл герцог, наконец, и своего преданного слуги, секретаря Де-сиянс академии, Василия Кирилловича Тредиаковскаго. Указом сената от 1 ноября 1740 года было постановлено: "Ему, Тредиаковскому, за бесчестье и увечье его Артемием Волынским награждение выдать из взятых за проданные его, Волынского, пожитки и имеющихся в рентерее денег 360 рублев".

Все недовольные были, казалось, ублажены, наступила тишь и гладь и Божья благодать.