- Я и есть именинник! А ты читай, читай! - Он протягивал Скворцову развернутую газету.
- Что читать?
- Заявление ТАСС! От четырнадцатого июня. В газете "Правда", уразумел?
Скворцов прочел заявление, повертел газету, глянул на Белянкина. Тот закатился торжествующим, трубным смехом:
- Видик у тебя - закачаешься! Чья правда? Моя! И "Правда" за мою правду! - Довольный каламбуром, политрук рассмеялся еще победительней.
- Погоди, - сказал Скворцов. - Как же так? Я перечитаю…
Перечитывай не перечитывай, а смысл не изменится. В заявлении - черным по белому - напечатано, что немецкие войска после операций на Балканах отведены в восточные районы Германии на отдых, что Германия не собирается нападать на Советский Союз и что все слухи на этот счет лишены оснований. Так-то: лишены. Но перед глазами же: концентрируют, собирают в ударный кулак танки, артиллерию, пехоту, разведывают наше приграничье, засылают шпионов и диверсантов, это что, развлечения на отдыхе? А быть может, он, Скворцов, неправильно оценивает обстановку, преувеличивает опасность? Да, есть о чем поразмышлять. И пересмотреть свое мнение? С пересмотром спешить не будем.
- Какое сегодня число? - спросил Скворцов.
- Девятнадцатое. А что?
- Да так… Заявление датировано четырнадцатым. Пять дней прошло…
- Что из этого? По радио передавали, да мы, видать, прослушали. А за пятеро суток ничего и не изменилось!
- Измениться может и за час.
4
- До чего же ты поперечный! - в сердцах сказал Белянкин.
- Но, но! - Скворцов усмехнулся. - Не зарапортовывайся. Как-никак, я начальник заставы.
- Ты прежде всего коммунист, и я коммунист! И Брегвадзе с Варановым коммунисты…
- Прямо хоть открывай партсобрание, - сказал Скворцов без усмешки.
- Партсобрание ни к чему, а поговорить по душам, как коммунисты и командиры, можем, - сказал Белянкин, вытаскивая из кармана пачку "Беломора".
- Поговорим, - согласился Скворцов. - С Брегвадзе начнем?
- Я на заставе без году неделя, мне послушать полезно…
- Варанов?
- Почему Варанов? Как что, так меня, Варанов, Варанов…
- Ладно, я начну, - сказал Скворцов. - Попрошу при этом учесть, что разговор у нас неофициальный, доверительный… Чтоб впоследствии не вставлять каждое лыко в строку… Так вот, наш любимый комиссар обозвал меня поперечным. За то, что я не запрыгал козликом, ознакомившись с заявлением ТАСС…
- Не приписывай мне глупостей, - проворчал Белянкин.
- А ты не перебивай. Выскажусь, можешь поспорить. Да, я говорю: привык верить печатному слову. И тут хочу верить.
- И верь на здоровье! Кто ж тебе мешает? - опять встрял Белянкин.
- Немцы мешают. Те, что окопались за Бугом и готовят удар.
- Завел ту же пластинку…
- Ту же, политрук! И буду ее заводить до тех пор, покамест командую заставой! Мой партийный и служебный долг - принимать факты как они есть и поступать соответственно! Я тебе скажу так: заявление ТАСС заявлением, проводи среди бойцов разъяснительную работу, а я укреплял и буду укреплять обороноспособность заставы!
- Это смотря как понимать обороноспособность, - угрюмо сказал Белянкин. - Иному мерещится: он мобилизует, а в реальности демобилизует…
- Знакомые песни! - Скворцов поморщился, застучал карандашом о чернильницу.
Они сидели в канцелярии: Скворцов и Белянкин за столом, Варанов и Брегвадзе на диване. Брегвадзе и Варанов пришли сюда, не сговариваясь, каждый с "Правдой".
- Валяй, Варанов, выкладывай, - сказал политрук.
- А чего выкладывать? Я считаю: начальник заставы по закону заостряет бдительность. Я у вверенного объекта насмотрелся на фашистов. Лезут па мост, хотя это запрещено, кажут голый срам, орут: "Рус, капут!" Друзья себя так не ведут…
- Да какие они друзья? - сказал Брегвадзе.
- Однако и не враги, - сказал Белянкин. - У нас с ними пакт о ненападении.
- Который они порвут, как клочок бумаги. - Скворцов сложил промокашку вдвое и разорвал ее, обрывки подбросил на ладони, ссыпал на стол.
- Мне только одно непонятно, товарищи, - сказал Варанов, - неужели боимся Гитлера?
Белянкин и Брегвадзе ответили почти одновременно:
- Что за нелепое предположение, Варанов?
- Мы никогда, никого и ничего не боялись!
- Конечно, нашему руководству смелости не занимать, - сказал Скворцов. - Но Гитлер силен, вся Европа на него работает… Думаю: руководство наше опасается каким-нибудь неосторожным шагом спровоцировать Гитлера на войну. Поэтому нам и шлют указания из Центра: усилить наблюдение, не поддаваться на провокации…
- Что мы и выполняем, - сказал Варанов.
- Слушайте, ребята. - Скворцов оживился, подался вперед. - А что, если заявление ТАСС рассчитано не столько на армию, на пограничников, сколько на страну? Чтоб успокоить народ, а?
Брегвадзе собрал кожу на лбу в глубокомысленные складки, Белянкин хмыкнул, Варанов проговорил:
- Отчего бы и нет?
- И еще возникло соображение! А что, если заявление ТАСС адресовано не столько нам, сколько Гитлеру?
- Занесло тебя, браток…
- Да ты послушай, Виктор! Прочитает фюрер это заявление и скумекает: Советы действительно настроены миролюбиво, мне ничем не угрожают. И, может, не полезет к нам еще какой-то срок. А время работает на нас! День ото дня армия, страна набирают мощь… Но если на уме скорый разбой, фюрер скумекает так: Советы не помышляют о войне, они абсолютно к ней не готовы, сцапаю их, как слепых щенят… Вот! А у нас, как известно, могучая армия. Сунется Гитлер, костей не соберет!
- На удар агрессора ответим тройным ударом, - сказал Белянкин. - Разобьем врага на его же территории. Малой кровью, могучим ударом!
- Видишь, любезный комиссар, мы нашли подобие общего языка.
- Нашли, когда у тебя прорезались правильные ноты. А допрежь фальшивил…
- Ну, ладно, - сказал Скворцов и прихлопнул ладонями по столу. Этот жест у него обозначал: поговорили и хватит, теперь слушайте меня. - В высокую политику нам все равно не выбиться. Наша забота - держать порох сухим, быть готовыми к любому повороту событий… Разъясняя бойцам заявление ТАСС, будем призывать их не ослаблять бдительность…
- Как же увязать одно с другим?
- Увяжем, - сказал Скворцов. - Наши люди поймут, не такие уж они глупые… Поймут: желая мира, не забывай о войне…
- О чем закручинился? - спросил Белянкин. - Во Львове были неприятности?
- Я уже тебе говорил: никаких неприятностей во Львове не было, вызывали по делам службы. И ни о чем я не кручинюсь. Будем считать разговор состоявшимся. - Скворцов снова прихлопнул ладонями по столу. - Брегвадзе и Белянкин, идите отдыхать. Занятия по изучению уставов проведет старшина, по тактике - я. Белянкин пару часов поспит, проведет политзанятия…
- А ты не уходишь? - спросил Скворцов, когда они остались с Варановым вдвоем.
- А ты пошто гонишь? - спросил Варанов. - Бывшего пограничника гонишь?.
Это Скворцов слыхивал многократно: Варанов закончил пограничное училище, послужил на уссурийской заставе, затем - один аллах знает, за что - зафуговали в железнодорожные войска.
- Коля, у меня уйма хлопот. По тактике нужно подготовиться.
- Успеешь! Подари мне десяток минут, сыграем в шахматишки, блиц!
- От тебя не отвяжешься. Расставляй фигуры и учти: сегодня больше с тобой играть ни-ни!
Варанов раскрыл древнюю, облезшую доску, выгреб и расставил разношерстные, поломанные фигуры, в азарте облизался:
- Моя очередь играть белыми! Итак, е-два - е-четыре! Что вы на это возразите, гроссмейстер?
Скворцов получил мат менее чем за пяток минут. Варанов потирал руки, закатывал от удовольствия глаза.
- Общий счет стал семьдесят один - шестьдесят восемь. В мою пользу, разумеется. Не вру?
- Не врешь, не врешь, - рассеянно подтвердил Скворцов.
- Констатирую: вы потеряли спортивную форму, товарищ начальник…
"Не потерять бы мне пограничной формы, - подумал Скворцов. - Что-то в эдаком роде назревает… Да и достоин ли я ее?"