- А мы и не сомневались, что вы все скажете, - очень спокойно отозвался Коваленко, осматривая брюки. - Куда же вам деваться?
- Правильно, гражданин майор! - подобострастно подтвердил Брызгалов. - Все, все скажу.
Вооружившись перочинным ножом, я вспорол борт пиджака и извлек из-под подкладки кусочек жестковатой бумаги, обернутый лоскутком бязи.
- Так… - проговорил Коваленко, - Интересно. Ну-ка, посмотрим…
Это была часть фотокарточки молодой женщины, обрезанная по ломаной линии.
Брызгалов не сводил глаз с майора. От сильного волнения на лбу у него выступили росинки пота.
- Ну?.. - обратился к нему Коваленко.
Брызгалов шумно выпустил из груди воздух и, облизнув сухие губы, сказал:
- Влип!
- Дальше? - потребовал Коваленко, заканчивая осмотр одежды.
- Фотокарточка - это пароль, - проговорил Брызгалов. - Вещественный пароль. Теперь я расскажу все по порядку.
- Одевайтесь, - разрешил Коваленко.
Брызгалов медленно оделся, обулся и, бросив взгляд на стол, где лежали отобранные у него вещи, попросил разрешения закурить.
Коваленко взял щепотку махорки, листок бумаги из своего портсигара и передал предателю.
- Фотокарточку, эту половинку, надо показать Саврасову. У него вторая половичка. Сложенные вместе, они должны составить целую фотографию.
- Кто такой Саврасов?
- Инженер.
- Где он?
Брызгалов назвал один из уральских городов.
- Кто вас послал к нему?
- Гауптман… Капитан Гюберт.
Далее выяснилось, что после побега из арестантского вагона Брызгалов попал из танковой части не в штаб дивизии, а в разведывательную организацию гитлеровцев и что его подготовкой занимался некий капитан Гюберт.
Брызгалову было приказано побыстрее проникнуть на Урал, отыскать инженера Саврасова, сказать ему три слова: "Шифр 17 апреля", получить информацию и вернуться обратно к капитану Гюберту. Для этого ему и выдано было служебное удостоверение, паспорт и командировочное предписание на имя агента снабжения Старопокровского завода. Документы принадлежали одному из расстрелянных гитлеровцами советских граждан. Из пятидесяти пяти тысяч рублей - сорок Брызгалов должен был передать Саврасову, а пятнадцать оставить себе.
- Вы знаете Саврасова? - спросил я.
- Нет.
- А где обитает капитан Гюберт?
Брызгалов назвал небольшой районный город, оккупированный гитлеровцами. Но Гюберт живет не в самом городе, а примерно в километре от него, в лесу, в бывшем детском санатории. В распоряжении Гюберта имеется небольшой штат из двадцати - двадцати пяти человек, и среди них двое русских. Фамилий их Брызгалов не знает.
- Может быть, знали, но забыли? - спросил Коваленко.
- Совсем не знал, - ответил Брызгалов. - Мне с ними не разрешали…
- Сколько времени вы пробыли в резиденции Гюберта?
- Восемь месяцев. С декабря прошлого года. И никуда не выходил. Вся территория обнесена колючей проволокой в три ряда, круглосуточно охраняется, подходы заминированы. У них там все свое: и кухня, и баня, и радиостанция, и электродвижок…
Он докурил цигарку до самых губ, аккуратно положил окурок на пол и затоптал ногой.
- Что вы должны были сказать Саврасову при встрече? - спросил я.
- Ничего.
- То есть?
- Вначале ничего. Я должен был показать ему вот этот кусок фотокарточки, и все.
- А потом?
- А после того как Саврасов мне покажет вторую половинку, сказать ему: "Шифр 17 апреля".
- Что это значит?
- Не могу знать. Капитан Гюберт не сказал мне об этом ничего…
- Выкладывайте все! - жестко сказал Коваленко, глядя прямо в лицо парашютисту.
Брызгалов рассказал, что он обязан был выслушать Саврасова, хорошенько запомнить все, что тот скажет, и, не теряя времени, возвратиться с докладом к капитану Гюберту. Капитан в ближайшее время не намерен переносить свою резиденцию, по крайней мере, к такому заключению пришел Брызгалов. Возможно, что Саврасов снабдит его новыми документами, командировкой в прифронтовой район. Возвращаться Брызгалов должен через линию фронта на том участке, где ему указано. Он назвал это место. При встрече с первым же гитлеровцем надо сказать пароль: "Ахтунг, панцер!", что в переводе означает: "Внимание, танки!", и потребовать, чтобы его доставили к гауптману Гюберту. На участке передовой, где обусловлен переход, пароль, данный Гюбертом, будет известен командирам германских частей.
- А кто вас свел с Гюбертом?
- Он сам приехал в штаб танковой дивизии и забрал меня, - ответил Брызгалов. - Нас сопровождала охрана и солдаты фельджандармерии.
- И Гюберт сразу отвез вас в свою резиденцию? - спросил я.
- Нет, - ответил Брызгалов. - Меня еще месяца два держали в кутузке жандармерии. Вытребовали из Бреста сохранившиеся судебные дела, все проверяли. Гюберт время от времени приезжал беседовать со мной, а в декабре забрал к себе.
2. КОМАНДИРОВКА
Прошло три дня. Ничего нового Брызгалов не рассказал. Подполковник Фирсанов позвонил в Центр. Выслушав его, Центр предложил допросы временно прекратить и сообщил, что на днях к нам вылетит полковник Решетов. Кто такой Решетов - никто у нас не знал.
Полковника мы встретили утром на фронтовом аэродроме. Это был рослый хмурый человек, судя по его выправке - в прошлом строевик. Представившись и поздоровавшись с нами, он уселся в машину рядом с шофером, наклонился вперед к ветровому стеклу и молчал всю дорогу до штаба. Я сидел сзади, и в глаза мне бросилась одна особенность: правой рукой Решетов все время старательно массировал кисть левой. Эта кисть была заметно бледнее правой, суше и помечена большим белым рубцом, идущим по тыльной стороне.
В рабочей комнате Фирсанова он уселся на маленький жесткий диванчик, прижавшийся к простенку между окнами, расчесал свои густые волосы и расстегнул воротник гимнастерки.
- Садитесь, товарищи, - сказал он нам - подполковнику Фирсанову, майору Коваленко и мне.
Его спокойное хмурое лицо со сросшимися на переносице бровями казалось утомленным.
Пауза затянулась. Полковник курил. Мы ждали.
- Где парашютист? - спросил наконец Решетов, потирая больную руку.
- Во дворе, рядом, - ответил Фирсанов.
- Где его лучше допросить: там или здесь?
- Только у меня, там негде.
- Распорядитесь, чтобы его привели, - приказал Решетов.
Я, как младший по званию, вышел и через несколько минут возвратился с Брызгаловым.
За эти дни Брызгалов немного отошел, отдохнул, глаза его, тогда, при первом знакомстве в колхозе, показавшиеся мне очень маленькими, теперь как бы увеличились и смотрели с некоторой наглецой, словно он уже считал себя в полной безопасности.
- Садитесь, - бросил ему полковник.
Брызгалов осторожно сел.
Решетов несколько секунд молча смотрел ему в глаза. Брызгалов поежился под его тяжелым взглядом, как жук, наколотый на булавку, потом нервно передернул плечами и уставился в пол.
- Вас готовил к переброске Гюберт? - спросил Решетов.
- Эге… Я уже говорил об этом вот им. - И Брызгалов небрежно кивнул в нашу сторону.
Глаза полковника сузились.
- Встать! - резко сказал он. - Отвечать, как полагается!
Брызгалов вскочил, словно его подбросило сильной пружиной, подтянулся, вытянул руки по швам.
Решетов ставил вопросы громко, четко, отрывисто, не отводя взгляда от Брызгалова.
- Да, капитан Гюберт, - отвечал Брызгалов. - Он готовил к переброске и возил на аэродром.
- Кто сопровождал в самолете?
- Тоже он.
- Еще кто?
- Второй немец.
- Фамилия?
- Не знаю.
- А Саврасова знаете?
- Нет, никогда в глаза не видел.
- А Гюберт Саврасова знает?
Лицо Брызгалова застыло; казалось, в его голове происходит какая-то усиленная работа мысли.
Задержавшись с ответом, он сказал наконец:
- По-моему, не знает.
- Садитесь! - разрешил полковник. - Почему вы так решили?
Брызгалов сел, вздохнул, вытер влажный лоб рукавом пиджака и начал рассказывать. Накануне выброски Гюберт обстоятельно беседовал с ним. В ходе беседы он вызвал к себе незнакомого Брызгалову русского и предложил ему: "Опишите подробнее и точнее наружность Саврасова". Брызгалов считает, что, если бы Гюберт лично знал Саврасова, он бы не передоверил описание его наружности другому. К тому же, когда этот русский рисовал портрет Саврасова, Гюберт спросил его, кто выше ростом - Брызгалов или Саврасов. Русский взглянул на Брызгалова, попросил его встать со стула и ответил, что Саврасов, если и выше, то очень ненамного.
Трудно было предположить, чтобы Брызгалов врал так тонко. К тому же этот вопрос к его личной судьбе не мог, по-видимому, иметь отношения. Из рассказанного можно было заключить, что Гюберт действительно не знал Саврасова.
Это обстоятельство, очевидно, пришлось по душе Решетову. Он чему-то усмехнулся, прошелся по комнате и продолжал допрос:
- Как звали русского?
Брызгалов покачал головой. Этого он не знал. Может быть, при нем Гюберт и называл русского по имени или фамилии, но Брызгалов не обратил на это внимания, не запомнил. За все время пребывания в разведывательном пункте он видел этого русского только два или три раза и знаком с ним не был.
- В чем он был? - спросил Решетов.
- В гражданском костюме.
- Обрисуйте мне его, - предложил полковник. - Каков он собой?