* * *
Подводная лодка дрейфовала в Средиземном море. С мостика приказали открыть гидроакустическую вахту, и мичман Голицын, не чуя ничего дурного, включил аппаратуру на прогрев. Через несколько минут бодро прокричал в микрофон:
- Мостик, горизонт чист! Акустик.
Динамик откликнулся голосом командира:
- Прослушать горизонт в носовом секторе!
Голицын прокрутил штурвальчик поворота антенны, но в наушниках по-прежнему стоял мерный жвачный шум волны, заплескивающейся на корпус субмарины.
- Мостик, горизонт чист! - еще раз доложил мичман.
- Акустик, прослушать горизонт по пеленгу… градусов!
Капитан 3-го ранга Абатуров хорошо владел голосом, но сейчас сквозь стальную мембрану явно прорывались нотки раздражения.
Как ни вслушивался Голицын в подводную даль, ничего, кроме шорохов, треска да монотонных стонов самцов горбыля, расслышать не мог. Осенью в здешних водах Средиземного моря стоит "глухая" гидрология: как будто гидрофоны накрывают толстым ватным одеялом.
- Горизонт чист, - сообщил Дмитрий, уже не ожидая ничего хорошего.
- Мичману Голицыну, - взорвался динамик, - прибыть на мостик!
Он передал вахту старшине 1-й статьи Сердюку и пронырнул сквозь переборочный и рубочные люки на мостик.
- Товарищ командир, мич…
Абатуров прервал рапорт сердитым кивком в сторону длиннющего танкера, загромоздившего полгоризонта. Танкер проходил так близко, что без бинокля можно было разглядеть и голубополосый греческий флаг, и полуголого матроса, который катил по верхней палубе на красном велосипеде, и черноволосую гречанку, из-под руки разглядывавшую диковинный подводный корабль.
- Вот он, твой "чистый горизонт"! - не выдержал Абатуров.
Самое обидное, что при сцене посрамления старшины команды акустиков присутствовал и боцман - старший мичман Белохатко. Боцман стоял рядом с командиром, смотрел на Голицына сверху вниз - с мостика в ограждение рубки, и обожженные солнцем губы насмешливо кривились: "Глухарь ты в белых манжетах… И за что тебя Родина севрюгой кормит?!"
Можно не сомневаться, именно такую тираду выдаст он нынче за обедом, и вся мичманская кают-компания дружно захмыкает, заулыбается…
Отношения с боцманом начали портиться едва ли не на второй месяц автономного похода. А началось, пожалуй, с пустяка - с белых манжет… Рукава у флотского кителя, что трубы. Когда руки на столе, сразу видно, что под кителем надето. Не очень-то это красиво: сидят мичманы в кают-компании, сверкают звездочками на погонах, а из обшлагов у кого что проглядывает - то полосатый тельник, то голубая исподняя рубаха, то рукава рыжего - аварийного - свитера высовываются… Вот и решил Голицын слегка облагородить свой внешний вид. Завел себе белые манжеты с серебряными запонками. Немудреная вещь - манжеты: обернул вокруг запястий отутюженные белые полоски, скрепил запонками, и китель сразу же приобретает эдакий староофицерский лоск, будто и впрямь под суровым корабельным платьем накрахмаленная сорочка. Конечно, в лодочной тесноте белоснежное белье - роскошь немыслимая, но манжеты простирать лишний раз ничего не стоит. Была бы охота.
Первым элегантную деталь в голицынской одежде приметил торпедный электрик мичман Никифоров.
- Ну ты даешь, Петрович! - засмеялся за обедом электрик. - Вылитый аристократ! У тебя, случаем, дедушка не того?.. Не в князьях состоял? Фамилия-то известно какая…
Пустячное это событие - белые манжеты - оживило каютный мирок, и пошли споры-разговоры, и только боцман, Андрей Белохатко, неодобрительно хмыкнул и процедил сквозь золотые зубы:
- Лодка чистеньких не любит…
- Боцман чистеньких не любит! - парировал Голицын.
С того злополучного обеда за мичманом Голицыным утвердилось прозвище Князь.
А на другой день в отсеках развернулась субботняя приборка, и боцман выставил из-под диванного рундука ящички с гидроакустическим ЗИПом.
- Твое хозяйство? - спросил он Голицына. - Вот и храни в своей рубке.
Конечно же, то было несомненное зловредство. Кому не известно, что в рубке акустиков и без того не повернуться. На лодке каждый кубический дециметр свободного пространства в цене. И торпедисты, и мотористы, и электрики, и радисты стараются захватить в дальний поход как можно больше запчастей к своим аппаратам и механизмам. А тут еще коки с макаронными коробками и консервными банками. А тут еще баталер претендует на любой уголок, на любую "шхеру", куда бы можно было засунуть лишнюю кипу "разовых" простыней, рубах, тропических тапочек… Отсеки не резиновые. Вот и идут старшины команд на поклон к боцману, хозяину всевозможных выгородок, рундуков, камер, сухих цистерн. А у боцмана свои проблемы, свое имущество - шхиперское, рулевое, сигнальное, штурманское….
Штатная койка Голицына - в аккумуляторном отсеке нижняя по левому борту, изголовьем к носовой переборке, за которой пост радиотелеграфистов. Проще говоря, диванчик в углу мичманской кают-компании. Под ним-то и разместил Дмитрий вместо личных вещей ящички, пеналы, сменные блоки к станциям. Теперь же боцман выставил их на том основании, что все равно-де Голицын в кают-компании не живет, перебрался в офицерский отсек поближе к гидроакустической рубке, кот пусть и хранит свое хозяйство "по месту жительства".
Мичман мичману не начальство, за рундук можно было бы и повоевать - шутка ли отыскивать теперь свободный кубометр объема?! Но с Белохатко особо не поспоришь. Во-первых, по корабельному уставу боцман в мичманской кают-компании - старшее лицо. Недаром он восседает во главе стола - там же, где командир в кают-компании офицеров. Во-вторых, боцман - единственный из мичманов, кто несет вахту, то есть стоит в надводном положении на мостике. Дело это сволочное и потому почетное. Тут у Белохатко как бы моральное право поглядывать на всю мичманскую братию свысока. Даром, что ли, передние зубы вставные - в шторм приложило волной к колпаку пеленгатора. В-третих, боцман - лицо особо приближенное к командиру. Под водой в центральном посту они сидят рядышком: Абатуров в железном креслице, а в ногах у него, словно первый визирь у султанского трона, сутулится на разножке Белохатко, сжимая в кулаках манипуляторы рулей глубины. Впрочем, сжимают их новички-горизонтальщики. Боцман лишь прикасается к черным ручкам, поигрывает ими виртуозно: чуть-чуть вправо, чуть-чуть влево, носовые - чуть на всплытие, кормовые - чуть на погружение. Дифферент "нолик в нолик". Лодка держит глубину как по ниточке.
Голицын, сидя в своей рубке, всегда знает, кто в центральном на вахте - боцман или кто-то из молодых. Белохатко зря рулями не "машет", перекладывает их редко и с толком. Оттого и гидравлика в трубах реже шипит. Насос реже работает - шуму меньше. Плохого горизонтальщика за версту слышно: чик-чик, чик-чик…
Абатуров на боцмана надышаться не может: "Андрей Иваныч, подвсплыви на полметра…", "Андрей Иваныч, нырни еще на полета…", "Андрей Иваныч, одержи", "Андрей Иваныч, замри".
Был командир с Белохатко на короткой ноге не только по службе. Оба в прошлом году купили "Жигули" одной марки. Боцман менял машину уже в третий раз - начинал еще с "Запорожцев", да и до флота баранку крутил, и Абатуров-любитель благоговел перед познаниями профессионала. В отпуск на юг ездили вместе автокараваном.
Взяв все эти обстоятельства в толк, Голицын не стал препираться с боцманом; вызвал своих "глухарей", велел рассовать ЗИП по "шхерам". Потом сходил на камбуз, попросил у коков немного картофельной муки и за ужином вызывающе выпростал из рукавов кителя ослепительно белые, жесткие от крахмала манжеты.
Весь день, поджидая танкер-заправщик, подводная лодка нежилась под изобильным океанским солнцем. И весь день Абатуров, завидев на горизонте какое-нибудь судно, тут же требовал от Голицына определить на слух дистанцию, пеленг, курс, скорость по оборотам, запрашивал род двигателя: что там шумит - турбина, дизель, паровая машина?..
Было досадно сидеть в отсеке, киснуть в духоте рубки, когда другие подставляют спины роскошному солнцу - в кои-то веки такое выпадает?! Если гидроакустик ошибался, Абатуров "высвистывал" его на мостик, и мичман воочию видел свою ошибку, а заодно прихватывал взглядом веселую кутерьму возле люка в носовой надстройке - там свободные от вахт и работ спускались в междубортное пространство поплескаться в морской водице.
Досаду смиряла лишь мысль, что командир сейчас торчит на мостике ради него, мичмана Голицына: просто выпала редкая возможность потренировать акустика "на живца", и Абатуров не хочет ее упускать. Дмитрий знал, что многие командиры лодок сами выращивают своих акустиков подобно тому, как хирурги готовят себе ассистентов или мотогонщики натаскивают колясочников. Акустик в торпедной атаке - первый человек, и командиры, так уж повелось издавна, гордятся чуткостью своих "слухачей" не меньше, чем директора оперных театров - голосами солистов.
Голицыну в глубине души даже льстило, что капитан 3-го ранга Абатуров выбрал именно его в "солисты", возится с ним, "ставит слух", переживает, сердится, радуется… Ради этого не жаль поработать и в "режиме Каштанки": рубка - мостик, мостик - рубка. Зато ночью за час до погружения Абатуров отдернул ситцевую занавеску, за которой готовился ко сну Голицын, и заговорщицки поманил за собой.
- Бери полотенце и марш на мостик!