- И того, и другого. Только побольше, - усмехнулся старший лейтенант.
- К нам, значит, прибыли? В опергруппу по борьбе с фашистским бандитизмом? Славно. И кто вы такой? - Сосновский взял командирскую книжку. - Как по имени звать?
- Сима, - просто и застенчиво ответил старший лейтенант.
- Это как? - несколько опешил Сосновский. Служба в угрозыске, конечно, удивляла его порой всякими странными фамилиями и именами. Помнится, был такой фигурант - Передрищенко. Над этой фамилией сыщики посмеивались. Тем более что ее обладатель и на допросах вполне ее оправдывал. Но вот позже оказалось, что есть такая фамилия, на У крайне милой, Гоголь ее упоминал. Но чтобы офицера, пусть и худенького, но все же мужика, звали женским именем… - Это как? - повторил Сосновский в растерянности. - Вроде женское имя.
- Не всегда, - чуть заметно улыбнулся старшой. - Серафим по паспорту.
- Что ж так чудно? Как же тебя угораздило?
- Батя окрестил. В честь преподобного отца Серафима. Батя у меня священник.
Вот еще новости!
- Интересно, Сима! Батя - поп, сынок - большевик. Да еще и разведчик.
- Так батя наградил. И хорошим именем, и профессией. - Пояснил: - Деревушка, где мы жили, крохотная, на два неполных десятка дворов. Приход небольшой, храм нищий. А батя у меня запойный был…
Сосновский с сочувствием покачал головой.
- Не в этом смысле, капитан. Читал батя запойно. У нас в избе, кроме голодных детей, драной кошки и книг, никакого добра не было. Вот я и пристрастился. Тоже запойным стал. К тому же у бати много книг было на иностранных языках. Незаметно для себя стал и в них разбираться.
- И что? Много освоил?
- Не очень. Французский, английский, немецкий. Ну а уж потом, в училище, полностью изучил. А еще после - испанский. - Поднял на Сосновского ясный, но непроницаемый взгляд. - Разговорный.
- И там побывал? - не удержался капитан. - Переводчиком?
- Не совсем. Но это… - Пощелкал пальцами. - Не для беседы.
- Я понял. Давай, Сима, кушай, и будешь с ребятами знакомиться.
Сосновскому этот худенький Сима здорово глянулся. Он вызывал уважение, настоящее мужское уважение тем, что делал свое трудное и опасное дело и ничуть не кичился своим мужеством, не гордился своей судьбой.
Сосновский понимал всю сложность такой работы. Понимал потому, что сам в какой-то степени испытал ее. Несколько лет назад он внедрился в банду Кожуха. К счастью, это длилось недолго. Через неделю началась операция, и он, как говорится, вышел к своим. Но месяцы, а то и годы находиться среди врагов, дружить с ними, давя в сердце ненависть, каждую минуту контролировать свои действия, взгляд, мысли, даже сны… На такое способны очень редкие люди.
Знакомство с ребятами состоялось пока односторонним - они спали. Наверстывали хронический московский недосып.
- Вот этот богатырь, - Сосновский указал на крайнего слева бойца, спавшего в обнимку с автоматом, - Дубиняк. Старший уполномоченный МУРа. Главный в группе захвата. Медведь.
- Это хорошо, - серьезно кивнул Сима. - В нашем деле, кроме ума и хватки, еще и сила нужна.
- Елочкин, - продолжил Сосновский, теплым взглядом лаская хрупкого паренька, приткнувшегося к Медведю, как к родному папе. - Золотые руки, курсы радистов закончил. Осинин - водитель высшего класса, механик. От велосипеда до самолета. Кленин, Березкин, Липчук, муровские опера, надежные ребята.
Сима усмехнулся, как отец на озорных детишек, хотя и сам немногим был их старше, и сказал то, что Сосновскому в голову никогда не приходило и прийти не могло:
- Русский лес. Полный набор. Даже в лице командира.
Сосновский, когда шутка дошла, подхватил, да не очень удачно:
- Главное, чтобы нас на дрова не порубили.
- С такими мыслями, капитан, в тыл, да и вообще на любое задание, идти нельзя. Нужно верить в себя и в своих товарищей. Осинкиных и Елочкиных. И Рябинкиных.
Простые вроде слова, но правильные. После них Сосновскому этот Сима еще старше показался. Да не годами, а его непростым опытом, нажитым постоянной тревогой. И как то увереннее почувствовал себя командир спецгруппы, хваткий опер рядом с этим худеньким долговязым Симой.
- Поднять ребят? - спросил Сосновский. - Для знакомства.
- Не надо. По опыту знаю: можно про запас и поспать, и…
- И поесть! - плащ-палатка на входе дернулась в сторону, в проеме появился еще один боец с двумя плотными вещмешками. - Товарищ капитан! Продовольствие доставлено. Повышенной калорийности.
- Это ефрейтор Кочетов, - пояснил Сосновский, - армейский разведчик. Приданная нам боевая единица. Большой специалист по части что-нибудь достать, взять… Харчишки, выпивку, "языка".
- И языки есть, товарищ капитан, - похвалился ефрейтор. - Говяжьи. Две банки. Повышенной категории.
Бойцы, как по команде, распахнули глаза, сели, будто и не спали вовсе. Иные даже оружие в руках уже держали.
Сосновский представил Симу, его украдкой, с профессиональным интересом осмотрели, но боль шее внимание все-таки досталось Кочетову.
- Его к нам из взвода разведки откомандировали, - пояснил Сосновский Симе.
- Я знаю. - Тот опять улыбнулся своей неопределенной доброй улыбкой - будто он все время был в себе, а то, что снаружи, доносилось до него как бы через туман постоянной задумчивости.
"Все-то он знает", - с одобрением отметил Сосновский.
- За нарушения дисциплины нам сплавили? - спросил он Симу.
- За фамилию. Аналогичная история. У них во взводе - Курочкин, Орлов, Голубев, Гусятников, Уткин… Их курятником стали дразнить. А взводного за глаза - Индюком. Вот и решил комроты курятник расформировать.
- А Кочетова, - догадался Сосновский, - первым поперли, за язык. Есть у него такая слабость. Афоризмами шпарит. Да вы его сами о чем-нибудь спросите. Тогда поймете.
Старший лейтенант Сима не стал ждать удобного случая:
- Товарищ ефрейтор, где вы все это добро раздобыли?
- Где что плохо лежит, товарищ старший лейтенант, само собой в руки просится.
- А кто руки распускает, - напомнил Сима, - тому по рукам дают.
- Во! - обрадовался Кочетов. - Точно! Я же говорил: общение с умными людьми обогащает мозговую оболочку.
- Не забывайтесь, ефрейтор, - одернул его Сосновский.
Едва вскрыли банки с языками, вошли старшина и два сержанта. Сложили на плащ-палатку немецкие автоматы, сумки с магазинами, на столик поставили рацию.
- Я со своим пойду, - упрямо заявил Дубиняк. - Я своего "папашу", - так он называл ППШ, - ни на какого немецкого фатера не променяю.
Сосновский ему не возразил, хотя понимал, что во вражеском тылу вражеское оружие практичнее, хотя бы в отношении боеприпасов.
- А это для вас, - сказал старшина Сосновскому и Симе, протягивая вещмешки, - примерьте. Форма немецкая. И "парабеллум" для господина обер-лейтенанта.
Сосновский брезгливо накинул шинель с нашивками фельдфебеля, Сима привычно - офицерскую. Дубиняк, взглянув на него, даже присвистнул. А Кочетов сказал:
- У меня, товарищ старший лейтенант, прямо руки зачесались "языком" вас в штаб доставить.
- Хорошо - не расстрелять, - холодно улыбнулся неузнаваемый Сима. И что-то презрительно добавил на немецком языке. Тощий ариец, с надменным и одновременно пустым взглядом.
И в который раз порадовался Сосновский такому надежному, талантливому напарнику. Из тех, кому доверяешь больше, чем самому себе.
Разобрали оружие, проверили, подогнали ремни. Кочетов повозился в углу с противогазом, изрезал зачем-то маску на ленты. Сосновский сделал ему замечание. Сима внимательно изучил офицерскую книжку, которую вручил ему старшина. Старшина же забрал некоторые личные вещи: документы, письма, ордена. Наград мало было, у оперов они на Петровке, в сейфах, хранились.
Явился вестовой от командира разведроты, доложил:
- Все готово, товарищ капитан.
Холодком от его слов в теплом, уже обжитом закутке потянуло.
- Двадцать минут на сборы! - скомандовал Сосновский.
Да какие там особые сборы. Маскхалаты подогнали еще накануне, лыжи с лямками стояли снаружи у стены. Покурили на дорожку. Вещмешки - за спину, автоматы - на грудь. Попрыгали. Ничто не гремит, не брякает. Пошли.
Дубиняк на секунду вернулся, хозяйственно лампу на столе загасил. И больше никаких следов пребывания группы в старой конюшне не осталось.
ПЕРЕДОВАЯ. ВРАЖЕСКИЙ ТЫЛ
Вытянулись в строчку, зашагали на позиции полка. Шли молча, тихо, только снег поскрипывал под валенками да порой шелестели завязки маскхалатов по плечам.
Ночь безлунная была (месяц где-то прятался), но сильно звездная. Морозец холодил, подгонял немного. Подрагивали плечи бойцов, передергивались…
Встретил их в траншее командир разведроты. Рядом стоял телефонист - за спиной катушка с проводом, в руках аппарат. Здесь же бородатый сапер с большими ножницами.
Сосновский определил порядок следования: сапер, Кочетов, командир группы, остальные следом.
- Передай по строю, - шепнул он Дубиняку-Медведю. - Ползти след в след. Шаг влево, шаг вправо…
- Ясно, командир. Считается побегом, конвой открывает огонь без предупреждения.
- Смешки отставить.
По траншее прошелестел приказ.
- Готовы? - спросил комроты.
- Готовы.
Он взял у связиста аппарат, крутанул ручку, сказал негромко:
- Вызываю шестого. Давай, бог войны. Огонь!