Архиепископ. Так пишет де Бодрикур.
Ла Гир. Клянусь всеми исчадиями ада – Господь милостивый, прости мне мое богохульство! Клянусь Пресвятой Девой и всеми святыми, что это и есть тот ангел, который поразил насмерть Франка-Сквернослова.
Карл (с торжеством). Видите! Это чудо.
Ла Гир. Она нас всех может отправить на тот свет. Берегитесь!
Архиепископ (строго). Глупости! Никто никого не отправлял на тот свет. Пьяный негодяй, которого тысячу раз попрекали тем, что он сквернословит, свалился в колодец и утонул. Простое совпадение.
Ла Гир. Не знаю, что такое совпадение. Знаю, что парень умер, а она предупреждала его, что он умрет.
Архиепископ. Все мы умрем, капитан.
Ла Гир (крестясь). Надеюсь, не все. (Смолкает, не желая дольше участвовать в разговоре.)
Синяя Борода. Совсем не трудно узнать, ангел она или нет. Когда она придет, давайте сделаем вид, будто дофин – это я.
Карл. Согласен. Если она не поймет, в ком течет королевская кровь, я не буду иметь с ней дело.
Архиепископ. Только церковь производит в святые. Это решать не Бодрикуру. Говорю вам, девица не будет сюда допущена.
Синяя Борода. Но…
Архиепископ (сурово). Я говорю от имени церкви. (Карлу.) Посмейте только ослушаться…
Карл (испуганно, но с недовольством). Если грозите мне отлучением – что я могу сказать? Но вы не дочитали письмо. Де Бодрикур пишет, что она снимет осаду с Орлеана и побьет англичан.
Ла Тремуйль. Белиберда!
Карл. А вы можете спасти Орлеан? При всем вашем хамстве?
Ла Тремуйль (в бешенстве). Вы мне не суйте в нос этот Орлеан! Я больше воевал на своем веку, чем вам и во сне приснится. Но я не могу поспеть повсюду.
Карл. Слава богу хоть за это.
Синяя Борода (становясь между архиепископом и Карлом). В Орлеане во главе войск – Жак Дюнуа, смелый Дюнуа, обольстительный Дюнуа, изумительный, непобедимый Дюнуа, любимец женщин, незаконнорожденный Дюнуа. Неужели какая-то деревенщина совершит то, чего не может он?
Карл. А почему же он не снимет осаду с Орлеана?
Ла Гир. Ветер дует не в ту сторону.
Синяя Борода. Причем тут ветер? Там суша, а не море.
Ла Гир. Крепость стоит на Луаре, а англичане держат мост. Чтобы зайти врагу в тыл, Дюнуа надо переправить войска через реку выше по течению. Он не может побороть и течение, и ветер, а этот дьявол дует в другую сторону. Дюнуа надоело платить священникам за молебны о западном ветре. Ему может помочь только чудо. Вы говорите, что девушка не сотворила с Франком-Сквернословом никакого чуда? Но ведь она его прикончила, правда? Если она пошлет западный ветер, может, и это не будет чудом, но Дюнуа прикончит англичан.
Архиепископ (дочитав письмо). Де Бодрикур и в самом деле весьма воодушевлен…
Ла Гир. Де Бодрикур – страшный осел, но он – солдат, и если он считает, что девица может побить англичан, вся армия будет думать так же.
Ла Тремуйль (архиепископу, который уже колеблется). Пусть будет по-ихнему. Что бы Дюнуа ни делал, его войска отступят, если кто-нибудь не придаст им духу.
Архиепископ. Святая церковь должна проверить девицу, прежде чем принять какое бы то ни было решение. Однако, если его высочество этого желает, допустите ее ко двору.
Ла Гир. Сейчас я ее разыщу. (Выходит.)
Карл. Пойдем, Синяя Борода. Давай-ка сделаем так, чтобы она меня не узнала. (Выходит за занавес.)
Синяя Борода. Мне представиться таким ничтожеством!.. Пресвятая Богородица! (Идет вслед за дофином.)
Ла Тремуйль. Интересно, отгадает она или нет!
Архиепископ. Конечно, отгадает.
Ла Тремуйль. Как? Почем она будет знать?
Архиепископ. Разве она не знает того, что знают все в Шиноне? Что дофин самый невзрачный и хуже всех одетый человек при дворе, а что синюю бороду носит Жиль де Рец?
Ла Тремуйль. Черт, я об этом не подумал.
Архиепископ. Я больше привык к чудесам, чем вы. Она входят в мое ремесло.
Ла Тремуйль (недоумевая). Но какое же тогда это чудо?
Архиепископ. А почему бы и нет?
Ла Тремуйль. Послушайте, что такое чудо?
Архиепископ. Чудо, друг мой, это такое событие, которое укрепляет веру. В этом цель и смысл всяких чудес. Они кажутся необыкновенными тем, кто их видит, и незамысловатыми – тем, кто их совершает. И все же это настоящие чудеса!
Ла Тремуйль. Даже если это жульничество?
Архиепископ. Жульничество обманывает. Явление, которое укрепляет веру, не может обманывать, значит, это не жульничество, а чудо.
Ла Тремуйль (почесывая затылок). Ну что ж, вы ведь архиепископ – вам лучше знать. Мне лично все это кажется делом темным.
Архиепископ. Вы хоть и не священник, но зато – человек государственный, воин. Разве заставишь обывателя платить военные налоги или солдата – жертвовать жизнью, если скажешь им правду?
Ла Тремуйль. Конечно, нет, клянусь Богом! Сразу дым пойдет коромыслом.
Архиепископ. А разве так трудно сказать им правду?
Ла Тремуйль. Господи помилуй, да они вам все равно не поверят.
Архиепископ. Именно. Что ж, церковь правит людьми для блага духовного, вы же правите ими для блага телесного. И путь у нас один: крепить веру при помощи поэтического вымысла.
Ла Тремуйль. Вымысла? Вернее сказать, обмана.
Архиепископ. Неверно, друг мой. Притча – не ложь, хоть и рассказывает о событии, которого не было. Чудо не жульничество, хоть оно порою – не скажу, что всегда, – простое и невинное средство, которым пастырь поддерживает веру своей паствы. Когда эта девушка отыщет среди вас дофина, это не будет чудом, ибо я буду знать, как оно произошло, и, следовательно, вера моя не станет сильнее. Что же до остальных, то если они почувствуют восторг, увидят нечто необыкновенное, – значит, воистину произошло чудо, и слава ему! И вы увидите: девушка будет тронута им больше кого бы то ни было. Она позабудет, что просто отгадала дофина. Может, забудете и вы тоже.
Ла Тремуйль. Не могу понять, чего в вас больше – слуги Божьего или самой хитрой лисы в Турени. Пойдемте, не то мы опоздаем на представление, а я желаю на него поглазеть, все равно, чудо – это или не чудо.
Архиепископ (удерживая его). Вы только не думайте, что я любитель нечестной игры. Будь я простым монахом, которому не надо править людьми, я искал бы утешения у Аристотеля и Пифагора, а не у святых со всеми их чудесами.
Ла Тремуйль. А кто такой, черт побери, этот Пифагор?
Архиепископ. Мудрец, утверждавший, что Земля кругла и вращается вокруг Солнца.
Ла Тремуйль. Вот идиот! Или он был слепой и ничего не видел?
Выходят, откинув занавес, который вскоре совсем раздвигается, открывая тронный зал, где собрался весь двор. Справа на возвышении двойной трон; рядом, красуясь, стоит Синяя Борода; он изображает дофина. И он, и придворные явно увлечены этой забавой. Позади трона – завешенная арка, но главный вход, который охраняют часовые, находится в другом конце зала. От трона к двери открыт проход, по обе стороны которого стоят придворные. Среди них – Карл . Справа от него Ла Гир , слева Архиепископ; он стоит у края возвышения. По другую сторону трона – Ла Тремуйль.
Герцогиня де Ла Тремуйль , представляющаяся королевой, сидит на троне, предназначенном для супруги короля. Ее окружают несколько придворных дам.
Придворные, болтая, подняли такой шум, что никто не замечает появления Пажа.
Паж. Герцог… (Никто его не слушает.) Герцог… (Шум не стихает. Негодуя, что он не может овладеть вниманием придворных, паж выхватывает у ближайшего стражника алебарду и ударяет ею об пол. Болтовня прекращается, и все молча на него смотрят.) Внимание! (Возвращает алебарду стражнику.) Герцог Вандомский просит разрешения представить его величеству Деву Жанну.
Карл (прижимая палец к губам). Тсс! (Прячется за спиной соседа, но выглядывает оттуда с любопытством.)
Синяя Борода (величественно). Пусть приблизится к трону.
Жанну в солдатской одежде, с коротко остриженными волосами, густо обрамляющими ее лицо, смущенно и молча ведет за руку придворный . Она отдергивает руку и нетерпеливо ищет глазами дофина.
Герцогиня (ближайшей придворной даме). Милочка! Поглядите на ее прическу!
Дамы разражаются безудержным хохотом.