- "Жасмина, милая, не надо это делать! Тебя за это только разбранят, - моя мама бранить не будет, но мой отец разбранит, наверно."
Жасмина, подумав не много, заметила с достоинством.
- "Значит, твой отец злой… зачем меня бранить, - когда я всегда стараюсь быть умницею, - мой папа меня никогда не бранить."
Лионель промолчал. Она прижалась ближе к нему.
- "Я должна тебя еще увидеть, Лиля, "жалобно проговорила она "разве ты больше не хочешь меня видеть?"
Ее голосок звучал так особенно трогательно, когда она это сказала, что сердце Лионеля трепетно забилось…
- "Да, милая, милая маленькая Жасмина, хочу тебя опять видеть - и увижу… буду приходить к тебе часто, будем еще вместе играть, обещаю.
- "Приходи, пожалуйста приходи," сказала она, "потому что я тебя люблю - Лиля… ты не такой как другие мальчики, - ты хорошенький, и я - тоже хорошенькая…"
- "Да, милая, ты очень хорошенькая, хорошенькая как цветочек."
Он посмотрел на нее и загляделся, и молчал так долго, что она, наконец, вопросительно уставила на него свои удивленные глазки и спросила:
- "Лиля, о чем ты думаешь?"
- "О тебе, Жасмина," нежно ответил мальчик. "Я думаю о тебе и о цветах."
И, наклонив к ней свою кудрявую головку, он поцеловал ее, и она его поцеловала.
Тихо колыхались ветки яблони, под которой они сидели, радостно птички распевали свои незатейливые песни, и казалось, что красота Божьего мира волшебною тканью чистой радости окутала этих двух малых детей, который" сблизило одно светлое, летнее утро! Увы! уже никогда не повториться ему… потому что мир, созданный Богом - одно, a мир, пересозданный человеком - другое… Тяжело и трудно для многих маленьких ножек пробираться по каменистой тропинке, указанной безумием нынешнего века, безотрадно и уныло то, что жизнь сулит вперед этим бедным, маленьким труженикам, и подчас приходится воздавать благодарение великому Ангелу смерти, когда, движимый великою жалостью, он выхватывает "малых сих" из растлевающей среды, в которой поблекла бы их молодая жизнь, и возвращает их Тому, Кто так много возлюбил их, сказав: "смотрите, не презирайте ни одного из малых сих, ибо говорю вам, что Ангелы их на небесах всегда видят лице Отца Моего Небесного."
Глава VI
Солнце было близко к закату, когда Лионель вернулся домой. Когда, замедляя шаг, он подходил к саду, он увидел, что у ворот сада стоить его мать, очевидно поджидая его. Красота ее поразила его! Ему показалось, что такою он никогда ее не видал… ее роскошные, золотистые волосы блестели на солнце золотыми переливами и лучистые глаза, мечтательно и томно устремленные вдаль, с такою глубокою нежностью остановились на нем, когда он подошел к тому месту, где она стояла. Она протянула ему свою белую, изящную руку и тихо сказала:
- "Что же- это, Лиля? где ты пропадал весь день? Твой отец страшно рассержен - тебя разыскивали всюду, и в деревне кто-то сказал, что видели, как рано утром ты провожал м-ра Монтроза до дилижанса, и как затем сбежал с какими-то уличными мальчишками играть в прятки. Правда-ли это?"
- "Нет, мама, это не правда," ответил мальчик; "т. е. не совсем правда", и он рассказал ей кратко и обстоятельно, как он провел весь день и закончил свой рассказ словами: "вот, мама, это правда - все было так."
М-с Велискурт нежно обвила своею рукою его шею и, как-то загадочно самой себе улыбаясь, ласково сказала:
- "Бедный Лиля! и так ты усталь, мой мальчик, и решился, хоть раз по своему, устроить себе праздник,… не мне винить тебя… мне думается, что на твоем месте я бы сделала то же - но твой отец в ярости - он непременно хотел, чтобы ты встретил профессора Гора."
- "Но, мама, профессора Гора, ведь, ждали к 10 часам вечера"?
- "Да, все его так и ожидали, но оказывается, что он страдает чем-то, ревматизмом, или люмбагом, уже не знаю, и в последнюю минуту он решил, что в избежание простуды он приедет не ночью, а днем. Уже два часа как он беседует наедине с твоим отцом".
Лионель, промолчав с минуту, спросил:
- "А на кого он похож, мама? видела ли ты его?"
М-с Велискурт слегка усмехнулась.
- "О, да! я его видела - его мне торжественно представили. На что он похож? ну, как тебе сказать - нечто среднее между старой мартышкой и верблюдом - трудно определить в точности."
Она улыбнулась какой-то насмешливо-презрительной улыбкой - a Лионель, огорченный и озадаченный, грустно опустил голову… украдкой она взглянула на него и чувство жалости охватило ее сердце - она притянула его голову к себе на грудь и страстно поцеловала… Чуткая душа мальчика была так растрогана этим неожиданным и столь необычным проявлением любви и ласки, что он весь побледнел и весь задрожал от волнения.
- "Я хотела сказать, мой голубчик", продолжала она, все еще обнимая его, "что он походит на всех старых ученых, которые давно забыли все кроме себя и своих книг - они, как ты сам знаешь, редко обладают красотой! Он очень умен - твой отец воображает, что он гений - такого-же мнения о нем к в Оксфорде и в Кембридже. Но раз он здесь, - надо все таки ладить с ним, Лиля!"
- "Знаю, мама," чуть слышно ответил он.
Он нежно прижал к губам белую руку, которая ласково все еще лежала у него на плече, и твердым, решительным голосом, сказал:
- "Я думаю, что лучше теперь же идти прямо к отцу и сказать ему, где я был. Как бы он ни рассердился - не убьет же он меня - а если и убьет - то будет ему хуже, а не мне."
С этими словами цинической логики, грустно улыбнувшись матери на прощанье, он скорыми шагами направился к дому. М-с Велискурт стояла неподвижно, где он ее оставил, рассеянно срывая лепестки с розы, заткнутой за ее кушак, и не сводя глаз с удаляющегося мальчика. Когда он скрылся из виду, она порывисто отвернулась, и горючие слезы брызнули у неё из глаз…
Между тем Лионель дошел до комнаты отца и постучался в двери.
- "Войдите!" крикнул неприятный, столь знакомый ему, голос. Он вошел. М-р Велискурт вскочил со своего места, он казался олицетворением гнева! - "Так-то, милостивый государь!" закричал он. "Наконец-то вы сыскались! Где же вы пропадали с раннего утра? И как смели вы выйти из дома без моего позволения?…
Лионель смотрел ему прямо в глаза - смотрел совершенно спокойно, ощущая странное чувство презрения к этому красно-лицому человеку, у которого язык путался от необузданного гнева, и который пользовался своим многолетним опытом, своим образованием, наконец даже своею физическою силою, чтобы травить и мучить маленького мальчика… Чувство это было не доброе, тем более, что этот красно-лицый человек был его собственный отец - но худое или хорошее было это чувство, он его испытывал, и потому не чувствовал ни малейшего раскаяния и совершенно равнодушно ответил:
- "Я устал. Мне нужен был свежий воздух и отдых."
- "Отдых!" М-р Велискурт как-то страшно повел глазами и схватился за ворот своей рубашки, точно он чувствовал, что этот крахмальный ворот или лопнет, или же его задушит… "Отдых" повторил он. - "Какой еще отдых нужен для подобного лентяя? Так может выражаться только несчастный стряпчий, выклянчивая себе лишний праздник! Пока здесь проживал господин Монтроз, вы то и дело что отдыхом изволили пользоваться! И вы воображаете, что я буду бросать свои деньги на первоклассное обучение, чтобы вы своим неблагодарным, постыдным, отвратительным поведением…"
- "Это он первоклассное обучение?" вдруг вырвалось у Лионеля, неожиданно для него самого - и он указал на особу, которая сидела у окна, и которую он внимательно рассматривал, уловив в ней действительно нечто среднее между мартышкой и верблюдом.
М-р Велискурт своим ушам не верил, и слов не находил, чтобы выразить ужас…
- "Как вы смеете, милостивый государь! Как вы смеете делать подобное замечание?"
- "Это не замечание, а только вопрос, я не знал, что это нельзя," также спокойно сказал Лионель. - "Мне весьма прискорбно, господин профессор" сказал м-р Велискурт, обращаясь к особе, сидевшей у окна, "что ваше первое знакомство с вашим будущим воспитанником произведете на вас впечатление удручающее… Мой сын - это мой сын, за это последнее время стал неузнаваем, но не теряю надежды, господин профессору что вы не откажете заняться его исправлением. "Профессор Гор улыбнулся тусклою улыбкой и сказал:-
- "Конечно, конечно, но не могу скрыть ни от вас, ни от себя, что начало плохое, весьма плохое."
- "Отчего?" живо спросил Лионель. "Отчего не хорошо отдохнуть, когда чувствуешь, что отдых нужен? Вот, я отдохнул сегодня, и теперь уроки свои лучше справлю. Я много сегодня разговаривал с пономарем Коммортинской церкви, обедал у него, он человек очень добрый, очень умный."
- "Умный! пономарь Коммортинский! "повторил м-р Велискурт с громким озлобленным хохотом. "Что еще услышим! Прекрасное у вас знакомство, нечего сказать! Сколько денег потрачено на ваше воспитание, и как подумаешь - для чего?..
Лионель побледнел, и личико его снова приняло грустное и обычное свое кроткое выражение.
- "Конечно, не для чего тратить деньги на меня - ничего из этого не выйдет" - тихо сказал он. "Я устал - очень устал, может быть, я и болен, не знаю - знаю одно, что я не такой, как все мальчики, и это меня смущает. Если бы вы дали мне отдохнуть, хотя немножко, быть может, много стало бы лучше."
- "Жажда отдыха," заметил язвительно профессор Кадмон-Гор - "как видно, составляет первую потребность природы этого молодого человека."