Теперь - 2). Вы пишете, что подозреваете и Страхова, и Соловьева в, зависти" Избави Боже вас это думать, особенно про Влад. Соловьева. В Соловьева, как в человека, я влюблен (хотя ужасно недоволен им за его наверно лживый переход на сторону прогрессистов и Европы). И он, - я имею этому доказательства, - меня очень любит лично; у нас были особого рода условия для личного сближения, между прочим, мое короткое знакомство с человеком, к которому он давно привязан. Я не могу сверх того вообразить даже, чтобы человек, который во всех отношениях выше меня, стал бы мне завидовать! В чем же? Помилуйте! Не в успехе ли?! Я, конечно, с другой стороны не могу не считать себя правее его в моих воззрениях на веру, жизнь России и т. д. Иначе, зачем бы я писал (не видя, вдобавок, даже и тени справедливости к себе со стороны серьезной критики)? Но ведь правильность и правда взгляда не значит еще превосходство таланта и познаний? Эти последние на его стороне, бесспорно. Чему же завидовать: дарований и знания у меня меньше(разве он этого не знает?), годов гораздо больше, т. е. силы и охоты к борьбе гораздо меньше, а успеха, популярности, даже простой известности - очень мало. А не писал он обо мне (т. е. он не раз и с большой похвалой упоминал обо мне, но всегда мимоходом, а не специально) по двум главным причинам: во-первых, по разным случайностям (fatum!) вроде хоть вашей же (начали статью и бросили, женитьба, экзамены и т. д. Разве не fatum?), а во-вторых, именно потому не решался писать, что лично очень любит меня, а между тем сам признавался, что мягко писать против большинства моих идей ему трудно; начал прошлого года специальную статью, но бросил, побоялся оскорбить человека, резко разбирая писателя. Я сказал ему, что только пусть не слишком злится (как на других), а пусть пишет так, как думает и как говорит мне же на словах, при свиданиях.
Недавно я получил от него письмо, где он сообщает, что скоро появится (вероятно, в "Русск. Мысли") статья "Идейный консерватизм", где главная речь будет обо мне… Интересно! Ожидаю и одобрений, и порицаний самых резких (за ненависть к Европе, за излишество эстетики во взгляде на жизнь, за неподвижность в старом православии и т. д.).
Очень бы интересно и вашу статью прочесть. Не пришлете ли вы мне ее в рукописи, как есть? Это было бы мне большим утешением в моем одиночестве. Вы (да еще двое-трое молодых людей) понимаете меня именно так, как я желал всегда быть понятым.
Как вам кажется, - я думаю, это для меня-то не шутка!.. И можно позаботиться даже и за два дня до свадьбы упаковать и прислать рукопись. Почерк ваш я разбираю хорошо. Да коли хвалите, так уж тщеславие научит догадаться!
3) Брату вашему книги мои пошлю, как только получу из Москвы несколько экземпляров.
4) Вы желаете, чтобы я вам побольше написал о Страхове. Простите, не хочется] Я всегда имел к нему какое-то "физиологическое" отвращение; и очень может быть, что и у него ко мне такое же чувство. Но разница в том, что я всегда старался быть к нему справедливым (т. е. к сочинениям его) и пользовался всяким поводом, чтобы помянуть его добром в печати: советовал молодым людям читать его, дарил им даже его книги, а он ото всего подобного по отношению ко мне всегда уклонялся, и примеров этой его недобросовестности я могу при свидании (о котором мечтаю!) рассказать вам много. Но и в нем зависти собственно ничуть не подозреваю. Хотя его-то с его тягучестью и неясностью идеалов, я уже никак не намерен считать выше себя (подобно тому, т. е., как считаю Владимира Соловьева, несмотря на его заблуждения и прогрессивное иезуитство), ибо доказателен ли я или нет, не знаю, но знаю, что всякий умный человек поймет, чего я хочу, а из Страхова никто ничего положительного не извлечет, у него все только тонкая и верная критика, да разные "уклонения", "умалчивания", "нерешительность" и "притворство". Но ведь из того, что я считаю его по всем пунктам (за исключением двух: систематической учености и умения философски излагать) ниже себя, не следует, что и он в этом со мной согласен. Я думаю, наоборот, он себя считает гораздо выше: иначе он писал бы обо мне давно. У него есть три кумира: Аполл. Григорьев, Данилевский и Лев Толстой. Об них он писал давно, много и настойчиво, о двух первых даже он один, и писал постоянно и весьма мужественно. И даже нельзя сказать, что он критиковал их: он только излагал и прославлял их. Их он считает выше себя и честно исполняет против них свой литературный долг. И в этом он даже может служить примером другим. Владимир Соловьев правду говорит, что характер его очень непонятный и сложный: и добросовестен, и фальшив и т. д. Я думаю так: он писал бы обо мне много в двух случаях: или если бы он сам, независимо от других, ценил меня высоко, или если бы и не ценил, видел, что у других, у многих я имею успех и что с влиянием моим необходимо считаться (как считаемся мы с "либералами"). Но ни того, ни другого нет. Значит, и ему завидовать нечему… Дурак будет тот, кто в литературе мне позавидует, а он не дурак.
Моя литературная судьба есть удивительная школа терпения - и только! Завидовать нечему! А поучиться некоторому неозлоблению, думаю, можно. В отношении Страхова ко мне прежде всего есть что-то загадочное, так думает и Владимир Соловьев. Объяснить очень трудно. Все объяснения не подходят.
Ну, прощайте. Господь с вами. Не раз уже молился за вас грешными моими молитвами и впредь не забуду. Отчего бы вам не побывать и с молодой женой у от. Амвросия (да и у меня кстати)? Диаконицу хвалите, а сами подражать ей не хотите?
Ваш от души К. Леонтьев
Рукопись и портреты, ваш и жены вашей, не забудьте прислать. Только с женой вместе на одной фотографии не снимайтесь, ради Бога. Это ужасный mauvais genre!
P.S. 25-го мая. Две заметки о Соловьеве Влад. На счет его даровитости.