- Ну, еще бы. Вы же бываете в этом магазине в табачном отделе. Я частенько вижу, как вы туда заходите. А иной раз покупаете "Пэл-Мэл" у того вон парня. - Он сердито тряхнул головой, указывая влево, где стоял человек помоложе его с кипой газет цветом побелее, чем "Вест-минстерская". В этом жесте старика отразились долгие годы зависти, ревности, обиды на несправедливость судьбы. "По праву это ведь газета моя, - казалось, хотел он сказать, - а ее продает такой вот парень из низов, загребает мои барыши".
- Я продаю "Вест-министерскую", - продолжал старик. - Я и сам читаю ее по воскресеньям. Газета для джентльменов, для людей высших классов, хоть, признаться, ее политические взгляды... Но, посудите сами, сэр, если этот тип продает здесь "Пэл-Мэл"... - Он доверительно понизил голос. - Ведь у него столько господ покупает, а господ - я хочу сказать, настоящих господ осталось не так-то много, чтоб мне уступать их другому. Хилери, слушавший старика из деликатности, вдруг вспомнил:
- Вы ведь живете на Хаунд-стрит?
Старик с готовностью ответил:
- Ах, господи, да, конечно же, сэр! В доме номер один, и зовут меня Крид. А вы тот самый господин, к которому девушка ходит переписывать книгу.
- Она не мою книгу переписывает.
- Ну да, она ходит к старому господину. Я знаю его. Он однажды заходил ко мне. Пришел как-то в воскресенье утром. "Вот вам фунт табаку, - говорит. - Вы прежде были лакеем? Через пятьдесят лет лакеев больше не будет". И ушел. Он, видать, не совсем... - Дрожащей рукой старик постучал себя по лбу.
- Семья по фамилии Хьюз живет, кажется, в одном с вами доме?
- У них-то я и снимаю комнату! Вчера тут одна дама все выспрашивала меня про них. Может статься, это ваша супруга, сэр?
А глаза старика в то же время как будто обращались с речью к мягкой фетровой шляпе Хилери: "Да-да, мы видели таких, как вы, и в самых лучших домах. Вас принимают там за вашу ученость, и вы умеете вести себя так, как оно и следует настоящему джентльмену".
- Это, очевидно, была моя свояченица.
- Ах, господи! Она уж сколько раз покупала у меня газету. Настоящая леди, не из тех, кто... - Он опять перешел на доверительный тон. - Вы понимаете, что я хочу сказать, сэр? Не из тех, кто покупает готовые вещи в таких вот огромных магазинах. Ее я хорошо знаю!
- Тот старый джентльмен, что заходил к вам, - ее отец.
- Да ну? Вот какое дело. - Старый лакей умолк, как видно, в замешательстве. Брови Хилери начали проделывать сложные эволюции - верный признак того, что он собирается подвергнуть испытанию свою деликатность.
- Как... как относится Хьюз к девушке, которая живет в комнате, соседней с вашей?
Бывший лакей ответил угрюмо:
- Она слушает моего совета и ни в какие разговоры с ним не вступает. Уж и вид у этого Хьюза! Право, какой-то чужак. Не знаю, откуда только он такой взялся.
- Он, кажется, был солдатом?
- Говорит, что да. Он ведь работает в приходском управлении. А когда напьется, тут уж для него и впрямь ничего святого нет. И уж и на аристократию-то нападает, и на церковь, и на всякие учреждения. Таких солдат мне еще не доводилось встречать. Право, что чужак. Говорят, он из Уэльса.
- Какого вы мнения о той улице, где живете?
- Я ни с кем не якшаюсь. Улица, прямо сказать, для простонародья, люди на ней все невысокого сорта - нет в них никакой почтенности.
- Вот как!
- Все эти домишки попадают в руки к очень уж маленьким людям. Им наплевать на все, только б получать плату с жильцов. Да что с них и требовать-то? Уж очень простецкая публика, выкручиваются, как могут. Говорят, таких домишек в Лондоне тысячи. Болтают, будто их собираются сносить, да это все ерунда. Ну, где возьмешь для этого столько денег? Те, что сдают домишки, сами нищета, им даже не по карману стены-то обоями оклеить. А настоящие-то хозяева - крупные домовладельцы, - ну, они уж, конечно, ничуть не интересуются тем, что творится у них за спиной. Есть такие неучи, вроде этого Хьюза, которые несут всякую чепуху об обязанностях домовладельцев. Да ведь нельзя же, чтобы аристократы - и вдруг занимались такими делами! У них свои заботы, у них поместья. Я живал у таких, все об этом знаю.
Маленький бульдог, которому причиняли беспокойство прохожие, улучил момент и стал бить хвостом по ногам бывшего лакея.
- Ох, господи! Это еще что такое! А ты не кусаешься? Эй ты, барбос!
Миранда поспешила встретиться взглядом с хозяином. "Видишь, что может случиться с леди, если она слоняется по улицам", - казалось, говорила она.
- Должно быть, тяжело стоять здесь целый день, особенно после той жизни, котррую вы вели прежде?
- Я жаловаться не смею. Эта работа спасла меня.
- Вам есть где укрыться от непогоды?
И снова бывший лакей почтил его своим доверием:
- В дождливые вечера мне иной раз разрешают стоять вон там, под аркой; они-то знают, что я человек почтенный. Тому вон, - он кивнул в сторону своего конкурента, - это, уж ясно, позволить нельзя, либо вон тем мальчишкам, которые только мешают уличному движению.
- Я хотел спросить вас, мистер Крид, можно ли чем помочь миссис Хьюз?
Тощее тело старика даже тряслось от негодования, когда он отвечал:
- Если правда то, что она говорит, то я на ее месте давно бы потащил его в суд, честное слово. Я бы потребовал разрешения разъехаться с ним и ни за что не стал бы жить с ним под одной крышей. Вот что ей следовало бы сделать. А если б он и после этого не угомонился, я б его запрятал за решетку, пусть бы даже он сперва убил меня. Терпеть не могу таких типов. Еще только сегодня утром он оскорбил меня.
- Тюрьма - это страшная мера, - сказал Хилери тихо.
Старик ответил решительно:
- На таких молодчиков только так и найдешь управу: под замок - и держать, пока не взвоют.
Хилери хотел было ответить, но вдруг заметил, что стоит один. На краю тротуара в нескольких шагах от него Крид, запрокинув лицо, крепко прижимал к груди пачку второго выпуска "Вестминстерской газеты", которую ему только что сбросили с тележки.
"Ну что ж, - подумал Хилери, отходя. - Он-то уж по крайней мере имеет обо всем вполне определенное мнение".
Рядом с Хилери, упрямо сжав челюсти, семенил маленький бульдог. Он смотрел вверх и, казалось, говорил: "Давно пора было расстаться с этим человеком "действия!"
ГЛАВА VII
РАСКИДАННЫЕ МЫСЛИ СЕСИЛИИ
Миссис Стивн Даллисон сидела у себя в будуаре за старым дубовым бюро и старалась привести в порядок свои мысли. Они были раскиданы перед ней и на листках именной бумаги, начинаясь словами "Дорогая Сесилия" или "Миссис Таллентс-Смолпис просит", и на кусочках картона, вверху которых стояло название, театра, картинной галереи или концертного зала, и на клочках бумаги уже не столь высокого качества, где первые слова были "Дорогой друг", а последнее - название какого-нибудь широко известного места, например, "Уэссекс", чтобы изложенная после обращения просьба не вызывала подозрений. Помимо всего этого, перед миссис Даллисон лежали листы ее собственной именной бумаги, озаглавленные "Кенсингтон, Олд-сквер, 76", и две записные книжечки. Одна из них была переплетена в мраморную бумагу, и на ней стояло: "Прошу беречь эту книжку", - а на другой, переплетенной в кожу какого-то окончившего свой век зверька, было написано только одно слово: "Визиты".
На Сесилии была шелковая сиренево-голубая блузка с длинными рукавами, которые вовсе скрывали бы тонкие кисти рук, если бы не застегивались у запястья на серебряные пуговки в форме розочек. Сесилия слегка хмурила лоб, будто недоумевая, о чем, собственно, ее "мысли". Она сидела здесь каждое утро, перебирая их и разнося по своим записным книжечкам. Только благодаря такой кропотливой работе и она сама, и ее муж, и дочь могли быть в курсе всех новых течений. А так как нужно было следить за тем, чтобы в курсе нового быть ровно настолько, насколько это считалось необходимом, у Сесилии почти ежедневно разыгрывалась мигрень. Ибо страх, как бы не упустить одну новинку или не уделить слишком много внимания другой, был для нее вполне реальным. Столько встречалось интересных людей, столько было и у нее и у Стивна всяких знакомств, которые ей хотелось бы поддерживать, что было чрезвычайно важно не поддерживать одного за счет остальных. Да еще нужно было оставаться женственной, и это, при необходимости шагать в ногу с веком, не на шутку утомляло ее. Иногда она с завистью думала о той великолепной изоляции, какой добилась Бианка, - что это было именно так, она знала не с чьих-либо слов, а скорее интуитивно. Но Сесилия думала так нечасто, потому что была преданным созданием, Стивн и заботы о его комфорте всегда стояли у нее на первом месте. И хотя порой ее раздражало, что "мысли" приходят и приходят с каждой почтой, она, в сущности, раздражалась не так уж сильно, едва ли более, чем персидская кошечка у нее на коленях, которая тоже сидела часами, стараясь поймать собственный хвост; и у нее тоже на лбу пролегла морщинка, а щеки были немного втянуты.
Решив, наконец, какие именно из концертов она вынуждена пропустить, уплатив свой взнос в "Лигу борьбы с консервированным молоком" и приняв приглашение посмотреть, как из воздушного шара будет падать человек, Сесилия задумалась. Потом, обмакнув перо в чернила, написала:
"Хай-стрит, Кенсингтон
Господам Розу и Торну.
Миссис Стивн Даллисон просит доставить ей на дом голубое платье, купленное ею вчера, немедленно, без переделки".
Нажимая кнопку звонка, она подумала: "Вот и работа для бедняжки миссис Хьюз. Надо полагать, она сделает все не хуже, чем у Роза и Торна".