. Но что вы, дорогой друг, делаете?
Молодая женщина выскочила из автомобиля. Она проговорила, волнуясь:
— Я ухожу.
— Но почему?
— Я хочу знать. Стреляли. Кто? Я хочу знать…
— Умоляю вас не расставаться со мною…
— Думаете ли вы, что я вас часами здесь буду ожидать?
— Но наш отъезд?.. Наши планы?..
— Завтра мы опять об этом поговорим… Вернитесь в замок… Отнесите мои вещи.
— Я вас умоляю, умоляю… Ведь это не моя вина. Вы точно сердитесь на меня.
— Я на вас не сержусь, но если похищают женщину, то, милейший, этого быть не должно. До скорого!
Она быстро ушла. Ей посчастливилось найти свою лошадь на прежнем месте. Она помчалась в сторону, противоположную Ла Марэз.
Она не сомневалась в том, что стрелял князь Ренин.
— Это он, — прошептала она с гневом, — это он… Только он способен так действовать.
Не предупредил ли он ее с такой уверенностью? «Вы вернетесь, я уверен… Я вас ожидаю».
Она плакала от злости и негодования, испытывая унижение. Встреть она в этот момент князя Ренина, она обязательно познакомила бы его со своим хлыстом.
Перед ней расстилалась живописная местность, которая на севере граничит с департаментом Чарты и которую называли маленькой Швейцарией. Часто ей приходилось задерживать коня на крутых спусках. Оставалось около десяти километров. Мысль о князе Ренине вызывала в ней негодование, гнев. Она была зла на него не только за то, что он сделал, но и за все его отношение к ней, за его ухаживания и самоуверенность.
Вот она у цели. В долине показалась старая стена, изрезанная трещинами, покрытая мхом и сорной травой; за ней виднелась верхушка маленькой колокольни, закрытые ставнями окна дома. Это было имение Галингра.
У дверей ее ожидал Сергей Ренин. Рядом смирно стояла лошадь, на которой приехал князь.
Гортензия соскочила на землю и, когда он стал благодарить ее за свидание, она воскликнула:
— Подождите! Одно слово! Сейчас произошло нечто необъяснимое. Три раза стреляли в автомобиль, в котором я находилась. Это вы стреляли?
— Да!
Она замялась.
— Вы, значит, сознаетесь!
— Вы, сударыня, ставите мне вопрос, на который я вам отвечаю.
— Но как вы посмели?.. По какому праву?
— Права у меня не было, сударыня, но я выполнил свою обязанность.
— В самом деле? Какую обязанность?
— Обязанность защитить вас от человека, который хочет воспользоваться вами.
— Я запрещаю вам говорить со мной в таком тоне. Я сама отвечаю за свои поступки. Я совершенно свободно приняла свое решение.
— Сударыня, я сегодня утром случайно слышал ваш разговор с господином Росиньи, и мне показалось, что вы следуете за ним без особенной радости. Вы, простите меня, считаете меня невежей, но я хотел дать вам возможность в течение нескольких часов обдумать свое положение.
— Я уже все обдумала. Когда я что-либо решаю, то решения своего не меняю.
— Не всегда, сударыня! Ведь вы же сейчас здесь, а не там.
Молодая женщина смутилась. Гнев ее совершенно исчез. Она с удивлением смотрела на Ренина, понимая и сознавая, что он совершенно искренне, без задней мысли, как вполне порядочный человек, хотел спасти ее от ложного шага.
Очень тихо он сказал ей:
— Я очень мало, сударыня, знаю о вас, но достаточно для того, чтобы стремиться быть вам полезным. Вам двадцать шесть лет и вы сирота. Семь лет тому назад вы вышли замуж за родственника графа д'Эглероша, которого в конце концов пришлось поместить в дом для душевнобольных. Отсюда невозможность развода и необходимость жить на иждивении вашего дяди, так как приданое ваше мужем растрачено.