Он посмотрел на растрепавшуюся золотистую прядку волос, плясавшую у нее на щеке, ласкающую ее ухо, и почувствовал страстное желание последовать за этой прядкой своим языком, рисуя тот же путь на ее лице – от скулы до рта, ото рта до мочки уха.
Его тело напряглось, наполняясь волнующим желанием. Он по-настоящему хотел иметь такую жену. Какие бы у них были дети!
Алисия откинулась назад на скамейке, ее коричневое мрачное одеяние словно помогало ей скрывать чувства.
– Насколько хорошо вы знаете моего отца?
– Достаточно хорошо, чтобы знать, чего от него можно ожидать.
Она позволила себе легкую улыбку, и Кристос заметил отблеск на ямке слева от ее пухлых губ. Они тоже будут его после их свадьбы.
– Мой отец, должно быть, тоже хочет иметь вас в заднем кармане. Я так и вижу его, потирающего руки и довольно смеющегося. – Она подняла голову, и Кристос увидел густые ресницы, открывающие голубые глаза. – Он же потирал руки, когда вы сделали это предложение?
Ее тон, ее голос, ее глаза. О боже! Он так хотел ее!
Кристос резко наклонился вперед и схватил пучок волос у нее на затылке. Глаза Алисии округлились, когда его пальцы натянули ее волосы за секунду до того, как он закрыл ее рот своим.
Она судорожно вздохнула, когда он дотронулся до ее губ своими и языком прочертил линию ее рта. Он не мог не заметить ее взволнованное дыхание и неожиданную податливость ее губ.
Его собственное тело напряглось, кровь пульсировала.
Издалека он услышал покашливание. Монахиня!
Кристос медленно отодвинулся от Алисии.
– Ты такая сладкая, – хрипло пробормотал он.
Алисия побледнела и провела тыльной стороной руки по губам, как будто пытаясь стереть отпечаток его поцелуя.
– Только попробуй еще раз так сделать, и я позову аббатису.
– И что ты скажешь, сладкая Алисия? Что твой муж поцеловал тебя?
– Мы не женаты! Мы даже не обручены!
– Но скоро будем. – Он уставился на ее обнаженную ключицу. – Ты любишь заключать пари?
Она заметно вздрогнула:
– Нет. Я никогда не рискую.
– Это замечательно. Но я люблю пари. Видишь ли, Алисия, я знаю о тебе больше, чем ты думаешь. – Он поймал ее недоверчивый взгляд и почувствовал удовлетворение. – В семнадцать ты получила университетскую стипендию, чтобы поехать в школу искусств в Париже. Жила на чердаке с десятком таких же желающих стать художниками, вела богемный образ жизни. Когда деньги кончились, ты, как и остальные, стала искать работу. Лето проработала домработницей, потом в булочной. Дольше всего ты продержалась в должности экономки в семье дизайнера.
– Это были приличные работы, – чуть слышно проговорила она, кровь отхлынула от ее лица.
– Да, приличные, но уж слишком отличающиеся от той жизни, к которой ты привыкла.
– И что из этого следует?
Улыбка сползла с его лица, и он, наклонившись вперед, взял ее за подбородок.
– Ты восемь лет пыталась скрываться от своего отца.
Она открыла рот, но не произнесла ни звука.
Кристос пристально глядел на девушку, приблизив свое лицо к ней, и видел каждую вспышку в ее глазах.
– Но какое-то время ты была свободна. Ты рисовала, путешествовала, общалась с теми, с кем тебе хотелось. Но потом ты вдруг заболела, и заботливый отец поместил тебя в больницу в Берне. Больше он тебя от себя не отпускал.
– Но он не сумел завоевать мою душу! И никогда не сумеет. – В ее глазах опять появился вызов.
Его голос потеплел, взывая к ее разуму:
– Подумай об этом, Алисия. В Греции ты беспомощна. Твой отец – глава семьи, у него абсолютный авторитет. Он имеет право выбрать тебе мужа. И он имеет право запереть тебя здесь. Он может сделать твою жизнь несчастной.
– Я здесь не пленница.
– Тогда почему же ты не уедешь?
Она задержала дыхание, полная внимания, ее глаза застыли, губы были плотно сжаты.
– Ну а если бы я был твоим мужем, – закончил он после короткой паузы, – ты бы смогла уехать отсюда. Сегодня же. Ты наконец-то стала бы свободной.