- О, конечно, - подхватил Марсель. - Истинная правда! Среди них есть даже будущие пэры Франции в зародыше, которые столуются у Фликото и не всегда могут заплатить за обед. Но, - добавил он, подмигнув, - вы больше не видели своих незнакомцев?
- За кого вы нас принимаете? - со строгим, почти оскорбленным видом спросила Мими Пенсон, - вы же знаете Бланшет и Ружет! Надеюсь, вы не думаете, что я сама…"
- Ну, ну, не сердитесь, - прервал ее Марсель. - Но в общем, что за безрассудная затея! Три сумасбродки, которым завтра, быть может, не на что будет пообедать, бросают деньги на ветер только для того, чтобы подурачить трех бестолковых юнцов.
- А зачем они приглашают нас ужинать? - возразила Мими.
IV
Вместе с пирогом явилась во всем своем блеске единственная бутылка шампанского, которая должна была послужить десертом. С вином пришли и песни.
- Я вижу, - заявил Марсель, - я вижу, как сказал Сервантес, что Зели́ кашляет. Это признак того, что ей хочется петь. Но так как сегодня чествуют меня, то, с дозволения почтенного общества, я попрошу мадмуазель Мими, если она не охрипла от своего рассказа, удостоить нас песней. Эжен, - продолжал он, - ну, будь хоть немного учтивее, чокнись со своей соседкой и попроси ее спеть для меня какие-нибудь куплеты.
Эжен покраснел и повиновался. И как раньше Мими Пенсон почтила его приглашением остаться, так теперь и он, поклонившись, робко попросил: "Да, сударыня, мы все вас просим", - и тотчас коснулся своим бокалом бокала гризетки. От легкого прикосновения стекло издало ясный, серебристый звук. Подхватив этот звук на лету чистым и свежим голосом, Мими Пенсон залилась длинной трелью.
- Ну что ж, - сказала она, - я согласна, раз мой бокал подсказывает мне "ля". Но что вам спеть? Предупреждаю, что я хоть и не святоша, но казарменных куплетов не знаю. Моя память - не мусорный ящик!
- Ясно, ясно, - отмахнулся Марсель, - вы сама добродетель. Пойте что хотите, у нас свобода мнений.
- Хорошо. Я спою наудачу куплеты, сочиненные про меня.
- Внимание! А кто автор?
- Мои товарки по работе. Это поэзия иглы, так что прошу о снисхождении.
- Припев в вашей песенке есть? - Что за вопрос? Разумеется!
- В таком случае, - воскликнул Марсель, - возьмем ножи и будем стучать во время припева, но постараемся попадать в такт. Зели́, если желает, может воздержаться.
- Это еще почему, бессовестный? - сердито спросила Зели́.
- Потому! - ответил Марсель. - А если вы не желаете отставать от других, то вот вам пробка, стучите ею; нужно пощадить и наши уши и ваши нежные ручки.
Сдвинув тарелки и кружки, Марсель уселся на стол, держа в руке нож. Студенты - герои ужина Ружет, - немного осмелев, развинтили трубки и собрались стучать деревянными мундштуками; Эжен о чем-то размышлял, Зели́ дулась. Мими Пенсон, схватив тарелку, жестом показала, что хочет разбить ее, а когда Марсель в знак согласия кивнул головой, певица соорудила из черепков кастаньеты и, заранее попросив прощения за все, что было слишком лестного для нее в этой песне, запела сочиненные ее подругами куплеты:
Мими Пенсон могу узнать я,
Могу узнать я без труда:
Все тот же чепчик, то же платье -
Тирлим-пом-пом! -
На ней всегда!Нелегкий ей удел достался,
Но был у бога свой резон:
Он добивался,
Чтобы в закладе не валялся
Простой наряд Мими Пенсон.К ее груди цветок приколот
В часы тревог, в часы забав;
И, как цветок, чудесно молод
Моей Мими
Беспечный нрав.Она умеет из бутылок
Извлечь веселый перезвон;
Под стуки вилок
Порой сползает на затылок
Простой чепец Мими Пенсон.Так быстроглаза, так проворна,
Что у прилавка день-деньской
Студенты ждут, склонясь покорно, -
Тирлим-пом-пом! -
Пред ней с тоской!Но пусть манят Мими проказы -
В ней скрыта мудрость всех Сорбонн,
На страже разум:
Никто не мог измять ни разу
Простой наряд Мими Пенсон.А коль останется в девицах -
Не велика беда, ей-ей!
Тогда вовек не разлучится
Моя Мими
С иглой своей.Не страшен ей повеса ловкий,
Ее прельстить не сможет он.
К чему уловки?
Сидит не на пустой головке
Простой чепец Мими ПенсонЗато когда Амур предложит
В законный брак Мими вступить,
Она счастливца чем-то сможет -
Тирлим-пом-пом! -
Вознаградить!Ее наряд - не плащ бесценный,
И мехом он не окаймлен:
Обыкновенный -
Приют жемчужины смиренный -
Простой наряд Мими Пенсон.Любя республику без шуток,
Душой свободе предана,
На баррикадах трое суток
Моя Мими
Не знала сна,Врагов колола беззаветно…
Тот в жизни щедро награжден,
Чей бант трехцветный
Украсит скромный, неприметный,
Простой чепец Мими Пенсон.
Ножи и трубки, а заодно с ними и стулья отстукивали, как полагается, конец каждого куплета. На столе плясали кружки, а полупустые бутылки, весело покачиваясь, подталкивали друг друга.
- И эту песенку сочинили ваши подруги? - спросил Марсель. - Ну, без маляра не обошлось, слишком чисто наложена краска. Знаем мы эти хвалебные стишки!
И он громовым голосом затянул:
Пятнадцать лет исполнилось Нанет…
- Хватит, хватит, - взмолилась Мими, - лучше потанцуем, давайте вальс! Кто здесь умеет играть?
- У меня есть то, что требуется вам, то есть гитара, - ответил Марсель. - Но у нее, - продолжал он, снимая инструмент со стены, - нет того, что требуется ей: она облысела на три струны.
- Но ведь вот фортепиано! - заявила Зели́. - Марсель будет играть, а мы потанцуем.
Марсель бросил на свою возлюбленную столь яростный взгляд, словно она обвинила его в преступлении. Правда, его умения бренчать на фортепиано хватило бы для контрданса, но он, как и многие другие, считал такое занятие истинной пыткой, и подвергаться ей ему вовсе не хотелось. Предательство Зели́ было местью за выходку с пробкой.
- С ума вы сошли! - закричал он. - Вы отлично знаете, что фортепиано здесь только для украшения, и, бог свидетель, вы одна и бренчите на нем. Кто вам сказал, что я умею играть танцы? Я помню только Марсельезу, да и ту отстукиваю одним пальцем. Вот если бы вы обратились к Эжену, дело другое. Он на это мастер. Но я не желаю ему докучать, боже упаси! Только у вас хватает нескромности ни с того ни с сего приставать с такими просьбами.
Эжен покраснел в третий раз и тотчас исполнил то, о чем его так иносказательно и хитро просили. Он уселся за фортепиано, и кадриль началась.
Танцевали почти так же долго, как ужинали. Контрданс сменился вальсом, вальс - галопом, ибо в Латинском квартале до сих пор танцуют галоп. Особенно неутомимы были дамы, которые прыгали и хохотали так, что, наверно, перебудили всех соседей. Вскоре Эжен, вдвойне утомленный шумом и поздним бдением, машинально продолжая играть, впал в какую-то дремоту, словно те форейторы, которые засыпают верхом на лошади. Танцующие появлялись перед ним и вновь уплывали, как сонные видения. И так как более всего склонен к грусти человек, который смотрит, как веселятся другие, то печаль, постоянная спутница Эжена, не замедлила овладеть им. "Невеселая радость! - думал он. - Убогие развлечения! Попытки урвать у судьбы несколько мгновений. И прав Марсель: кто знает, уверены ли эти пятеро, так беззаботно прыгающие передо мной, что завтра у них будет чем пообедать?"
В ту минуту, когда он думал об этом, мимо него пронеслась мадмуазель Пенсон; ему почудилось, что, продолжая плясать, она украдкой схватила оставшийся на столе кусок пирога и незаметно сунула его в карман.