"Когда исчезает страх" - роман русского советского писателя, участника Великой Отечественной войны Петра Иосифовича Капицы (1909–1998) о двух друзьях, который до войны были боксерами, а во время войны стали летчиками.
Содержание:
Книга первая - Боксеры 1
Часть первая 1
Часть вторая 18
Книга вторая - Летчики 48
Часть первая 48
Часть вторая 72
Часть третья 84
Примечания 106
Петр Капица
Когда исчезает страх
Книга первая
Боксеры
Часть первая
Глава первая
Старенький телефонный аппарат не звонил, а как-то странно дребезжал. Заворг райкома комсомола Кирилл Кочеванов хватал с рычажка трубку и коротко спрашивал:
- Кто? - А узнав, что с ним говорит секретарь комсомольского комитета, кричал: - Ты что это, друг, филькину грамоту прислал? Одни цифры торчат. Где люди? Живых людей не вижу!
- Как же ты их увидишь, если не заходишь? - удивлялся тот. - Зазнались, забурели вы там.
- Ну, понимаешь! - восклицал Кирилл, не зная, как выразить свое негодование. - Вот из-за таких мудрецов мы и торчим в райкоме дотемна. Ваши клинописи разгадываем.
- А зачем же самому разгадывать? Ты археологов вызови, они скорей разберутся, - насмешливо советовал секретарь комитета. - Нас же не для писанины выбирали! Мы болеем за живые дела.
- Ладно, я тебе подошлю археологов, - пригрозил Кочеванов. - Посмотрим, какие у тебя "живые дела".
Дав отбой, он принялся обзванивать других секретарей района. Мембрана в треснувшей трубке хрипела и постреливала. Кирилл морщился, вслушиваясь то в задиристые, то в скучные, оправдывающиеся голоса.
Многие опытные секретари комитетов понимали, что лучший способ защиты - нападение, и без зазрения совести пользовались им.
Кочеванов в сердцах бросал трубку и всякий раз с опаской оглядывался, боясь, что в комнату заглянет секретарь райкома комсомола Глеб Балаев. Тот терпеть не мог кочевановского обращения с телефонами и не раз ему выговаривал:
- Это же техника для цивилизованных людей! Отвыкни от дурной привычки бросать трубку, иначе запрещу телефоном пользоваться.
Последние месяцы Кирилл часто просиживал в райкоме до глубокой ночи. Дня ему не хватало - закружила текучка: бесконечные разговоры с активистами, заседания, слеты, отчетные сводки, резолюции, походы Порой он с тревогой думал, что живет какой-то неправильной, нелепо суетливой жизнью, не ощущая ни радости, ни удовлетворения. Его словно затянуло в воронку пенистого водоворота, из которого трудно было вырваться, попасть в тихие воды с плавным течением.
Он забросил спорт, мало читал книг, едва лишь поспевал проглядывать газеты, запустил собственные дела и не высыпался. А сколько пропало путевок в дома отдыха! То его не отпускали начатые неотложные дела, то предстоящие! И казалось, этому не будет конца.
Вот и сейчас он сидел за столом, сердито зачеркивал написанное и снова строчил. Нужно было обязательно закончить летнюю сводку и отчет, а они, как назло, не получались: не хватало умения укладывать свои мысли в сжатые и ясные фразы. И перо было какое-то мохнатое, тупое - всякая гадость налипала на него.
Из комнат инструкторов уже давно не слышалось говора, смеха, телефонных звонков. Райком опустел, лишь из коридора просачивался в приоткрытую дверь неистребимый запах табачного дыма. Где-то звякало ведро и постукивала щетка уборщицы.
Кирилл недолюбливал эту тишину и одиночество. За годы жизни в комсомоле он привык всегда быть на людях. Но как уйдешь, когда к утру надо подготовить все материалы? Он рвал ни в чем не повинную бумагу, комкал ее и бросал в корзинку. Меняя перо, Кирилл нечаянно ткнулся рукой в коробку с кнопками и булавками. В досаде он бросил коробку на пол и поддал ногой.
- Больной, почти псих! - печальным голосом сказал неожиданно появившийся в дверях Глеб Балаев. - Покажи глаза. Слезы… честное слово, слезы! Ну, Кирюшка, это я уж не знаю… Кто тебя заставляет допоздна торчать?
- А отчет дядя за меня напишет?
- К чертям отчет! Без тебя обойдемся. Завтра же ставлю вопрос на бюро.
- О чем вопрос? Мало учен - не могу в один присест написать деловую бумагу? Ставь, пожалуйста! Я с удовольствием уйду на учебу.
- Что? Ты что сказал? - грозно шагнул к нему Глеб. - Сейчас же убери папки и уходи из райкома! Чтоб через две секунды здесь пусто было. Хватит, наговорились.
Кирилл не спеша собрал бумаги, уложил их в папку и, злясь на Балаева, молча вышел вместе с ним на улицу.
Вечер был теплым. В саду играла музыка. Над фонарями, светившимися среди пожелтевшей листвы кленов, роились ночные бабочки. Меж деревьев мелькали светлые платья девушек.
- Может, зайдем в сад? - дружески предложил Балаев.
- Иди, меня не тянет, - устало отозвался Кочеванов.
- Кирюшка, ты ведь младше меня на пять лет, а у тебя начинается собачья старость. Нашел бы девчонку, что ли.
- Запоздалый совет.
- Врешь? Кто она?
Кирилл не знал, кого назвать, отделался вялой шуткой:
- Девица, в платье ходит.
- Что ты говоришь? Вот не думал!
Насмешливо глядя друг другу в глаза, они попрощались. Кирилл, боясь, что секретарь райкома нагонит его и опять начнет опекать, прибавил шагу.
На другой день Кирилл с утра поехал по предприятиям. В райкоме он появился лишь после обеда. В своей комнате Кочеванов неожиданно застал инструктора Иванова, не по возрасту серьезного юношу, который почему-то занимался составлением отчета. Иванов в последнее время часто брал на себя дела заворга. Кирилл недовольно спросил:
- Опять суешься?
- Не суюсь, а заканчиваю срочную работу, - строго заметил Иванов. - Иди к Балаеву. Велел - сразу, как придешь.
Когда Кочеванов зашел к Балаеву, тот с официальным видом поднялся, пожал руку и сказал неожиданно строго:
- Срочное и важное дело…
- Опять? - изумился Кирилл. - Что ты на меня все новые дела наваливаешь?
- Ты мобилизован, - не глядя на него, сухо сообщил Глеб и, начав рыться в бумагах на столе, добавил - Быстрей сдавай дела Иванову и будь готов к отъезду. Через час заедет машина.
- Что такое? Какая мобилизация?
- Этот пакет распечатаешь на месте, - точно не слыша его, продолжал Глеб. - С тобой поедет еще один товарищ.
Лицо Балаева было суровым. А Кочеванов никак не мог почувствовать себя мобилизованным.
- Мне сегодня в театр хотелось, уже билеты…
- Оставь здесь на столе и сдавай дела. - Глеб говорил таким строгим и холодным тоном, точно был недоволен заворгом.
- Ладно, - сказал Кирилл и от обиды покраснел. - Я готов. Только позволь сначала узнать - зачем и куда?
- Повторяю, из пакета узнаешь на месте.
- До сих пор тайн от меня не было.
- Давай, Кирюшка, рассуждать потом будешь. Есть приказ - подчиняйся.
Кочеванов молча вытащил из кармана билеты, положил их на стол и, круто повернувшись, вышел.
В комнату заворга, когда он сдавал Иванову дела, то и дело заглядывали инструкторы, и это было неприятно, - казалось, что ребята не без ехидства любопытствуют: "Какое, мол, настроение у мобилизованного?" И он старался как можно беспечнее шутить и хлопать о стол пакетами.
Позже в райком комсомола пришел рослый, упитанный человек, одетый в хорошо сшитый светло-серый костюм. Его крупное, холеное лицо было гладко выбрито, а от всей массивной фигуры веяло здоровьем и благодушием. Блеснув квадратными, похожими на льдинки, стеклами пенсне, он представился:
- Евгений Рудольфович Гарибан.
Сообщив это, он протянул крепкую, мясистую руку, обросшую золотистыми волосами, и приветливо улыбнулся. Видно было, что Евгений Рудольфович умел располагать к себе людей с первой встречи.
- Машина у входа, - сказал он. - Рад буду составить вам компанию.
С Балаевым Кирилл прощался холодно, не глядя ему в глаза. Это, видимо, заставило секретаря райкома бросить на время дела и выйти на улицу. Там он, не выдержав игры в официальщину, порывисто сжал кочевановскую руку, ни с того ни с сего отдал начатую пачку папирос и, виновато улыбнувшись, сказал:
- Ну, не скучай. Пиши, если что.
Минут через двадцать машина выехала за город. Евгений Рудольфович угощал пахучими корешками сенсена, говорил о пустяках и смеялся громко, как смеются добродушные, грузные люди.
Кирилл недоумевал, зачем на серьезное дело с ним едет этот благодушный, массивный чудак. В том, что он чудак, Кочеванов успел убедиться: Гарибан вдруг попросил его зажмуриться и вытянуть руки вперед.
Машина шла быстро. Было приятно с зажмуренными глазами нестись мимо шелестящих деревьев.
- Не правда ли, интересное ощущение?
Евгений Рудольфович принялся рассказывать о своих юношеских похождениях и хлопать по коленке так, что Кирилл морщился. Собеседник забавно врал. Чувствовалось, что он хочет вызвать Кирилла на откровенность. Поэтому Кочеванов старался казаться молчаливым и всю дорогу с неприязнью следил за волосатыми руками Гарибана, которые как-то по-бульдожьи выглядывали из рукавов, словно из конур. Эти руки то лениво покоились на коленях, то потягивались, то приподнимались на пальцах, готовясь к прыжку. Кирилл, познав манеры спутника, морщился раньше, чем руки успевали прикоснуться к нему.