* * *
Есть такое понятие из курса сопромата: усталость металла.
Железнодорожный мост, простоявший не один десяток лет, внезапно, безо всяких видимых причин летит в реку. Ажурная башня телецентра, выдержавшая сотни ураганов, валится под несильным ветром, словно картонная. Грозный боевой истребитель, побеждавший в самых безнадежных боях, разваливается на куски при взлете.
Нечто подобное произошло в Лефортово и с Пашей Цирулем.
Чему удивляться?! Если устает даже металл, то что говорить о живом человеке, который двадцать один год провел за колючей проволокой!
А уж если такой человек несколько месяцев подряд подвергался жесточайшей руоповской прессовке?
Если под старость у него открылся целый букет болезней, от диабета до язвы двенадцатиперстной кишки?
Если сравнительно недавно он перенес инфаркт миокарда?
Если все чаще и чаще отказывают ноги, и даже по "хате" передвигаешься исключительно на костылях?
Если к тому же он по-прежнему несет свой крест порядочного жулика, ставшего для пользы дела "громоотводом", если он продолжает числиться "смотрящим общероссийского общака"?
Как бы то ни было, но еще в Бутырке Захаров почувствовал: что-то в нем сломалось. Нет, внешне все оставалось по-прежнему: рассудок привычно анализировал ситуацию, интонации не выдавали беспокойства, а манера себя держать - внутренней скованности. Пожилой жулик никогда не боялся тюрьмы - в СИЗО он чувствовал себя не менее уверенно, чем в своем жостовском особняке. Холодные перспективы лефортовских коридоров, устланных ковровыми дорожками, снежная белизна стен следственных кабинетов, геометрически правильные перекрестья решетчатых прутьев подчас даже радовали его продуманностью, упорядоченностью и завершенностью.
Но события последних месяцев сломали внутренний стержень бесповоротно и окончательно. Цируль больше не ощущал в себе воли к жизни - того, что блатные старой закалки называли "духом".
Старый жулик честно отрабатывал роль "громоотвода", он шел до конца и, заходя в своем прямолинейном движении слишком далеко, вновь и вновь оказывался в абсолютной пустоте. Из этой пустоты уже не было возврата, но он по-прежнему пытался вернуться к действительности привычными способами - наркотиками. "Синтетика" вроде метадона, бупренорфина, тремитилфентонила, не говоря уже о привычном опии, казались ему единственным спасением.
Наркотики он начал принимать еще в Бутырке. После того как "хату" тщательно прошмонали (кроме наркотиков, оперчасть изъяла мобильный телефон и радиостанцию ALINCO), против Захарова П. В. возбудили еще одно уголовное дело, и подследственного перевели в Матросскую Тишину, на "спец".
Там все повторилось по новой. "Дурь" передавали сокамерники, кроме того, в снабжении авторитетного вора героином был обвинен один из адвокатов.
Следствие продолжало наезжать, слово "общак" все чаще и чаще фигурировало при допросах, и тогда Цируль впервые не выдержал - на волю пошла "малява", адресованная известному уголовнику Молдавану, в которой пахан распорядился ликвидировать одного из наиболее ретивых членов следственной группы.
Следователи и оперативники отреагировали мгновенно: к коллеге была приставлена круглосуточная охрана из спецназа, а в центральной прессе тут же появилось любопытное заявление, якобы написанное именитым арестантом:
Прокурору города Москвы. От Захарова Павла Васильевича.
ЗАЯВЛЕНИЕ
Прошу больше не считать меня вором в законе. Поскольку в 1958 году был коронован неправильно. С нарушением воровских законов и традиций.
Сам Захаров горячо опровергал подлинность этого заявления. Но делал он это исключительно через адвокатов, а им, по вполне понятным причинам, не давали слова в газетах, объявивших Цируля "прошляком".
Кое-кто из братвы, может быть, и поверил - сила печатного слова в России известна всем и каждому. Но, конечно, поверили далеко не все.
ИЗ МАГНИТОФОННОЙ ЗАПИСИ ЧАСТНОЙ БЕСЕДЫ С Н., ОСОБО ОПАСНЫМ РЕЦИДИВИСТОМ, РАБОТАВШИМ В 70-Х ГОДАХ В БРИГАДЕ "ЛОМЩИКОВ", ПОДКОНТРОЛЬНОЙ П. ЗАХАРОВУ
(по просьбе собеседника авторы не называют его фамилию)
- Да ты чо, какой прокурор! Я как узнал, что Паша в прошляки записался, так чуть не ох... л! Да не мог он такого написать - и все, кто его знали, тебе то же самое скажут...
(... )
Как?
Да уж ясно, как...
Ломка началась, ему баян (ШПРИЦ. - Авт.) с веществом (НАРКОТИКОМ. - Авт.) показали и лист бумаги с карандашом сунули: пиши, мол.
А может быть, и мусора без его ведома нарисовали, чтобы перед братвой офоршмачить (ДИСКРЕДИТИРОВАТЬ. - Авт.), а потом типа как шантажировать.
Вон, чичики авизо или как их там пачками подделывали. Так что, калиграфисты из мусорни Пашин почерк не могли повторить?
(ПУБЛИКУЕТСЯ С СОБЛЮДЕНИЕМ РЕЧЕВЫХ ОСОБЕННОСТЕЙ СОБЕСЕДНИКА.)
Пребывание в лефортовской тюрьме стало в биографии Цируля самой черной страницей. И не только потому, что в фээсбэшном СИЗО не было "тусовки", общения пусть даже заочного: посредством "Фан Фаныча" (перестукивания по трубам), перекрикивания, бесед на самой "хате". Путь для наркотиков в этот следственный изолятор был полностью перекрыт, и Захаров, зашедший в своем прямолинейном движении слишком далеко, неожиданно ощутил себя словно парящим в пространстве - как человек, сорвавшийся в пропасть.
А ощутив себя таковым, понял: это конец.
Правда, он еще пытался что-то изменить, он еще думал о тех, кто остался на воле.
В доме, расположенном неподалеку от захаровского коттеджа, братва хранила целый склад оружия: огнемет "Шмель", один автомат Калашникова и два "кипариса", ящик ручных гранат. Сразу же после ареста пахана один из его приближенных вывез все это в неизвестном направлении. Захаров узнал об этом еще в Бутырке, а узнав, отправил на волю грозную "маляву":
Какое имел право брать железки без спроса? Когда я тебе велел без спроса брать эти сурьезные вещи, а? А потом люди должны думать, что ты испачкал их вафлей?
(ЭТА И ВСЕ ПОСЛЕДУЮЩИЕ "МАЛЯВЫ" ПАВЛА ЗАХАРОВА ПУБЛИКУЮТСЯ С СОБЛЮДЕНИЕМ ОРФОГРАФИИ, ПУНКТУАЦИИ И СИНТАКСИСА ОРИГИНАЛА. - Авт.)
Правда, в какой-то момент забрезжила надежда. С воли сообщали, что за пахана хлопочут, что будто бы какие-то влиятельные чиновники обещают освободить арестанта под подписку о невыезде за взятку в сто пятьдесят тысяч долларов. В очередной "маляве" арестант сообщал:
Они эти мусора здесь богу молятся и рады, чтоб увидеть твоего Василича, что б потом сказать я мол самого Пашу видел. А ты дай лавэ, необыщут. Да меня и так не один х... недотронется и не додумается обшмонать.
Пистолет "ТТ", "найденный" при обыске на Петровке, предполагалось взвалить на Игоря Кутьина - телохранителя и порученца Захарова. Верной жене Розе ушла такая инструкция:
... надо срочно послать Игорька в прокуратуру, но обязательно с адвокатом и пусть грузится. Пусть скажет что "ТТ" он купил на рынке на Дмитровском шоссе у молодых ребят за 500, а купил после того, как в доме взорвали взрывчатку.
Далее на четырех страницах подробно описывалось, как должен "грузиться" телохранитель: перечислялись люди, которые действительно видели "ТТ" у Кутьина, давались рекомендации, как себя вести...
Но вскоре до Паши дошло очевидное: его пребывание за решеткой было выгодно всем. И следственному комитету, который продолжал деятельно раскручивать "смотрящего "общероссийского воровского общака". И РУОПу, которому старый жулик доставил столько головной боли. И столичным беспредельщикам, руки которых после водворения Цируля на тюремные шконки оказались развязанными. И, естественно, тем, кто сделал его в глазах криминального и ментовского мира "смотрящим". И даже шакалам из оперчасти - видимо, менты, решив обобрать богатенького арестанта до последнего, заряжали за свои тайные услуги столь фантастические цены, от которых даже авторитетный вор пришел в ужас...
За посредничество в передаче подследственному рации и мобильного телефона некий майор сперва зарядил десять тысяч долларов. По мнению арестанта, тариф на такую услугу не превышал тысячи, однако уже через два дня алчный милиционер переиграл условия: теперь он хотел тридцать тысяч долларов и новый автомобиль "БМВ". Жулика душило негодование - в очередной "маляве" он написал Розе:
Хоть рубль дашь без меня, я отрублу тебе руки. Я е...л свою свободу. Мама, я заклинаю тебя и твое здоровье, скажи, непослушают убью всех.
Твой П.
А черный омут безумия уже захлестывал Цируля с головой - крутил, вертел в кипящем жерле воронки, бросая из стороны в сторону. Он уже с трудом понимал, где он находится и почему его, старого уважаемого человека, так долго не выпускают на свежий воздух.
Он стал агрессивен и зол. Он поменял восемнадцать адвокатов. Как правило, защитники не держались у него больше нескольких недель: Цируль подозревал, что все они переодетые адвокатами мусора. Он бросался на вертухаев, обзывая охранников самыми нехорошими словами, но те лишь понимающе крутили пальцем у виска - мол, старый псих, что с него взять...
В один из редких моментов просветления арестант с удивлением узнал, что в камере напротив содержится Алексей Ильюшенко - бывший и. о. Генерального прокурора, обвиняемый в коррупции. Редкое соседство с опальным чиновником, пользующимся у блатных куда горшей репутацией, чем даже "главмусор", министр внутренних дел, необычайно воодушевило именитого вора в законе. Каждый день он подходил к двери и, сложив руки рупором, посылал соседу замысловатые матерные приветствия и пожелания. Перспективы, предрекаемые бывшему и. о. Генпрокурора, были настолько ужасны, что тот и не думал отвечать.