При этом во внимание не принимались ни титулы, ни боевые награды. Не щадились даже привилегированные гвардейцы из полков столичного гарнизона с их известными фамилиями и родственными связями при императорском дворе. Как было, например, с одним из графов Игнатьевых - Николаем, который провалился на экзамене по астрономии и был возвращён в лейб-гвардии Преображенский полк.
Судьба этих офицеров в дальнейшем была незавидной. Они возвращались с подавленной психикой и с печатью неудачника в глазах строевых командиров. Теперь перспектива для них становилась туманна...
Больше всего Николаю Юденичу доставляли удовольствие лекции по истории военного искусства. Читались лекции по Александру Македонскому и Наполеону Бонапарту, А.В. Суворову-Рымникскому и М. И. Кутузову-Смоленскому. Изучалось отечественное и европейское тактическое мастерство. По военной стратегии лекции читались основательно, знающими свою науку профессорами.
На первом курсе едва ли самым большим камнем преткновения являлась так называемая "ситуация". В первый же день поступления в академию каждому слушателю выдавалась бронзовая выпуклая модель горки или рельефа местности. Её требовалось срисовать мельчайшими штрихами на бумаге. Причём толщина штрихов должна была соответствовать крутизне скатов бронзовой горки.
Каждый год слушатели выезжали на длительные полевые занятия, в число которых входила глазомерная картографическая съёмка местности. Обычно такие занятия проредили в окрестностях Царского Села или Петергофа. Преподаватель ставил задание на съёмку обычно так:
- Поручик, ваша пехотная рота расположилась на высоте такой-то. Проведите картографическую съёмку занимаемой позиции для атаки.
- Задача ясна, господин профессор. Какими инструментами разрешается мне пользоваться при съёмке местности?
- Ваш инструмент - суворовский глазомер, карандаш и лист ватманной бумаги.
- Срок готовности карты ротной позиции?
- К утру завтрашнего дня, поручик.
- Могу ли к вам обращаться с вопросами, господин профессор?
- Ради Бога, поручик.
- Тогда позвольте уточнить на местности...
- Господин поручик, спрашивать о чём-то по картографии разрешаю только после сдачи вашей работы...
Впрочем, слушатели академии такие выезды в поле на Глазомерные картографические съёмки любили: автомобилей ещё не существовало и умение быстро передвигаться на коне на большие расстояния и не утомляясь являлось составной частью боевой подготовки будущих офицеров Генерального штаба. Даже пехотные офицеры гордились качеством кавалерийской выправки.
Академия, расположенная в самом центре столицы, своих лошадей не имела. Они вместе с конными вестовыми выделялись кавалерийскими полками лейб-гвардии, расквартированными в окрестностях Санкт-Петербурга - Кирасирскими Его Императорского Величества и Её Императорского величества, Драгунским, Конно-Гренадёрским, Гусарским, Уланским. Эти полки стояли в Петергофе, Царском Селе, Гатчине.
Поручику Николаю Юденичу вместе со своими однокурсниками пришлось участвовать в параде в Красном Селе.
Тот красносельский парад красочно описал подъесаул П. Н. Краснов, будущий белый атаман Донского казачьего войска и один из крупнейших писателей русского зарубежья:
"Ничего не предвещало солнца, а между тем оно должно было быть, должно было осиять венчанного царя, Божия помазанника. Так верили седые генералы, начальники дивизий, командиры бригад и полков, в ярких лентах и орденах насупившись смотревшие, как чистились их люди, так верили молодые офицеры, старые фельдфебели и солдаты всех сроков службы...
В сказочной красоте и величии должен был явиться перед своим войском царь, солнцем осиянный, прекрасный, великолепный и далёкий. Не от мира сего. "Так было всегда, - говорили старые люди, - что какая бы погода ни была, но государя неизменно сопровождало солнце". И одни видели в этом милость Божию, чудо, явленное народу в подтверждение того, что царь не людьми поставлен, но Богом, другие, скептики и маловеры, усматривали в этом отличную работу Пулковской обсерватории, знающей, когда будет какая погода, третьи, молодёжь, сами мало видевшие, считали, что это просто случай...
Всё поле покрылось тёмными квадратами пехотных колонн. Краснели погоны, и тускло виднелось золото и серебро офицерских уборов. Сзади пехоты неподвижно вытянулись запряжки артиллерии и банник в банник, дуло в дуло выровнялись орудия. Великий князь на караковом коне, с седлом, покрытым вальтрапом с каракулем, объехал полки...
Так же серо было небо, и туман клубился шапкой над Дудергофом, скрывая его леса и дачи. Сзади валика длинной пёстрой лентой на зелёном лугу стояли полки кавалерии. Белой широкой полосой лежала кирасирская дивизия, три пятна - красное, синее и малиновое - обозначали казаков, а левее тёмная вторая дивизия заканчивалась пёстрым белым с красным пятном гусарского полка. У самой Лабораторной рощи, хмурой, набухшей от дождя, стояли пушки и видны были всадники конных батарей.
Равнялись последний раз. Проверяли по шнуру носки. Бегом разбежались по местам жалонёры и пешие линейные кавалерии сели на лошадей...
Подле валика на стульях и скамейках, ещё с раннего утра, принесённые денщиками, сидели и стояли зрители, больше дамы и барышни, дети, офицеры штабов, изредка виднелась хорошо одетая штатская фигура, умилённо смотревшая на войска. Все лица были повёрнуты в сторону Красного Села. Туда же смотрел, небрежно сидя на коне с обнажённой шашкой в руке, великий князь Владимир Александрович и разговаривал громким голосом, звучавшим на всё поле, со своим начальником штаба, статным, седым, стройным генералом.
- Едет, ваше высочество, - почтительно прервал его начальник штаба, указывая глазами на Красное Село.
Оттуда вылетела тройка и быстро приближалась к пёстрой группе, стоявшей между народом и Красным Селом. Там была свита, лошадь государя и коляска императрицы.
Великий князь нахмурился и посмотрел на Дудергоф. Из серых туч ясно отделилась его косматая, покрытая елями, соснами и орехом вершина, и ветер рвал в клочья туманы рад ним, и обнажились верхние дачи. Внизу отчётливо стали видны павильоны и галерея татарского ресторана. Но солнца не было.
Коляска подлетела к свите и остановилась. Великий князь посмотрел на часы. Было без двух минут одиннадцать.
- Точен, - сказал он начальнику штаба, - как отец, как лёд...
Он незаметно, мелким крестом перекрестился. Волнение Отразилось на его красивом холёном лице.
- Па-гад! Сми-гно! - скомандовал он. - Батальоны, на пле-чо!
И точно ёж поднялся над бурым мокрым полем: пехота ощетинилась штыками.
- По полкам, слу-шай, на ка-га-аул!.. - Великий князь поднял свою рослую лошадь в галоп и тяжело поскакал навстречу государю.
Нарушая общую тишину резкими отрывистыми звуками, играли гвардейский поход трубачи собственного его величества конвоя. Государь поздоровался с казаками, и "ура!" вспыхнуло на правом фланге. Государь подъезжал к полку военных училищ. Полк вздрогнул двумя резкими толчками, юнкера взяли на караул, и тысяча молодых лиц повернулась в сторону государя.
Впереди свиты на небольшой серой арабской лошади с тёмной мордой, с которой умно смотрели большие чёрные глаза, накрытой громадным тёмно-синим вальтрапом, расшитым золотом, легко и грациозно сидел государь. Красная гусарская фуражка была надета слегка набок. Из-под чёрного козырька приветливо смотрели серые глаза, алый доломан был расшит золотыми шнурами, на лакированных сапогах ярко блестели розетки, и чуть звенела шпора.
- Здравствуйте, господа! - раздался отчётливый голос, и из тысячи молодых грудей исторгся восторженный выкрик, шедший от самого сердца.
И сейчас же величественные плавные звуки русского гимна полились на фланге и слились с ликующим юным "ура!". В ту же минуту яркий солнечный луч блеснул на алой фуражке и залил царственного всадника, свиту и коляску, запряжённую четвёркой белых лошадей, в которой в белых платьях сидели обе императрицы.
Природа точно ждала этого могучего крика "ура!", этого властного, твёрдой молитвой звучащего гимна, чтобы начать свою работу. Невидимый ветер рвал на клочья серый туман, и наверху ослепительно горело точно омытое вчерашним дождём солнце, на синем небе показались мягкие пушистые барашки. Чудо свершилось.
Помазанник Божий явился во всей своей славе и красоте, сказочно красивый, на сером арабском коне, смотревшим как-то особенно умно, выступавшем как-то особенно легко и горделиво. Сказка о великом и далёком царе раскрылась перед солдатами и народом, и они видели эту сказку...
Полубог был перед народом, и земные мысли отлетали от людей и чувствовалась близость к небу. Парили сердца..."
...Учёба в Николаевской академии шла размеренным, привычным ходом. Поручик Николай Юденич и его сокурсники быстро поняли, что поблажек никому не будет.
После каждой переходной сессии количество слушателей на курсе уменьшалось на два-три десятка человек. Потерпевших фиаско на годовых экзаменах отправляли назад в полки. Тех, кто пытался хитрить и "болеть", тоже ожидала подобная участь. Для проверки основательности рапорта о болезни на квартиру офицера-слушателя обыкновенно высылался академический военный врач.
В стенах академии самым тщательнейшим образом изучались тактика, стратегия, работа с картами, новые виды отечественного и иностранного вооружения (прежде всего новейшие артиллерийские системы), армии ведущих мировых держав, военно-административное дело, основные законы войны.
По поводу принципа неизменности основных законов войны в стенах академии среди слушателей-генштабистов долгие годы ходило стихотворение неизвестного автора, вероятно из числа своих же офицеров: