Что же касается вашей идеи, связанной с тем, чтобы избавиться от
него и как она должна поступить: как вытащить тело из машины, и куда ей поехать для этого, и следует ли ей ждать до наступления ночи, и тому
подобное – я понимаю, что могут быть и такие варианты. Но вам пришлось бы доказывать, что все действия могут быть выполнены без опасности, а это
уж слишком сложно. Тут то вы и влипните! Забудьте об этом… Однако ваша приятельница пари не выиграла. Ведь она создала ситуацию, показывающую,
что особому риску подвергается женщина – шофер такси. А в данном случае опасность исходит как раз из того факта, что не она вела такси. Поэтому,
ваша приятельница…
– Вы не о том говорите. Вы прекрасно знаете…
– Замолчите, – резко оборвал я ее. – Простите, я не хотел вас обидеть.
Ее пальцы снова сжались в кулаки.
– Вы сказали, что могли бы дать несколько практических советов.
– Я увлекся. Идея избавления от трупа заманчива, но лишь до тех пор, пока это только идея. Кстати, одну деталь я счел само собой разумеющейся,
хотя не должен был этого делать: то, что женщина, фигурирующая в ситуации, придуманной вашей приятельницей, умерла насильственной смертью. Если
она могла умереть от естественной причины…
– Нет. Она была зарезана. Торчал нож, рукоятка ножа…
– Тогда выиграть пари невозможно. Шофер такси, позволяющий кому то другому вести машину, совершает проступок, тем более что тот, кому он ее
доверил, не имеет лицензии. Но ездить с мертвым телом, в которое воткнут нож, сбросить его где то и не сообщить в полицию – это уже
преступление. Хорошо, если оно обойдется в год. А возможен и больший срок…
Мира Холт разжала кулаки, чтобы схватить меня за руку, и, наклонившись ко мне, воскликнула:
– Но может быть не так, если она все сделает правильно! Нет, если никто даже ничего не узнает! Я вам сказала неправду: она… таки узнала ее! Она
знала ее, когда та была жива! Поэтому она не может…
– Постойте, – прорычал я. – Открывайте кошелек и давайте мне какие нибудь деньги, живо! Платите мне. Купюра в один доллар, в пять! Не сидите и
не пяльтесь на меня. Видите полицейскою машину? Если она проедет мимо… Нет, она останавливается – платите мне!
Девушка была близка к панике и хотела вскричать. Я успел положить ей руку на плечо, остановить и удержать. Она открыла кошелек, и не нащупывая,
вытащила сложенные долларовые ассигнации. Я взял их и положил к себе в карман.
– Успокойтесь, все о'кей, – сказал я ей негромко. – Обычно люди таращат глаза на полицейские машины. Оставайтесь здесь и держите рот закрытым. А
я пойду взглянуть: естественно, что я любопытен.
Это было абсолютной правдой, я и в самом деле был очень любопытным. Машина полицейского патруля остановилась рядом с такси. Полицейский, не тот,
что вел машину, а другой, вышел и подошел к той дверце такси, что была с его стороны. Он открыл ее в тот момент, когда я дошел до тротуара.
Если у вас создалась определенная репутация, то самое лучшее, что вам следует делать – это поддерживать ее. Поэтому я подошел к дверце со своей
стороны и толчком открыл ее. Перед нами был кусок коричневого брезента, державшегося на том, что было под ним. Полицейский, приподнявший край
брезента, заорал на меня: «Назад!» – и я отступил на полшага. Но он не потребовал, чтобы я закрыл дверцу, поэтому мне было видно, как он
стягивает брезент. Больше света не помешало бы, но и скудного вечернего освещения вполне хватало, чтобы разглядеть женщину, или вернее, что это
была женщина, и что нож, рукоятка которого торчала перпендикулярно ее ребрам, полностью вошел в нее.