С глубоким поклоном Джим посадил Амантис в такси и сам сел рядом.
– Теперь, наверное, пора рассказать мне, что вы задумали?
– План касается здешних светских девиц. – Он небрежно махнул рукой. – Они все мне знакомы.
– И где они?
– В эту самую минуту они с Хьюго. Вы ведь помните… он мой камердинер.
– С Хьюго? – Амантис широко раскрыла глаза. – Как так? Что вы такое устроили?
– Ну, я… я, наверное, открыл школу – вы бы так это назвали.
– Школу?
– Вроде академии. Во главе – я. Я ее изобрел.
Резким движением, словно сбивал термометр, он вытряхнул из бумажника карточку.
– Смотрите.
Амантис взяла карточку. На ней была надпись крупными буквами:
ДЖЕЙМС ПАУЭЛЛ; Дж. М.
"Кости, Кастет и Гитара"
Амантис еще шире открыла глаза.
– Кости, Кастет и Гитара? – повторила она испуганно-почтительно.
– Да, мэм.
– Что это значит? Вы собрались торговать?
– Нет, мэм, я собрался обучать. Профессиональным навыкам.
– Кости, Кастет и Гитара? А Дж. М. что такое?
– Это значит джаз-мастер.
– Но что вы затеваете? Как это будет выглядеть?
– Приблизительно штука вот в чем. Однажды вечером в Нью-Йорке я разговорился с поддатым молодым парнишкой. Моим пассажиром. Он куда-то повел одну девушку из светского общества и потерял ее.
– Потерял?
– Да, мэм. Наверное, забыл о ней. И он ужасно беспокоился. Тут мне пришла мысль, что эти нынешние девушки из общества… Они ведут довольно опасную жизнь, а мой курс обучения поможет им себя защитить.
– Вы научите их пользоваться кастетом?
– Да, мэм, в случае надобности. Смотрите: возьмем девицу, которая идет в кафе – такое, куда бы ходить не следовало. Ее спутник перебрал немного и стал клевать носом. Тем временем к ней подкатывается какой-то другой тип: "Привет, милашка" – и все прочее, что можно услышать от таких приставал. И что ей делать? Кричать она не может: нынче у настоящих леди это не принято. И вот она сует руку в карман, продевает пальцы в защитный кастет Пауэлла, дебютантского размера, исполняет то, что я называю Светским Хуком, – бац! и верзила разбит наголову.
– Хорошо… а к чему тут гитара? – едва выдохнула Амантис. – Ею тоже нужно будет кого-нибудь огреть?
– Нет, мэм! – ужаснулся Джим. – Нет, мэм. Я не собираюсь учить леди использовать гитару как оружие. Я их учу играть. Да вы их только послушайте! Я дал им всего два урока, а некоторые играют, что твои чернокожие.
– А кости?
– Кости? Да я с ними на "ты". Они для меня как отцы родные. Я покажу ученикам, как устраивать всякие трюки. Целее будут и кошельки, и они сами.
– У вас… у вас уже есть ученики?
– Мэм, ко мне записались лучшие, самые богатые люди в городе. То, о чем я рассказал, еще не все. Я обучаю всяким разностям. Таким как "будлин-бенд"… и "миссисипи санрайз". Одна девушка пришла и сказала: хочу научиться щелкать пальцами. То есть в самом деле щелкать… как люди щелкают. Говорит, с детства стараюсь и не получается. Я дал ей два урока, и – триумф! Ее папаша говорит, в доме стало невозможно жить.
– Когда проходят уроки? – слабым голосом спросила потрясенная Амантис.
– Три раза в неделю. Вы будете одной из учениц. Я сказал, что вы из Нью-Джерси, из очень благородной семьи. Сказал, ваш батюшка – держатель патента на кусковой сахар.
Амантис ахнула.
– Так что делать ничего не нужно, разве только притворяться, что никогда никаких парикмахеров и в глаза не видели.
Тем временем показалась южная оконечность деревни, и Амантис увидела ряд автомобилей, припаркованных перед двухэтажным зданием. Все они были низкие, длинные, обтекаемой формы и ярких цветов. Потом Амантис поднималась по узкой лестнице на второй этаж. На двери, за которой звучали музыка и голоса, было написано краской:
ДЖЕЙМС ПАУЭЛЛ; Дж. М.
"Кости, Кастет и Гитара"
Пн. – Ср. – Пт.
3–5 пополудни
– Прошу пожаловать сюда. – Директор школы распахнул дверь.
Амантис очутилась в длинной, ярко освещенной комнате, где толпились девушки и юноши примерно ее возраста. Вначале она усмотрела в происходящем сходство с дневным чаепитием, сопровождающимся оживленной беседой, но вскоре, судя по отдельным сценкам, начала прозревать логику событий.
Ученики были разбиты на группы, одни сидели, другие стояли на коленях или в полный рост, но все были с головой погружены в увлекшие их занятия. Полдюжины юных леди, собравшиеся кружком (вокруг чего – видно не было), беспрерывно галдели; их голоса – жалобные, молящие, заклинающие, плаксивые – звучали теноровой партией, фоном которой служил непонятный приглушенный стук.
По соседству собрались четверо молодых людей, в центре этой группы находился чернокожий юнец, оказавшийся не кем иным, как недавним камердинером мистера Пауэлла. Он бросал вроде бы не связанные между собой фразы, а молодые люди шумно откликались, выражая самую широкую гамму чувств. Их голоса то повышались почти до крика, то стихали, делаясь мягкими и расслабленными. Хьюго в ответ одобрял, поправлял, критиковал.
– Что они делают? – шепнула Амантис.
– Это занятия по южному выговору. Множество здешних молодых людей мечтают овладеть южным выговором, вот мы их и учим… Джорджия, Флорида, Алабама, Восточный берег, старая Виргиния. Есть и такие, кому нужен самый настоящий негритянский язык – для песен.
Амантис с Джимом побродили от группы к группе. Несколько девушек с кастетами из металла яростно атаковали две боксерские груши, на которых были намалеваны ухмыляющиеся физиономии "приставал". Смешанная компания под аккомпанемент банджо извлекала благозвучные тоны из своих гитар. В одном углу танцевали несколько босоногих пар; их сопровождала патефонная запись Саваннского оркестра Растуса Малдуна.
– А теперь, мисс Пауэлл, если вы готовы, я попрошу вас снять шляпку и вместе с мисс Женевьевой Харлан поработать над ударами – там, в углу, где боксерская груша. – Джим повысил голос. – Эй, Хьюго, у нас новая студентка. Обеспечь ее парой защитных кастетов Пауэлла, дебютантского размера.
III
С сожалением должен признаться, что мне не довелось ни самому наблюдать занятия в знаменитой Школе джаза, ни изучать под руководством мистера Пауэлла таинства Костей, Кастета и Гитары. Могу сообщить вам только то, что слышал позднее от одного из его восторженных учеников. При всех последовавших обсуждениях никто не оспаривал огромного успеха занятий, и ни один ученик, получивший диплом бакалавра джаза, не пожалел о затраченных усилиях.
– Если секрет раньше времени не раскроется, – поведал Джим, обращаясь к Амантис, – у нас побывает оркестр Растуса Малдуна из Саванны. Я всегда мечтал им подирижировать.
Джим делал деньги. Чрезмерно он не роскошествовал (больших средств у его студентов не водилось), однако ж из пансиона переехал в Казино-отель, где нанял апартаменты и распорядился, чтобы Хьюго приносил ему завтрак в постель.
Внедрить Амантис в ряды золотой молодежи Саутгемптона оказалось проще, чем Джим ожидал. Через неделю все учащиеся уже звали ее по имени. Джим виделся с нею реже, чем ему хотелось. Нельзя сказать, что Амантис к нему переменилась: она часто прогуливалась с ним по утрам, охотно слушала, когда он рассказывал о своих планах, но с тех пор, как она приобщилась к светской жизни, о встречах с нею по вечерам нечего было и думать. Несколько раз Джим, явившись в пансион, заставал Амантис запыхавшейся, словно бы после пробежки. Было понятно, что она только-только явилась с какого-то светского события, в котором Джим не принимал участия.
Когда лето пошло на убыль, Джим задумался о том, что для полного триумфа его предприятия кое-чего не хватает. По отношению к Амантис Саутгемптон повел себя гостеприимно, однако для него, Джима, двери местных домов остались закрытыми. С трех до пяти его ученики бывали с ним любезны, более того – ловили каждое его слово и движение, однако затем удалялись в другой мир.
Джим оказался в положении гольфиста-профессионала: на поле с ним по-братски общаются, его слушаются, но с закатом солнца его привилегиям наступает конец. Ему можно заглядывать в окна клуба, но танцевать нельзя. Вот и Джим был лишен возможности наблюдать, как его ученики пользуются усвоенными от него навыками. Лишь на следующее утро до него долетали обрывки сплетен – и больше ничего.
Но меж тем как английский гольфист-профессионал, не равняясь с патронами, сохраняет собственную гордость, Джим Пауэлл, происходивший из "по-настоящему хорошей – но, правда, бедной" семьи, часами лежал без сна на своей гостиничной постели, слушал музыку, долетавшую сюда из Кацбис-хауса или Бич-клуба, ворочался и не мог понять, в чем же дело. На заре своего успеха он приобрел себе парадный костюм и думал, что случай его надеть подвернется со дня на день, но костюм так и лежал нетронутый в коробке, в которой его доставили от портного. Быть может, думал Джим, существует какая-то реальная пропасть, отделяющая его от остальных. Это его беспокоило.
На конец сентября был назначен бал у Харланов, которому предстояло стать для местной молодежи последним и главным событием сезона. Академия Джима должна была закрыться днем ранее ввиду массового перехода учеников в другие, обычные школы. Джима, как всегда, на бал не пригласили. Меж тем он надеялся, что приглашение поступит. Оба юных Харлана, Рональд и Женевьева, первыми оказали ему покровительство, когда он прибыл в Саутгемптон, а кроме того, Женевьева души не чаяла в Амантис. Побывать на их балу – самом роскошном из всех – значило увенчать и узаконить успех, достигнутый к исходу лета.