По шоссе все еще шел народ, спеша к месту катастрофы… Должно быть, пожар был виден издалека, люди шли отовсюду. Жюстен осторожно вел машину, толпа растеклась по всему шоссе, как в Париже во время демонстраций она занимает улицы. Голоса звучали возбужденно, тревожно. Наконец, все стихло, и Жюстен нажал на акселератор… Письма… Кучка старых писем, превратившихся в пепел, заронила искру в порох. Страшный случай… Страшное сельское празднество. Бедствие. Письма мстили за себя. Мертвенно бледное лицо Свенгали мелькнуло в пламени алого бархата… Открытие "Луна-парка" Бланш! Огонек, зажженный в кухне ее дома, стал сигналом, выстрелом на старте! Торжественное открытие. Мадам Вавэн в простоте душевной подожгла шнур бомбы, завод охватило пламенем. Жюстен Мерлэн направился к "Дохлой лошади". Почему? Для чего? Не для чего. Не для чего. Ничего, ничего, ничего… Ничего он там не найдет. Ветер врывался в открытые окна машины. Мимо мчались деревья, сталкиваемые друг с другом скоростью автомобиля, и все же лесу не было конца и края. Вдруг машина вырвалась из чащи и, как затравленный зверь, пронеслась мимо ресторана, где ни в одном окне не блеснул свет, заскрежетав, круто повернула и начала подыматься по склону холма, наудачу беря виражи, шурша шинами по асфальту, Жюстен Мерлэн подымался на Брокен, на Лысую гору… и подымался не один, кто-то гнался за ним; он слышал мерный топот копыт: гоп-гоп-гоп! гоп-гоп-гоп! За ним ли погоня, или это дохлые лошади скачут туда наверх, на условленную встречу? Ведьмы, оседлавшие дохлых лошадей! "Что это такое, – думал Жюстен, – я ведь не герой пьесы Лорки, я просто-напросто подымаюсь в кемпинг "Дохлая лошадь" потому, что надо ведь куда-нибудь податься…" Он по-прежнему слышал за собой мерный галоп.
Снова взвизгнули шины на последнем повороте, и машина проскочила – так проскакивает курьерский поезд мимо домика путевого обходчика – мимо строения в форме деревянного башмака, где блеснул и тут же исчез огонек; промчавшись единым духом через всю площадку, Жюстен резко затормозил перед белым кубом с надписью "Бар". Сразу же замолк преследовавший его топот копыт. Жюстен выскочил из машины…
Ветер яростно набросился на него, схватил за волосы, раздувая полы плаща, обвивая спиралью брюки вокруг его ног. Он был на одном уровне с тучами, и клочья тумана проплывали мимо, всклокоченные, как шевелюра старых ведьм, маленьких женщин, укрывавшихся своими непомерно длинными волосами; и луна тщетно пыталась пробиться сквозь их седые, тусклые, перепутанные космы, цеплявшиеся за верх палаток. Жюстен постоял, упираясь в землю обеими ногами, и затем, наперекор всему, зашагал туда, где над тучами и туманом розовеет небо: пластмасса здорово горела, окрашивая небеса в конфетно-розовый цвет! Жюстен шел, уставившись ввысь, в небеса; он споткнулся о веревку, закреплявшую палатку, и упал во весь рост. Словно подножку ему дали. И в ту же минуту он в отдалении услышал: гоп-гоп-гоп, гоп-гоп-гоп… топот копыт, отбивающих такт галопа. Ночь видений, призраков, в такую ночь человеку может открыться магическая формула… Он шагал среди лабиринта полотняных стен, с пугливым замиранием сердца огибал углы, твердя про себя: никогда, никогда мне отсюда не выбраться! А гоп-гоп-гоп все еще раздавалось, ближе, совсем близко… Почудилось ли ему, или он действительно заметил огонек в оконцах деревянного башмака? Сейчас любая живая душа помогла бы ему справиться с этим паническим страхом… Он плутал по лабиринту, очевидно, кружил на месте. При виде длинного ряда уборных он с облегчением вздохнул, и распахнутые двери начали громко хлопать в честь его появления… Жюстен побежал, он торопился добраться до шоссе. Тропинка, ведущая к "башмаку", вдруг словно по волшебству появилась перед ним. Высокие, острые, как лезвия травы, колючки, цеплявшиеся за брюки, словно предупреждали: "Не ходи туда, Жюстен, ой, не ходи!" Наконец он добежал до "башмака". Нет, он не ошибся – внутри горел свет. Жюстен подобрался к окошку и прильнул лицом к стеклу: при свете свечи он разглядел человека, сидевшего к нему спиной. Очевидно, это был барон… Все может быть. Сидевший на слишком низеньком для его длинных ног стуле человек писал что-то, держа на коленях чемоданчик, заменявший ему стол… Жюстен долго стоял и смотрел, как он пишет… Может быть, он пишет к Бланш? Кому вообще, кроме Бланш, можно писать? Жюстен не постучал в окошко. Тихо, очень тихо он удалился, боясь, что его заметят… А что если барон встанет, увидит его… Взгляд, голос того, что когда-то было человеком и от чего осталась лишь одна скорлупа… Жюстен побрел обратно, и мысль, что этот призрак смеет писать ей, Бланш, внезапно возмутила его… Писать Бланш, говорить ей о любви!
Ну, а все остальные?… С любого пункта, где бы они ни находились, из отеля "Терминюс", из "Американскогобара", из лаборатории, из обсерватории, из парижской квартиры или из своего кабинета каждый мог взять и написать Бланш… Вся эта шайка призраков смеет писать Бланш, из плоти и крови, живой, реально существующей Бланш… Жюстен добрался до машины. Он оставил ее на самой высокой части площадки, где ветер без помех кружил огромные свои карусели, но кружились они все медленнее и медленнее, готовые вот-вот остановиться: ветер дул уже из последних сил… Показалась луна, похожая на слабую электрическую лампочку в захудалой гостинице, и розовые отсветы в небе побледнели… Пора закрывать "Луна-парк", спектакль подходил к концу, возможно, за отсутствием зрителей.
Жюстен сел в машину, развернулся… Осторожно спустился по черному, блестевшему в лунном свете шоссе. Гоп-гоп-гоп, гоп-гоп-гоп-гоп… Снова началось! Дохлые лошади гонятся за ним! Жюстен прибавил ходу… Галоп тоже стал чаще. Его ситроен свернул на магистральное шоссе, и чем быстрее шла машина, тем отчетливее, быстрее становился галоп, он приближался, приближался, пока наконец Жюстен не увидел промелькнувший мимо него смерч. Топот замер где-то далеко, впереди… Показались яркие огни… Саклэ , научно-исследовательский центр.
Огромная территория, обнесенная высокой белой решеткой, цепь фонарей. Как в лагере, который залит светом, зажженным по соображениям безопасности… Любое живое существо, любой неодушевленный предмет, осмелившийся приблизиться к решетке, оказывался в лучах этого беспощадного света. Странное все-таки впечатление производит свет, горящий в пустоте, горящий ни для кого. Театральный зал без зрителей. Жюстен остановил машину у красного светофора, на перекрестке Крист-де-Саклэ, обернулся: издали огоньки научно-исследовательского центра, расположенного полукругом, напоминали световой пунктир Ниццы вдоль моря. Да, можно было подумать, что там море. Лазурный берег со всеми его развлечениями… Глупо стоять перед светофором и ждать зеленого света, когда встречных машин нет. Было поздно, очень поздно… "Куда же я еду, – подумал Жюстен… – надо полагать, в Париж". Он покинул дом Бланш, даже не заперев дверей, не потушив света, там остались все его вещи, Трильби… Позади него остановился грузовик. Наконец-то дали зеленый свет. Жюстен покатил по широкой пустынной дороге. Мир был пуст… Возможно, там, в Саклэ, мужественные и безымянные Томы рискуют своей жизнью ради нас… Ах, всего много было в "Луна-парке" Бланш: и скромных исследователей, и режиссеров со всемирно известным именем.
На перекрестке Кламар снова красный свет… никого. Только грузовик, который снова его нагнал. Жюстен нетерпеливо ерзал на сиденье, когда вдруг справа, перерезая шоссе, появилась длинная колонна грузовиков. На первом Жюстен отчетливо разглядел выставленный из окошка локоть водителя. Но в остальных, следовавших за ним машинах не было никого! Они шли сами по себе! Жюстен высунулся в окошко… Он уж предпочел бы галоп дохлых лошадей!
– По радару едут… – послышался из высокой кабинки голос шофера, пристроившего свой грузовик рядом с машиной Жюстена, – не дай Бог что разладится. Представляете, а вдруг им вздумается повернуть сюда?
Грузовики шли один за другим, строго соблюдая заданные интервалы. Они были уже далеко, когда зажегся зеленый свет… Шофер грузовика резко рванул машину с места, и огромная белая стена рефрижератора с надписью "Мясо" промелькнула мимо Жюстена.
По обе стороны широкого, ярко освещенного шоссе новый Париж рождался из пелен, из недр земли, из облаков, из человеческого воображения… Куда быстрее построить дома, чем вырастить деревья; до сих пор еще не изобретен способ вытаскивать липы прямо из-под земли за зеленые кудри. Правда, иногда их привозят совсем готовенькими…
Жюстен ехал над Парижем, он видел его только в просветах между домами. Необъятный Париж, напускающий на себя таинственность. Шоссе перешло в узенькую улицу, и все кончилось. Париж втянул в себя Жюстена, и Жюстен очутился под тем колоколом, что образуют над Парижем небеса, – стеклянный колокол, вроде тех, которыми укрывают сыры, и Париж лежал там камамбером, рокфором… под таким колпаком обычно держат на каминной доске часы, где застыло и не движется больше время… или же под ним хранят венец новобрачной или ветку с многоцветными райскими птичками. Париж под небесным колоколом был всем этим, вместе взятым.
Жюстен катил по Парижу. Он был без ума влюблен в Бланш.