- Давай, Маяковский! - кричали из зала. Одно время я стригся под машинку и, как считали друзья, ростом и внешностью смахивал на Маяковского. "Эх, мне бы еще стихи писать, как он", - самокритично говорил я Ире, но она, хоть и называла меня хвастуном, однажды, покраснев, призналась, что я ей нравлюсь и без стихов. Это было в восьмом, два года назад.
Вот родная тринадцатая, четырехэтажное кирпичное неоштукатуренное здание в конце улицы. Такие типовые школы строились в середине тридцатых по всей стране - классы просторные, большие коридоры, кабинеты географии, химии, истории… Угловые окна на втором этаже - пионерская комната: в четвертом классе нас там принимали в пионеры, а в восьмом, за полгода до начала второй мировой войны, в комсомол. Теперь тут эвакогоспиталь, и в свою школу мы приходили как шефы, читали раненым газеты, пели песни, я декламировал свои наивные стихи:
К Берлину на рассвете подойдет
Упрямая победная пехота…
Дальше там были строки о молодом полковнике - первом советском коменданте города, который приказывал побежденному врагу "открыть Бранденбургские ворота". Слушатели охотно и много аплодировали нам, кричали: "Ира, спой про синий платочек!", "Юра, давай про берлинского коменданта!..".
Операционная разместилась в учительской, а табличка: "Директор тов. Еголин А. И." - все еще висела на дверях перевязочной. Афанасий Иванович командует на фронте батальоном, учителя тоже воюют.
В витринах жилого массива, называемое Смычка, где живет Ира, что-то вроде "Окон ТАСС": местные художники и поэты воюют кистью и пером. В цокольном этаже пробиты щели для пулеметов, черные их провалы стерегут перекресток, у которого выстроились противотанковые ежи, сваренные из рельсов. На доме кумачовый плакат как клятва: "Мы защитим тебя, родной Ленинск!"
Шлагбаум на железнодорожном переезде опущен. Колонна останавливается. Звонкоголосый маневровый паровозишко, смешно прозванный "овечкой", трудолюбиво тянет верстовый эшелон, из дверей теплушек глядят бойцы в необмятых шинелях. На платформе задорно выставила стволы "максимов" зенитная счетверенка.
Далеко окрест видна окраина города со славным названием Рабочий городок. До революции Нахаловка утопала в грязи или задыхалась в пыли, тут бедовал в хибарках пролетарий. Мой отец стал в двадцать первом красным директором на заводе "Металлист". До горизонта размахнулся асфальтированный проспект, застроенный новыми домами. Вот белые корпуса дорожного техникума, вижу фанерный шит: объявлен набор студентов. Воюют студенты и абитуриенты, недобор будет, пока не победим.
Трогаемся. Разворачивается на конечной остановке синий троллейбус, и на нем тоже призыв: "Превратим Ленинск в неприступную крепость обороны".
Остро чувствую расставание с родным городом, в котором родился, учился, который теперь надо оборонять. Смотрю: Ира непривычно стихла, и все ребята и девочки неотрывно глядят на убегающие от нас все дальше большие и одноэтажные дома Рабочего городка в березах и акациях, которые еще не успели растерять листвы в эту теплую осень. Да, нам есть что защищать! Пусть наш двадцать четвертый год не взяли в армию - пока потрудимся на строительстве укреплений. Не ходить фашисту по нашим улицам, не пить ему воды из веселой синей Москвы-реки!
Вот уже из-за холмов, скрывших город, сиротливо выглядывает башенка радиостанции, похожая на шелом ратника. Скоро и она пропадает. В кузове молчание - каждый думает о своем.
…Новое утро начинается со сводки Советского информбюро. Дальше так и пойдет: если она не печальная, мы шумно радуемся. Если тяжелая - копаем с удвоенным ожесточением; "Вот, гитлеровские псы, наш ответ!"
А нормы большие, и пока их не выполняем. Рассчитаны эти кубы на привыкших к земляным работам бойцов; грунт каменистый, высокой трудности.
Да, крепка земля древних городищ и сторожевых курганов. Нас расставили так, чтобы парни и девушки чередовались: в смешанных бригадах работа спорилась. Мы, ребята, действуем кирками и ломами, девчата - штыковыми или совковыми лопатами выбирают грунт.
Выходим мы на работу на следующее же после приезда утро. С вечера в темноте уже устроились в колхозном клубе: набили соломой привезенные с собой матрацные и наволочные мешки; колхозники загодя соорудили нам во дворе навес для столовой, длинные столы и лавки вытесали, поставили коллективные умывальники, поодаль - деликатные домики с буквами М и Ж… А утром еще в темноте; "Па-дъе-о-ом! - совсем как в армии. Тут же просыпается громкоговоритель: раздается громкий бой курантов Кремля и вслед - сводка.
"От Советского информбюро, - торжественно читает громогласный Левитан. - Передаем вечернее сообщение. За… сентября…"
Сводка не радостная. Враг на восточном берегу Днепра. Ну, если нет до Ленинска крупных водных преград, мы соорудим такой рубеж, о который разобьются фашистские войска. Но неужели они пройдут эти полтысячи километров нашей земли, сотни городов и деревень, где живут миллионы людей?! Где же, наконец, мы застопорим нашествие? Невыносимо слушать, что "после упорных и ожесточенных боев наши войска оставили город…".
Но есть свидетельства растущей нашей силы. Получает отпор заклятый враг. Передали по радио: присвоены генеральские звания Еременко, Коневу, Рокоссовскому, Плиеву, Копцову, Доватору. Героями Социалистического Труда стали Зальцман и Котин. Этих людей еще мало знает страна, их слава была впереди… Верится: если боевые генералы заслужили свое в тяжких условиях отступления, то недалек час, когда поведут они свои дивизии, корпуса, армии, фронты в победные бои; а тыл - уральский, сибирский, волжский - даст необходимое вооружение для родной Красной Армии.
А пока надо работать, перебороть себя. Мы не просто ученики, которые "хорошими и отличными отметками бьют врага", как твердили учителя, - мы можем помочь защитить свой город и, значит, приблизить нашу выстраданную, завоеванную победу.
Трассировку будущей линии обороны - в нее войдут окопы, ячейки для стрельбы, площадки для пулеметчиков, расчетов противотанковых ружей, ходы сообщения, блиндажи, медпункты - производят саперы во главе с руководителем работ, знакомым нам воеиинженером третьего ранга. Со склона холма, где пройдет передняя траншея, отлично видна местность далеко вперед и на фланги. Место для обороны выбрано удачно: справа шоссе, слева железная дорога, значит, части, что укрепятся на гряде холмов, смогут контролировать подступы к участку, обе дороги и действия врага, который подойдёт только под прицелом наших винтовок, пушек, пулеметов. Так объяснил специалист - сапер.
- Ну а теперь начинайте, товарищи, - почему-то сняв фуражку, произносит он торжественно. - В добрый час. Расшибутся они об этот рубеж, я верю. Это и моя первая линия обороны, я ведь не кадровый, я командир запаса. У всех бывает первая главная линия…
Хмурый прохладный день. С "дозорного кургана", как его окрестил Игорь Королев, видна панорама стройки. От горизонта до горизонта тысячи горожан сооружают оборонительный рубеж, чтобы не пустить фашистов в свой город и дальше к Москве. Женщин значительно меньше мужчин, масса молодежи. Несмотря на погоду, девчата одеты так, что из-под темных нерадостных телогреек и пальто видно веселое разноцветье платьев, на всех яркие шапочки, береты. Ира рядом - невысокая, крепенькая, в куртке и малиновом беретике.
- Женщины всегда останутся женщинами, - философски изрекает Сашка Чесноков, поймав мой взгляд. Сашка доволен, что много людей вокруг, он разбитной, нахальный, особенно с девчонками, таким его помню с младших классов. Ребята хохочут, а девушки краснеют и налегают на лопаты.
Как здорово, что наш десятый "А" в полном составе. Никто не воспользовался освобождением, хотя у Иры не прошла ангина, а Вовочка Шевченко простужен и гундосит. Парень из параллельного десятого, освобожденный по болезни железок, привел мать, и она за него просила: стыдно отставать от всех. Вот Спартак Данильченко, Роза Маркарьян, Толик Швец, Борис Камышансков, Рива Шоган, Света Клюева, Энгельс Корнилов, Ким Петровский. Этот Ким эвакуировался из Киева; родители, оба врачи, ушли в армию, а он едва выбрался с бабушкой. Их бомбили, обстреливали с самолетов, он видел убитых, в том числе детей. Рассказывает об этом неохотно и смотрит мимо тебя, будто хочет разглядеть, понять: как можно с бреющего бомбить поезда с ранеными, стрелять в мирные эшелоны, когда видно, что в них не воинские части?..
Трудимся долго и упорно, без передышек, как говорят в армии, перекуров. Подходит руководитель работ, говорит:
- Перекур, товарищи.
- А мы не курим, - отвечает кто-то из девушек, и все смеются. - Даже наши мальчики не курят. Один Чесноков.
Это верно: не приохотились. Бравировать папироской или стаканом вина не любим. У нас много дел поинтересней, и подогревать себя спиртным нет необходимости. Сашка закуривает скрутку махорки, кашляет и хвалит, что крепко дерет. Но военинженер обращается не к нему, а ко всем нам. В этих местах обнаружили древнее погребение, представляющее научный интерес. Как мы думаем: почему? Он оглядывает всех усталыми, но сейчас насмешливыми глазами.
- Кто отгадает, после победы возьму в археологическую экспедицию.
- До победы дожить надо, - выкашливает вместе с дымом Сашка.
- Пустое говоришь, - отрезает сапер, - такая великая страна, как наша, собирается с силами, и недалек час торжества… - Это он произносит без агитационного нажима, но меня осеняет: для бывшего археолога самое важное - вселить в нас веру. - Так как же, друзья, с моим вопросом?
Наиболее головастым в обоих десятых признан Игорь Королев. Он, чуть заикаясь, говорит:
- Главный интерес, видимо, в том, что обычно городища располагались возле рек, а тут до воды километров пять.