Продолжение сборника "Рассказы из одного кармана". Группа друзей травит друг другу байки - в основном детективные; но все это с присущим Чапеку юмором, бытописательством жизни Чехии 1920-х годов, сатирой на мещанских обывателей. Детективная составляющая при этом все время увлекательная из-за неожиданных поворотов сюжета и умения автора разбираться в людях.
Содержание:
Похищенный кактус 1
Рассказ старого уголовника 2
Исчезновение господина Гирша 3
Редкий ковер 5
Истории о взломщике и поджигателе 7
Украденное убийство 8
Случай с младенцем 9
Графиня 11
История дирижера Калины 12
Смерть барона Гандары 13
Похождения брачного афериста 14
Баллада о Юрайе Чупе 16
Рассказ об утерянной ноге 17
Головокружение 18
Исповедь 19
Взломщик-поэт 20
Дело господина Гавлены 22
Игла 23
Телеграмма 24
Человек, который не мог спать 25
Коллекция марок 26
Обыкновенное убийство 28
Присяжный 28
Последние мысли человека 30
Примечания 30
Похищенный кактус
- Я расскажу вам, - начал пан Кубат, - что случилось со мной этим летом.
Жил я на даче - как это обыкновенно бывает: без воды, без леса, без рыбы, безо всего вообще: но, зато в окружении членов народной партии, общества декораторов с предприимчивым председателем во главе, по соседству с фабрикой перламутровых пуговиц и почтой, где восседает старая носатая почтмейстерша; словом, все, как везде и всюду. Так вот, около двух недель предавался я благотворному и оздоровительному воздействию ничем не нарушаемой скуки и вдруг из чего-то понял, что местные сплетницы перемывают мне косточки, а общественное мнение роется в моем грязном белье. Письма я получал настолько тщательно заклеенными, что края конверта прямо-таки лоснились от гуммиарабика. "Ага, - сказал я себе, - кто-то просматривает мою корреспонденцию. Дьявол ее возьми, эту носатую бабу-почтмейстершу!…"
Для почтовых работников, знаете ли, распечатать любой конверт - дело пустяковое. Ну, погоди, думаю, я тебя проучу! Сел к столу и своим самым изысканным почерком начал выводить: "Ах ты страшило почтовое, ах ты сплетница носатая, ведьма хвостатая, трепло паршивое, змея окаянная, хрычовка старая, кочерга, баба-яга", - и так далее. А внизу приписал "Со всем моим почтением Ян Кубат".
Оказывается, чешский язык все-таки - богат и меток; в один присест я высыпал на лист бумаги тридцать четыре таких выражения, которые честный и правдивый человек может высказать любой даме, не становясь ни навязчивым, ни чересчур пристрастным. Довольный собой, я заклеил письмо, надписал на конверте собственный адрес и отправился в ближайший город опустить послание в почтовый ящик.
Спустя день побежал я на почту и с любезнейшей улыбкой сунулся в окошечко.
- Пани почтмейстерша, - спрашиваю, - нет ли для меня корреспонденции?
- Я на вас жаловаться буду, негодяй, - зашипела почтмейстерша, бросив на меня такой устрашающий взгляд, каких мне не доводилось встречать.
- Да отчего бы это, пани почтмейстерша? - сочувственно так говорю я. - Уж не прочли ли чего неприятного?
И вскоре уехал от греха подальше.
- Ну, это пустяки, - навел критику пан Голан, старший садовник богача Голбена. - Эта проделка была слишком уж безыскусна. Мне хотелось бы рассказать, как я сцапал похитителя кактусов. Вам, разумеется, известно, что господин Голбен - большой любитель кактусов; его коллекция - поверьте, я не преувеличиваю, - стоит не менее трехсот тысяч, даже если не считать уникальные экземпляры. Но у господина Голбена одна слабость: любит он выставлять свою коллекцию всем на обозрение. "Голан, - говорит он мне, - это такое благородное увлечение, что нужно его в людях развивать и пестовать". А по-моему, когда этакий захудалый кактусовод рассматривает, скажем, нашего золотого Крусона за двенадцать сотен, у него только понапрасну щемит сердце - ведь таким ему никогда не завладеть. Но, коли уж на то хозяйская воля, пожалуйста, пусть себе смотрит.
Однако в прошлом году стали мы замечать, что кактусы у нас исчезают, исчезают вовсе не самые яркие, которые каждый хочет у себя завести, а именно самые редкостные экземпляры; как-то мы недосчитались Echinocactus Wislizenii, в другой раз Graessnerii, затем пропала Wittia, импортируемая прямо из Коста-Рики, за ней Species nova, которую нам послал Фрич, а там Melocactus Leopoldii, уникальный экземпляр, какого в Европе никто не видел уже больше полувека, и, наконец, Pilocereus fimbriatus из Сан-Доминго, единственный экземпляр, прижившийся в Европе. Как видно, похититель был знаток. Вы не можете себе представить, как бушевал старый Голбен.
- Господин Голбен, - говорю я, - закройте-ка вы свою оранжерею, и с кражами будет покончено.
- А вот и нет, - раскричался старик, - такое благородное начинание должны видеть все, - а ваш долг - изловить мне этого поганца; прогоните старых сторожей, наймите новых, подымите на ноги полицию и всех, кого положено!
Нелегкое это дело; если у вас тридцать тысяч горшочков, то сторожа возле каждого не поставишь. Тем не менее нанял я двух полицейских инспекторов-пенсионеров, велел им глаз не спускать с оранжереи, и тут у нас исчез Pilocerereus fimbriatus - только вмятина от горшочка в песке осталась. Меня это так разобрало, что я сам принялся выслеживать похитителя.
Если хотите знать, истинные любители кактусов - нечто вроде секты дервишей; по-моему, у них у самих вместо усов отрастают шипы и клохиды, настолько они поглощены своею страстью.
У нас в Чехии две таких секты: Кружок кактусоводов и Кактусоводческое общество. Чем они отличаются, не имею понятия, по-моему, одни верят в бессмертную душу кактусов, а другие попросту приносят им кровавые жертвы; словом, сектанты взаимно ненавидят и преследуют друг друга огнем и мечом, на земле и в воздухе. Так вот, отправился я, значит, к председателям этих сект и со всей доверительностью спросил, не подскажут ли они, кто из враждующей с ними секты, к примеру, мог украсть Голбеновы кактусы. И когда я перечислил наши пропавшие драгоценности, оба с полной уверенностью заявили, что ни один из членов неприятельской секты похитить таковые не способен, поскольку "все они там тупицы, глупцы, сапожники, недоучки и никакого понятия не имеют о том, что такое Wislizen или Graessner, не говоря уж о Pilocereus fimbriatus"; что же касается собственных членов, то они ручаются за их честность и благородство; украсть они не могут ничего, разве что кактусы; и если бы кто из них такого Wislizen’а заполучил, то не преминул бы показать остальным, чтобы насладиться поклонением и фанатическими оргиями в его честь, но об этом им, председателям, ничего не известно. После этого оба почтенных мужа пожаловались, что, кроме двух признанных, кое-как "терпимых" обществом сект, существуют еще дикие кактусоводы, и вот они-то хуже всех; эти дикари по причине необузданности страстей не смогли ужиться даже с официальными умеренными сектами и вообще предаются ереси и порокам. Уж они-то не остановятся ни перед чем.
Не преуспев у этих двух господ, я залез на раскидистый клен в нашем парке и начал думать. Клянусь вам, лучше всего размышлять, сидя на дереве; там чувствуешь себя как-то более свободным, покачиваешься себе тихонько и смотришь на все словно бы свысока; философам, по-моему, в самый раз жить среди ветвей - как иволге. На этом клене я и обдумал свой план. Сперва я обежал знакомых садовников, спрашивая всех подряд: "Братцы, не гниют ли у вас какие кактусы? Старому Голбену они нужны для опытов". Таким образом, я скопил сотню-другую уродцев и за одну ночь затолкал их в Голбенову коллекцию. Два дня я молчал, и на третий день поместил во все газеты следующее сообщение:
"Всемирно известная коллекция Голбена под угрозой!
Как стало известно, большая часть уникальных оранжерей г-на Голбена охвачена новой, до сих пор не известной болезнью, занесенной, скорее всего, из Боливии. Болезнь поражает преимущественно кактусы, некоторое время протекает латентно, а позже выражается в гниении корней, шейки и тела кактусов. Поскольку заболевание представляется весьма заразным и разносится пока не распознанными микроспорами, коллекция Голбена для обозрения закрыта".
Дней через десять - все это время мы вынуждены были скрываться, чтобы нас не допекали расспросами встревоженные любители кактусов, - я послал в газеты еще одну заметку такого содержания:
Удастся ли спасти коллекции Голбена?