- Бедняжка Бабси, - ухмыльнулся Фил, целуя ее. - Кто теперь вольет рюмочку перно в твое нежное горлышко?
- Вот все вы так, - вскинулась Джейни. - Бросаете нас и думаете, мы будем сидеть и ждать сложа руки. По-вашему, все женщины -
Фил приосанился.
- Вы должны хранить верность парням, ушедшим в дальние края.
- Вот как? - фыркнула она, бросив в мою сторону иронический взгляд.
Я включил радио и растянулся на полу, подложив под голову Подушку.
- Я съезжаю из Вашингтон-Холла, - сказал Фил. - Можно перекантоваться здесь до отплытия?
Джейни пожала плечами.
- Мне все равно.
Фил встал и засунул мешок за диван.
Тут вошел Джеймс Кэткарт и бросил на стул свои книги. Шестнадцатилетний первокурсник, высокий и неуклюжий, он вечно цитирует диалоги Ноэля Коуарда и похож на вальяжного литературного критика в голливудском исполнении.
- Салют, ребята! - воскликнул он и спросил Фила, не передумал ли тот уходить в море.
- Поможешь переправить мои вещи к дяде? - напомнил Фил.
- Конечно! - просиял Кэткарт.
- Никто не забыл насчет Рэмси Аллена? Главное, чтобы он ничего не узнал.
Мы принялись обсуждать, что сделает Ал, если узнает, и как он может узнать, а потом перешли на общие темы. Фил с Барбарой заспорили, как обычно, об идеальном обществе.
- Там будут одни художники и артисты, - стал объяснять он. - Идеальное общество - это непременно артистическое общество, и каждый его гражданин обязан за свою жизнь пройти полный духовный цикл.
- Какой еще цикл? - не поняла Барбара. - Что ты имеешь в виду?
По радио передают ежедневную мыльную оперу: благодушный сельский старичок-врач, который только что помог молодой паре в трудной ситуации, давал жизненные советы под переливы органной музыки. "Запомните, - говорит он, - в жизни иногда приходится делать то, что не хочется, но делать это все равно нужно".
Фил продолжал излагать свою теорию:
- Я имею в виду цикл духовного развития. Каждый совершает жизненный круг, в артистическом смысле, посредством искусства, и это его личный творческий вклад в дело всего общества.
"Я практикую в Элмсвилле уже почти сорок пять лет, - объясняет старичок, - и понял одну очень важную вещь про людей".
- Как же достичь такого уровня общества? Ш спрашивает Кэткарт.
- Не знаю, - отвечает Фил. - Наше общество слишком далеко от идеала, так что о подробностях ничего сказать не могу.
"Плохих людей, в сущности, нет… - изрекает сельский врач, задумчиво попыхивая трубкой. - Погоди, сынок, не перебивай, я знаю, что Ты хочешь сказать. Я прожил намного больше вас. Вы делаете первые шаги по дороге жизни, так выслушайте меня, это будет вам полезно. Может быть, я и старый дурак, но…"
- Даже в нашем неидеальном обществе есть люди, - продолжает Фил, - которые могут служить прототипом будущих артистических граждан. Чем больше появится таких деятелей искусства, тем скорее реализуется идеальное мироустройство.
- А первый шаг к идеальному обществу - это Атлантическая хартия? - перебивает Барбара. - Что-то не похожи Рузвельт и Черчилль на деятелей искусства.
"Бывают, конечно, и трудные времена, - вздыхает сельский врач. - Жизнь прожить - не поле перейти. Случается, падаешь духом, опускаешь руки… а потом вдруг…"
- Про Рузвельта и Черчилля ничего не могу сказать, - кривится Фил, - скорее всего их задача - выполнить грязную работу, необходимую для прогресса.
"А потом вдруг, - энергично восклицает старичок, - что-то происходит! Удача поворачивается к тебе лицом, проблемы решаются словно сами собой, разбитая дорога жизни оборачивается цветущим садом, и понимаешь…"
- Только артистическая натура способна открыть Новое видение! - горячо доказывает Фил. - Черт побери, да заткните вы, наконец, этого придурка!
Я вскочил и выключил радио. На этом дискуссия и закончилась. Кэткарт пошел в ванную, а Фил с Барбарой стали обниматься.
- Развлекайтесь, детишки, - сказал я и пошел за перегородку в кабинет. Джейни пристроилась рядом на ручке кресла.
- Мики, не уезжай!
- Да успокойся ты. Всего месяц-другой, а потом мы вернемся с кучей денег.
- Мики, не надо.
- Ерунда.
Она начала всхлипывать. Я взял ее руку и нежно прикусил костяшки пальцев.
- Вот вернусь, и поедем во Флориду.
- Я люблю тебя.
- А я тебя.
- Почему бы нам не пожениться?
- Когда-нибудь - обязательно.
- Врешь, ты сам знаешь, что никогда не решишься.
- Вот увидишь. Помнишь письмо, которое я написал из Нью-Орлеана?
- Это было не всерьез, - отмахнулась она, - тебя просто похоть одолела.
- Глупости.
Я познакомился с Джейни год назад, когда еще мнил себя доктором Фаустом, и с тех пор живу с ней в Нью-Йорке в перерывах между плаваниями. Не женился до сих пор только потому, что с деньгами плохо. Вечно ною, как мне осточертела работа, так что ничего пока не меняется.
Мы вышли в гостиную, Фил с Барбарой все еще миловались. Он лежал сверху, сбоку виднелось ее голое бедро. Странно, но они никогда не спят вместе по-настоящему - могут всю ночь провозиться вот так на диване, даже раздетые, и все впустую. Что за полудевственность, не понимаю.
Наконец Фил поднялся и сказал:
- Давайте все вместе перевезем мои вещи к дяде.
Мне не очень хотелось, но он обещал, что потом будет выпивка. Дядя даст еще денег. В результате пошли все, кроме Джейни, которая надулась на меня и ушла в спальню. Я заглянул туда, поцеловал в макушку и стал уговаривать, но она не ответила. Даже кошка, и та на меня злобно поглядела.
Кэткарт, Фил с Барбарой и я завернули за угол и пошли к семейному отелю, где жил Фил. Увязали все его пожитки и спустили в несколько приемов на лифте.
На стенке висел плакат с фотографией его отца и надписью "Разыскивается". Рядом - мазохистская плетка. Фил любовно уложил их рядышком в коробку. Еще там были репродукции, книги, грампластинки, мольберты и полные коробки всякого барахла, которое он вечно копит.
Мы выволокли все это к подъезду и отправили Кэткарта ловить такси. Он из тех, кто обожает ловить такси. Пока ехали, Барбара все приставала ко мне с разговорами. В конце концов зациклились на негритянском вопросе.
- Я негров люблю, - заявил я, - хотя, может, я и пристрастен, потому что со многими знаком.
- А если бы твоя сестра вышла замуж за негра? - спросила Барбара.
- Что? - воскликнул Фил и взглянул на нее, словно видит в первый раз.
Мы как раз ехали на такси по Пятьдесят седьмой мимо Карнеги-Холла, и рядом пристроился блестящий черный катафалк. Вместо того, чтобы сказать Барбаре еще что-то, Фил высунулся в окно и крикнул водителю катафалка:
- Что, совсем мертвый?
Тот был при полном параде, в черном костюме, фуражке и все такое, но лицо его выдавало.
- Мертвее не бывает! - крикнул он в ответ и нажал на газ.
Катафалк вклинился между двумя машинами, скользнул вдоль самого тротуара и погнал по Седьмой авеню. Водитель оказался еще тот. Мы здорово посмеялись, и вскоре такси подъехало к Центральному парку, рядом с которым жил дядюшка Фила.
Вещи свалили в холле шикарного здания. Фил велел швейцару заплатить за такси. Когда все пошли к лифту, я сказал, что подожду внизу. Я два дня не брился и вообще одет был не по случаю - голубой свитер с пятнам и от виски и парусиновые брюки. Уселся на тротуаре - под навесом возле палатки с апельсинами, - и стал дышать свежим воздухом; Парк был совсем рядом, прохладный, полный темной пышной зелени. Спускались сумерки, я сидел и думал о том, что совсем скоро окажусь на корабле.
Минут через пять все спустились, и мы рванули в коктейль-бар за углом. Барбара и Кэткарт сели рядышком и спросили пива, а мы с Филом предпочли мартини. Потом заказали по второму кругу. Это было приличное местечко на Седьмой авеню, и бармен неодобрительно поглядывал на нашу одежду.
Фил стал пересказывать мне "Третью мораль" Джеральда Херда о биологических мутациях, о том, как самые продвинутые из динозавров превратились в млекопитающих, а отсталые динозавры-буржуа просто-напросто вымерли.
Он пригубил третий бокал мартини, взглянул мне в глаза и взял за руку.
- Вот представь, - сказал он. - Ты рыба, живешь в пруду, а пруд пересыхает. Нужно мутировать в амфибию, но кто-то к тебе пристает и уговаривает остаться в пруду, мол, все обойдется.
Я спросил, почему бы ему в таком случае не заняться йогой, но он сказал, что море подходит больше.
В баре работало радио. Диктор читал новости о пожаре в цирке и, как обычно, смаковал сочные детали. "Бегемоты сварились прямо в своих бассейнах", - сказал он. Фил повернулся к Барбаре.
- Как насчет порции отварного бегемота, крошка?
- Не смешно, - хмыкнула она.
- Так или иначе, пора подкрепиться, - заявил он.
Мы двинулись в кафе-автомат на Пятьдесят седьмой и взяли по горшочку тушеных бобов с ломтиком бекона. Пока ели, Фил даже не смотрел на Барбару, и развлекать ее приходилось одному Кэткарту.
Потом мы сели в подземку и поехали домой на Вашингтон-сквер. Фил, прислонясь к двери, молча смотрел, как мимо проносится темнота.
Кэткарт и Барбара сидели и беседовали, но ей было явно не по себе от отношения Фила. Кэткарт и сам поглядывал на Него с неодобрением.
Вернувшись в квартиру номер тридцать два, мы захватили Джейни, которая уже перестала на меня дуться, и пошли в таверну "Минетта" пить перно. Фил всю дорогу подшучивал над Барбарой. В конце концов Кэткарт не выдержал и спросил:
- Что с тобой сегодня?