* * *
Проснулся он утром, совершенно не понимая, где находится.
Он лежал, свернувшись калачиком на траве; до него только смутно дошло - ее запах.
Запах травы, на которой пасут скот, потому что совсем рядом с ним лежала большая коровья лепешка - и достаточно свежая, чтобы пахнуть тоже.
Он осторожно вытянул ногу. Потом руку. Перекатился на спину, и ему стало лучше, когда он почувствовал под головой что-то твердое, хотя небо над головой было головокружительно пустынным…
Это была мягкая, равнодушная, бледно-голубая пустота. И ни следа облаков.
Как долго все это продолжалось?..
Толчок тревоги заставил его привстать на колени, и тут же яростно-желтый укол боли за глазными яблоками усадил его снова - он охнул и задохнулся, сыпля проклятиями.
Еще раз. Он подождал, пока дыхание станет устойчивым, потом рискнул приоткрыть один глаз.
Ну, конечно, это еще Нортумбрия, ее северная часть, где вздымающиеся поля Англии разбиваются о негостеприимные скалы Шотландии.
Он узнал эти чередующиеся гряды холмов, покрытые сухой травой, то и дело перемежающиеся скалами, и вздымающимися в небо зубчатыми утесами.
Он сглотнул, и крепко потер обеими руками голову и лицо, уверяя себя, что до сих пор все было реально…
Себя он реальным никак не чувствовал.
Даже после того, как тщательно пересчитал все пальцы на руках и ногах, и некоторые интимные части тела - их он пересчитал дважды, на всякий случай - он все еще чувствовал, будто что-то самое важное было упущено, оборвано, и оставлено позади.
В ушах у него звенело, как это случалось всякий раз, после особо активного загула. Почему? И что такое он все время слышал?
Он обнаружил, что двигаться теперь стало намного легче, и ему удалось осмотреть весь купол неба, сектор за сектором.
Там по-прежнему ничего не было. Не было даже воспоминаний о чем-то.
И все же в голове у него продолжало гудеть и звенеть, и кожа на теле покрылась мурашками от волнения.
Он крепко растер руки, чтобы заставить их действовать.
Cutis anserina. Вот правильное название гусиной кожи; Долли не раз говорила ему об этом.
Она завела себе маленький блокнотик, и записывала в него слова, на которые наткнулась во время чтения; а читала она запоем.
Брала крошечного Роджера к себе на колени, чтобы почитать ему, особенно после чая, и он таращил на нее круглые глазенки, совсем как Бонзо на цветных картинках из его потрепанных книжек.
Мысли о семье заставили его снова встать на ноги; его все еще шатало из стороны в сторону, но теперь ему было гораздо лучше - да, безусловно, лучше, хотя он все еще чувствовал, что кожа как будто не совсем подходит ему по размеру.
Самолет, где же он?
Он огляделся. Никакого самолета видно не было. Нигде.
Тогда он вернулся к собственной персоне, потому, что от голода ему сводило желудок. Вот это уже действительно была реальность.
Ночью он уверял себя, что просто спит, или галлюцинирует - прилег, чтобы восстановить силы, и вот, должно быть, заснул…
Но теперь он проснулся, никакой ошибки, ошибкой было бы думать как-то иначе; вниз по спине пробежали какие-то букашки, и он злобно зашлепал руками, пытаясь их раздавить.
Сердце неприятно колотилось, ладони вспотели.
Он вытер их о штаны, и осмотрел ландшафт. Совсем плоским тот не был, но и не предлагал ни большого разнообразия, ни какого-нибудь укрытия. Не было здесь ни деревьев, ни поросшей кустарником лощины.
Вдали виднелось небольшое озерцо - краем глаза он уловил блеск воды - но если он угробил самолет в озере, почему тогда он, к Богу в душу, не вымок насквозь сам?
Может, просто успел обсохнуть, пока был без сознания?
А может, он просто вообразил себе, что видел самолет возле камней. Конечно - не мог же он уйти так далеко от озера, и совсем об этом забыть?
Тогда он начал потихоньку двигаться к озеру, из чистой неспособности придумать ничего более разумного.
Очевидно, прошло какое-то время; небо очистилось как по волшебству.
Ну что ж, придется им слегка потрудиться, чтобы его найти; по крайней мере, они знают, что он был где-то рядом со стеной. Грузовик должен быть здесь с минуты на минуту, он просто не мог находиться дальше, чем за два часа езды от аэродрома.
- Все хорошо, и даже слишком… - промурлыкал он.
Кажется, он выбрал какое-то особенно Богом забытое место, чтобы разбиться - вокруг не было ни дома, ни выгула для скота, нигде в поле зрения; в воздухе не было даже запаха дымка из дымохода.
В голове постепенно прояснилось.
Он обойдет озеро - на всякий случай - потом выйдет на шоссе. Может, встретит там экипаж поддержки.
- И скажешь им, что потерял чертов самолет? - спросил себя вслух. - Ну да, конечно. Давай, ты, идиот несчастный, думай! Так, где ты видел его в последний раз?
* * *
Шел он долго. И очень медленно, из-за колена.
Через какое-то время идти стало легче. А вот разум его легче себя не чувствовал.
Что-то было не так с этой деревенской местностью.
Конечно, Нортумбрия всегда была местом запущенным, и существовала на дотации, но не настолько же… Дорогу он, правда, нашел, но это было вовсе не то шоссе "B", которое он видел с воздуха.
Эта была грунтовая, рябая от камней проселочная дорога, и демонстрировала явные признаки того, что по ней много путешествуют с копытными животными, на весьма волокнистой диете.
Жаль, что он не подумал о диете. Живот уже прилип к позвоночнику.
Думать о завтраке было куда лучше, чем о прочих вещах - и какое-то время он развлекался тем, что воображал, как беспорядочно поглощает яичный порошок и скучные непропеченные тосты, потом перешел к воспоминаниям о щедрых завтраках своей юности в Шотландском Нагорье: огромные миски с дымящейся кашей, ломти черного пудинга, жареного на сале, булочки с мармеладом, и галлоны горячего, крепкого чая…
Час спустя он обнаружил стену Адриана.
Трудно было не заметить, но она тоже как будто подросла по сравнению с травой, и всем прочим, что росло вокруг.
Она шла неуклонно вперед - так же, как римские легионы, которые ее строили - упорно работая, серым швом они прошивали свой путь в горы, и по долинам, отделяя мирные пастбища на юге от этих грабителей-мародеров на севере.
При этой мысли он усмехнулся, и присел на стену - здесь она была меньше ярда высотой, как раз в этом самом месте - помассировать больное колено.
Он не нашел ни самолета, ни чего-то еще, и начал уже сомневаться в собственном здравомыслии и чувстве реальности.
Правда, он уже видел лису, и бессчетное количество кроликов, и фазана - этот чуть было не устроил ему сердечный приступ, выпорхнув у него прямо из-под ног.
И ни одного человека вокруг - это не давало ему покоя…
Да, сейчас была война, и многие из мужской половины населения ушли, но фермы-то не были принесены в жертву военным действиям, разве не так?
А на фермах работали женщины, это они кормили нацию, народ, и все такое - он слышал, как на вечернем радио их превозносили за это, еще на прошлой неделе. Так где же, кровавый ад, были они все теперь?
Солнце висело в небе совсем низко, когда он, наконец, увидел дом.
Тот прилепился к самой стене, и показался ему странным образом знакомым, хотя Джерри знал, что никогда не видел его раньше. Каменный и приземистый, но довольно большой, с неопрятной, какого-то крысиного вида, соломенной крышей.
Из трубы шел дым, и он изо всех сил захромал прямо к дому.
Снаружи какая-то женщина в длиннющем убогом платье и фартуке кормила цыплят.
Он закричал, и она подняла голову, разинув при виде него рот.
- Эй, - сказал он, задыхаясь от спешки. - Я попал в аварию. Мне нужна помощь. Может, вы сообщите об этом по телефону?
Она ничего не ответила. Бросила корзину с куриным кормом, и со всех ног кинулась за угол дома.
Он раздраженно вздохнул.
Ну, может, она убежала, чтобы привести своего мужа. Правда, он не заметил никаких признаков транспортного средства, здесь не было даже трактора, но, возможно, человек просто…
Человек был высок, тощ, бородат и гнилозуб. Одет он был в грязную рубаху и мешковатые короткие штаны, которые открывали его волосатые ноги и босые ступни - и в сопровождении двух других мужчин, в таких же смехотворных одеждах.
Джерри мгновенно уяснил, какого рода выражение было написано на их лицах, и смеяться ему расхотелось.
- Эй, приятель, нет проблем, - сказал он, отступая и разводя руками. - Я уже ухожу, не так ли?
Они медленно приближались, и даже слегка разошлись, чтобы его окружить.
Ни они, ни их внешний вид не понравились ему с первого взгляда, и еще меньше понравились со второго.
Выглядели они очень голодными, и смотрели на него оценивающе, с хищноватым блеском в глазах.
Один из них что-то ему сказал, видно, спросил о чем-то, но дремучий нортумбрийский акцент был так груб, что он сумел разобрать одно только слово.
Это слово было "кто" и он поспешил вытащить свои жетоны с шеи, из-под блузона, и помахал перед ними красными и зелеными дисками.
Один из мужчин улыбнулся, и как-то нехорошо.
- Слушайте, - сказал он, все еще настаивая. - Я вовсе не собирался…
Главарь протянул к нему мозолистую руку, и взял Джерри за плечо. Он дернулся было назад, но человек, вместо того, чтобы его отпустить, с маху ударил его кулаком в живот.
Он почувствовал, что рот у него то открывается, то закрывается, как у рыбы на берегу, но воздух из легких так и не выходил наружу…