Проходя через приемную в кабинет, он бросил быстрый оценивающий взгляд на вставшего при их появлении пожилого человека в штатском.
- Кто это? - спросил оберфюрер, когда Бютцов плотно закрыл двери.
- Мой переводчик, - тонко улыбнулся Конрад. - Местный, фамилия Сушков.
Пожав плечами, Бергер снял пальто, подошел к умывальнику, тщательно намылив, вымыл руки. Вытирая их полотенцем, покосился на хозяина.
- Зачем он? Вы прекрасно владеете польским и русским. Не хотите, чтобы окружающие знали об этом? Резонно… О, какой стол! Я начинаю чувствовать себя дорогим гостем. - Он уселся, взял салфетку и заправил ее за ворот мундира.
- Ваших людей устроят и накормят, - усаживаясь напротив и ухаживая за гостем, сообщил Бютцов. - Какие новости в Берлине?
- Недавно были новые испытания на полигоне, - пододвигая к себе тарелку, ответил Бергер. - Фюрер остался недоволен. Броня не выдерживает выстрела русского танка, а до бесконечности увеличивать ее толщину невозможно - теряются боевые качества машины, понижается маневренность. Но секреты брони не наше дело. Как начальник СС и полиции безопасности Белостока Отто Гельвиц? Помог вам?
- Да, я ему очень признателен, - наливая в рюмку гостя коньяк, кивнул хозяин.
- У вас, видимо, фамильная любовь к замкам и поместьям, - заметил Бергер. - Помните Польшу сорокового, замок Пилецкого, начальника абверкоманды Ругге, полковника Марчевского, эмигранта Тараканова, оказавшегося агентом русской разведки?
- Еще бы, - помрачнел Конрад, дотронувшись кончиками пальцев до шрама на голове. - Он чуть было не отправил меня на тот свет. А как Марчевский?
- Абвер все еще носится с ним, - закусывая, ответил оберфюрер. - Единственно, кого жалко, так это беднягу Байера, погибшего при взрыве в казино. Помните его прозвище - "Бешеный верблюд"?
- Все еще подозреваете Марчевского? - усмехнулся Бютцов.
- Слишком мало информации, одна интуиция, - откликнулся гость.
Конрад снова дотронулся до шрама и из-под полуопущенных век бросил испытующий взгляд на Бергера: неужели тот догадывается о его тайне или даже знает ее?
Тогда, в сороковом, Бютцов работал в Польше под именем русского эмигранта Вадима Выхина и выявил проникшего в абвер английского агента Дымшу, а потом вышел на след русского разведчика, скрывавшегося за чужим прошлым некоего Владимира Тараканова. Англичане и русские охотились за картотекой бывшей белопольской разведки, попавшей в руки абвера. В Берлине изготовили ложную картотеку и сумели всучить ее англичанам, но настырный русский разведчик докопался до настоящей.
Попытка задержать его окончилась неудачей, а у Бютцова после этого появился шрам на голове - русский отлично владел оружием и только чудо спасло штурмбанфюрера. Второе чудо сотворил он сам, когда убедил руководство в том, что советский разведчик тоже получил только ложную картотеку. Тем более, при переходе границы Тараканову всадили пулю в спину и вряд ли он выжил - Конрад и сам неплохо стрелял!
А теперь оберфюрер Бергер, облеченный доверием и полномочиями группенфюрера Этнера и самого рейхсфюрера Гиммлера, вдруг вспомнил о той казавшейся давно забытой истории. Почему? Догадывается о промахе дальнего родственника по линии жены или точно знает? Но если он знает и молчит, то…
Тем временем Бергер встал, отбросил салфетку, подошел к окну, выходившему в парк, и достал сигару.
- Благодарю, Конрад, обед великолепен, - прикурив, он выпустил синеватый клуб ароматного дыма и слегка отодвинул занавеску. - Чудный парк. Чье это имение?
- Один из замков Радзивиллов, владевших несметными сокровищами. Вы когда-нибудь слышали о знаменитых "двенадцати апостолах"? Нет? У князя были двенадцать апостольских фигур из золота и серебра, украшенных драгоценными камнями. Одной из этих "статуэток" хватило бы, чтобы оплатить все затраты экспедиции Наполеона в Египет. Говорят, они до сих пор здесь, в замке.
- Поэтому в парке копошатся саперы? - ткнув сигарой в сторону окна, желчно усмехнулся Бергер. - Вы неисправимый романтик, Конрад.
- Мы уже нашли несколько бесценных полотен, спрятанных в подвалах, - сообщил Бютцов. - Поэтому содержание здесь саперов полностью себя оправдывает. Русским было некогда заниматься поисками сокровищ Радзивиллов, да они и не очень-то в это верят. Хотя, когда они пришли сюда во время войны с Наполеоном, искали.
- Это были другие русские, - отошел от окна оберфюрер. - Я приехал, чтобы ускорить проведение операции "Севильский цирюльник", поэтому и спрашивал о контактах с начальником СС и полиции безопасности Белостока. Вы готовы? Берлин давно начал свою работу через нейтральные страны.
- Да, - подобрался Бютцов. Разговор пошел о серьезных вещах и стоило быть внимательным, очень внимательным. Бергер не любил повторять дважды, а его мысли, пусть даже высказанные не до конца, нужно ловить на лету. Он большой мастер длинной политической интриги, у которого есть чему поучиться.
- Начальник местного гестапо в детали не посвящен, но готов выполнять наши указания и подготовил все необходимое. Абвер выполняет свою функцию, отведенную ему в операции. Люди подобраны, роли распределены.
- Вот и начнем, - как бы подводя итог, сказал Бергер. - Не спеша, но поторапливаясь.
- Я готов проводить вас в ваши комнаты, - предложил Конрад.
- Распорядитесь, чтобы переводчик не торчал в приемной, - бросил Бергер, вновь отходя к окну. Бютцов вышел.
Оберфюрер посмотрел на заснеженный большой парк, на темные фигурки саперов, возившихся на берегу скованного льдом озера, на удлинившиеся тени деревьев: солнце клонилось к закату - зимой рано темнеет. Небольшая стая ворон кружилась над вершинами деревьев, видимо, выбирая место для ночлега; вокруг садившегося солнца клубилась красноватая туманная дымка, обещая на завтра мороз с ветром; в стороне, похожие на темно-серые призрачные горы, плыли по небу снеговые облака.
Тихо, даже раздражающие слух крики ворон не долетают сюда, в жарко натопленный кабинет старого замка, не могут проникнуть через двойные стекла высоких, почти до пола, окон.
- В Польше тоже был парк, - тихо сказал оберфюрер и задумчиво побарабанил пальцами по чисто протертому стеклу…
* * *
Ночь выдалась морозной, ясной; на небе блестели мелкие холодные звезды, словно застывшие в невообразимой вышине колючими снежинками, снег под сапогами тонко взвизгивал, и Сушков, чувствуя, как зябко пробирается под пальто мороз, невольно прибавлял и прибавлял шаг, пытаясь согреться. От холода сильно ныла давно покалеченная нога, и он прихрамывал еще больше - от боли и от торопливости, - но ничего не мог с собой поделать. Пойдешь медленнее - меньше хромаешь, зато крепко мерзнешь, пойдешь быстрее - начинаешь согреваться, но сильнее хромаешь.
Городок с наступлением темноты притих, словно стал меньше ростом, вжавшись своими домами глубже в сугробы, как будто желая зарыться в них, сделаться совсем незаметным, потерянным и забытым всеми на страшной и проклятой войне. Да разве забудут про тебя в лихое времечко, дадут жить и дышать спокойно, пусть даже с голодным брюхом?
Прохромав мимо громады костела, Сушков отметил, что в домике ксендза тусклым красноватым светом светилось окошко, закрытое изнутри занавесками; не спит пан ксендз, занят какими-то делами. Впрочем, в других домах тоже не спали: рано еще, всего девять вечера, а темнота на улицах, как в преисподней. И луны почти не видно, только холодные звезды да белые саваны сугробов на улицах.
Свернув за угол узорной ограды костела, переводчик пошел прямо по проезжей части улицы - немцы в такое время обычно не ездят, а местным положено сидеть по домам: комендантский час. Опять же там, где тротуарчики, наросло много льда - недавно случилась оттепель, - а куда хромому на лед? Лучше уж так, прямо по дороге.
Из переулка вышел патруль комендатуры. Старший патруля взмахом руки подозвал Сушкова к себе. Осветив его лицо фонарем и узнав переводчика, попросил у него закурить.
"Экономит свой, сволочь, - подумал Дмитрий Степанович, стягивая с руки перчатку и доставая пачку сигарет. - И тут норовят на чужом проехаться".
Подошли стоявшие сзади солдаты, тоже протянули озябшие руки к раскрытой пачке. Сушков, с любезной улыбкой на лице, позволил им вытянуть по паре сигарет. Вместо благодарности старший патруля похлопал его по плечу, и немцы, съежившись от холода, побрели дальше.
Чертыхнувшись про себя - надо же, шесть сигарет утягали, а это те же деньги в оккупации, - переводчик захромал к старым торговым рядам на базарной площади. Если бы в патруле были полицаи, они не позволили себе такого, а для немцев он, если поблизости нет его шефа, является существом низшего порядка.
Перебравшись через наметенные ветром сугробы на площади, Сушков нырнул в узкий переулочек, застроенный ветхими домишками с низкими подслеповатыми окошками, покрытыми слоем наледи. Прижавшись к закрытым воротам одного из дворов, он затаился, выжидая - не появится ли кто, бредущий следом за ним? Стоял, терпеливо снося стужу, стараясь не переступать ногами, чтобы не скрипеть снегом, и, подняв клапан треуха, пытался уловить далеко разносящийся в морозной тишине звук чужих шагов. Нет, вроде никого, можно идти дальше.
Переулочек вывел на параллельную улицу - такую же темную, заснеженную. По узкой тропочке, протоптанной между заборами, Сушков пробрался на зады домов, снова немного постоял, чутко прислушиваясь и всматриваясь в темноту, потом захромал мимо колодца к крыльцу одного из домиков. Постучал.
- Кого Господь послал? - донесся через несколько минут из-за двери женский голос.
- Михеевна? Открывай, это я! - притоптывая ногами на морозе, поторопил Сушков. - За валенками пришел.