В это время вернулись в деревню те машины, которые уехали вперёд. Солдаты прыгали из кузовов сходу и бежали туда, где гремела стрельба.
- Гады! - шептал Сёмка. - Гады!
Вскоре правление замолчало...
Сёмка заплакал.
- Ну, погодите, - всхлипывал он, - мы вам ещё покажем!
Немцы торопились. Подобрав своих убитых, укатили на восток, не тронув жителей и оставив в целости деревню.
Вечером дед Кузьмич постучался к Архиповым. Сёмка ещё не спал и слышал, как тот сказал:
- Ты, Катерина, давай к правлению. Похоронить героев-то надо...
НАХОДКА
Утром Сёмка заметил, что мать ходит заплаканная, печальная. После завтрака она погладила сына по голове и грустно промолвила:
- Вот и нашего отца где-нибудь так...
- Не надо, мам.
- Ох, сколько горя кругом, сколько горя...
Сегодня Сёмка смотрел на правление другими глазами. Само здание, покарябанное пулями и осколками гранат, казалось ему теперь иным. Оно и пугало и притягивало Сёмку. Хотелось пойти туда, посмотреть своими глазами. Но боялся - страшно. Сколько людей там вчера погибло...
Решился лишь на второй день. Постоял возле крыльца. Ветер качал повисшую на одном шарнире створку окна. Она тоскливо скрипела. Казалось - выйдет вдруг из мрачного проёма двери кто-нибудь и скрипучим голосом спросит:
- Тебе чего надо?
"Никого там нет, - успокаивал себя Сёмка. - Бояться нечего. На фронте в разведку пойти, - небось, пострашнее будет!"
Собрался с духом, шагнул. На пороге остановился. Пол был разворочен гранатными взрывами. На досках кое-где видны бурые пятна крови. Жутко... Сёмка все утолки обшарил. Ничего не нашёл, кроме стреляных гильз. Вздохнул, собрался уходить, но вдруг подумал: "Посмотрю-ка, что в печке. Открою дверцу и посмотрю".
Открыл, заглянул и - даже сердце ёкнуло: что-то есть! Свёрток какой-то. Сверху газета, а внутри? Протянул руку, пощупал - твёрдое. Вытащил, развернул: планшет! Новенький, с настоящей военной картой!
Спрятал находку под пальто и пустился домой. На чердаке устроился у слухового окна и принялся исследовать содержимое. Под картой обнаружил тетрадный листок в клеточку. На нём какая-то схема. Сверху написано крупно: "Озёрки". Внизу выведены прямоугольники. От крайнего вверх ползла жирная черта-стрелка. Она уперлась в знак, который изображал дерево, потом свернула вправо и поползла в место, где значков, обозначающих деревья, было много. "Лес", - догадался Сёмка. Линия кончалась в глубине леса у кругляшка. Возле него слово: "Камень". Чуть повыше жирный крестик и снова слово: "Здесь".
Сёмку охватило волнение. Он не спускал глаз со слова "Здесь". Что "Здесь"? Какая тайна скрыта?
Повёл взглядом по бумажке: "Озёрки". Озёрки... Так ведь это деревня! Недалеко отсюда. До войны рядом с Архиповыми жил дядя Ваня, он был родом оттуда.
Сёмка принялся изучать карту. Нашел свою деревню, районный центр. Обрадовался. Слово "Озёрки" было на карте обведено двумя кругами, а над ними знакомое - "Здесь!"
Понял Сёмка: тут дело серьёзное. Военная тайна! А может, от неё зависит самое важное - победа? Сёмка забеспокоился: кругом враги, вдруг они раскроют тайну! Нет! Надо что-то делать. Добраться до тайны... Передать её главному командиру Красной Армии... Отец потом скажет: "Вот какой сын у меня. Герой!"
Эх, друга бы хорошего Сёмке. Вдвоём не то, что одному...
РАЗГОВОР
Петька с отцом распиливали почерневшие доски на дрова. Сёмка сразу определил, откуда эти доски. Куликовы разобрали стайку, в которой раньше держали корову. Корова подохла, и стайка не нужна стала. Двор без неё стал казаться шире.
Петькин отец ещё до войны попал в автомобильную катастрофу. С тех пор ходил на деревяшке. В армию его, понятно, не взяли, а эвакуироваться он не пожелал: тяжело болела жена, на руках трое ребятишек.
Сёмка остановился возле работающих. Егор Васильевич глянул на него мельком, а Петька даже головы не повернул: неужели ещё сердится?
- Здравствуйте, - сказал Сёмка.
- Здорово, коли не шутишь, - отозвался Куликов.
Сёмка вздохнул. Ещё бы! Возле козел лежала целая гора нераспиленных досок, до самого вечера не кончить.
- Дядя Егор, - нашёлся Сёмка. - Вы покурите, а мы с Петькой попилим!
Куликов промолчал. Но когда допилили доску, он положил пилу на козла и объявил:
- Теперь можно пошабашить, - и заковылял в избу.
Сёмка схватил Петьку за рукав и потянул в огород. Тот было заартачился:
- Чего тянешь? Пусти.
- Пойдём, что-то скажу.
Очутившись в огороде, Сёмка оглянулся. Вокруг никого не было. Тогда он вытащил из-за пазухи карту и расстелил её на скамейке, которую Петькин отец сколотил в прошлом году возле куста сирени.
- Гляди.
- Ну?
- Вот и ну! - Сёмка достал из кармана тетрадный листок со схемой и показал другу.
Петька стал рассматривать бумаги. Ростом он был пониже приятеля, белобрысый, даже ресницы светлые. Глаза словно голубая вода. Нос густо обсыпан веснушками и вздёрнут. Сёмка же был чернявый, с тёмными глазами, подвижный, нетерпеливый.
- Ну? - спросил Сёмка.
Но Петька ничего не понял. Пришлось Сёмке всё объяснять ему. После Петька сплюнул сквозь зубы и по- взрослому отрезал:
- Ерунда!
Сёмка на минуту растерялся.
- Ерунда, - повторил Петька. - Я-то думал, ты вправду нашёл интересное.
- Нет, ты посмотри! Посмотри! Они что-то спрятали тут.
- Спрятали, - недоверчиво протянул Петька.
- Ну да! И это, понимаешь, военная тайна! Может, важные бумаги, документы...
- Какие там документы, - не сдавался Петька. - Выдумываешь ты всё. Сманить меня хочешь. На фронт я с тобой не убежал, так ты выдумал тайну.
- Ты просто трус! - взорвался Сёмка. - Ладно! Без тебя обойдусь!
- И обойдись!
- Обойдусь, не беспокойся! Один пойду! Раскрою тайну, помогу Красной Армии, а ты сиди на печке как старый старик. Не жалко!
Сёмка схватил карту, сунул её за пазуху и прямо через огород понёсся домой. Сходу перемахнул через плетень и по тропинке побежал к своей хате. Петька смотрел вслед до тех пор, пока Сёмка не скрылся...
ФАШИСТЫ
Эх, ненадёжный Петька друг!
Вернулся домой расстроенный. Мать спросила:
- Иль случилось что?
- Ничего, - буркнул Сёмка и полез на чердак.
Там снова расстелил карту, смотрел на неё и терзался: пойти или не пойти? Пойти обязательно надо, но одному? Хоть и брякнул сгоряча, что один пойдёт... Но зря похвастал. До Озёрков километров двадцать! Пешком день пройдёшь. До войны на попутных машинах и подводах добирались. А сейчас какие попутные машины? Да и немцы. К ним на глаза не попадайся.
После боя у правления немцы в деревне не показывались, но их со страхом ожидали каждый день.
Сёмка всё мучился и гадал, как ему быть?.. Но вдруг услышал стук в подоконник, затем незнакомый мужской голос. Мигом скатился с чердака. На дворе стояла испуганная, побледневшая мать и шептала:
- Немцы. Принесли черти гостей незваных...
- Мам, ты куда?
- Всех сгоняют к правлению.
- И я с тобой.
- Чего выдумал! Дома сиди!
Но усидеть дома было невозможно. И Сёмка побежал к правлению. Втиснулся в нестройную толпу, пробрался поближе к крыльцу, на котором стоял немецкий офицер и рядом толстый в штатском. Офицер говорил точно лаял, а толстый переводил. Из всего сказанного Сёмка понял одно: теперь хозяйничать в деревне будут фашисты. Стараясь быть приветливым и понятным, толстяк продолжал:
- Пожалуйста, выбирайте старосту. Сами, сами. Господин офицер никого вам не навязывает.
Недалеко от Сёмки топтался дед Кузьмич, свёртывая цигарку. Чему-то ухмылялся и качал головой, словно хотел сказать: "Ишь, чего придумали!" Колхозники угрюмо молчали. Офицеру надоело ждать. Он выбросил вперёд длинную и прямую как палка руку. Тонкий указательный палец нацелился в грудь Кузьмича:
- Ви! Ви будет старостой!
Кузьмич вскинул кудлатые брови:
- Я, что ли?
- Ви!
- Чудно! Да какой я, к шуту, староста?
- Молчайт!
Кузьмич поднялся на крыльцо, встал рядом с толстяком и при гробовом молчании повернулся к офицеру:
- Стало быть, ты меня назначаешь старостой. И я, стало быть, должен показать вот им, - махнул в сторону колхозников шапкой, - новый порядок.
Он повернулся к толпе:
- Вот какое дело, значит, товарищи, - и помолчав, продолжал: - Пётр Кузьмич Новиков, это, стало быть, я, в гражданскую войну колотил Деникина в хвост и гриву. В тридцатом году первый записался в колхоз, помните, люди добрые?
- Помним... - ответили ему.
- А теперь вот они, - Кузьмич показал на офицера с толстяком, - хотят из меня своего холуя сделать!
- Я предупреждаю! - выкрикнул толстяк.
- Прикуси-ка язык, иуда! Дождёшься ты своего часа, вздёрнут тебя на осине!
Переводчик торопливо забормотал что-то офицеру по-немецки. Тот мгновенно выхватил из кобуры пистолет и выстрелил несколько раз подряд.
Кузьмич вздрогнул, схватился руками за грудь и рухнул на крыльцо. Колхозники попятились, ошеломлённые такой расправой. Сёмка спрятался за чью-то спину. Когда пришёл в себя, узнал, что стоит за Петькиным отцом.
Офицер злобным взглядом обвёл толпу, ткнул дымящимся ещё пистолетом в сторону Куликова:
- Ви!
- Я? - отставил назад деревяшку Егор Васильевич. - Нет!