Гавлена залпом осушил кружку пива и продолжал: - Тогда я придумал другой трюк. Как только соседка показывалась во дворе или у окошка, я быстро отворял свое окно, и попугай орал: "Ты шлюха! Ты чертова баба!" И что бы вы думали: старушка смеялась и кричала мне: "Ну и попугай у вас, господин Гавлена!" Черт ее возьми, эту старуху! Две недели я ее уговаривал, пока она наконец подала на меня в суд. В свидетелях - жильцы всего дома. Уж теперь-то суду не уйти от этого казуса! - И Гавлена радостно потирал руки. - Не я буду, если мне не припаяют за оскорбление личности. Я этого так не оставлю, я им покажу, этим чинушам из министерства!
До самого дня суда Гавлена беспробудно пьянствовал, волновался и сгорал от нетерпения. На суде он вел себя с большим достоинством, произнес против себя обвинительную речь, ссылаясь на свидетельские показания всех жильцов дома, могущих подтвердить, что оскорбление было умышленным и публичным, и требовал сурового наказания. Судья, добродушный старый советник юстиции, почесал бородку и объявил, что сам хочет слышать попугая, а потому разбор дела откладывается. Подсудимому предлагается к следующему судебному заседанию доставить в суд означенную птицу в качестве вещественного доказательства, а возможно, и в качестве свидетеля.
На следующее заседание Гавлена явился с попугаем в клетке. Попугай вытаращил глаза на перепуганную секретаршу и заорал на весь зал: "Ты шлюха, ты чертова баба!"
- Довольно, - говорит судья. - Из показаний попугая Лорри явствует, что его высказывания не относились прямо и непосредственно к потерпевшей…
Попугай воззрился на судью и закричал: "Ты шлюха, ты чертова баба!"
- … Ибо ясно, - продолжал судья, - что означенные эпитеты попугай применяет ко всем окружающим без различия пола. Таким образом, налицо нет оскорбления личности, господин Гавлена.
Гавлена вскочил как ужаленный.
- Господин судья! - запротестовал он возбужденно. - Умышленность заключается в том, что я открывал окно при появлении потерпевшей, дабы попугай ее поносил…
- Туманный случай! - сказал судья. - Может быть, открывание окна в данном случае и подозрительно, но оно не является само по себе оскорбительным действием. Я не могу осудить вас за то, что вы периодически открывали окно. Не доказано, что ваш попугай имел в виду именно потерпевшую.
- Я! Я сам имел ее в виду! - защищался Гавлена.
- Это не подтверждается свидетельскими показаниями, - возразил судья. - Никто не слышал из ваших уст инкриминированного высказывания… Ничего не поделаешь, господин Гавлена, придется вас оправдать.
И, надев судейскую шапочку, он вынес оправдательный приговор.
- Я опротестовываю приговор и подаю кассационную жалобу! - чуть не плача, вскричал Гавлена, схватив клетку с попугаем, и устремился к выходу.
Впоследствии репортеры иногда встречали Гавлену, угрюмого и в нетрезвом виде.
- Ну скажите, господа, разве это правосудие! Существует ли еще право, - хныкал он. - Я этого не оставлю. Я подам в высшую инстанцию! Я добьюсь реабилитации, хотя бы мне пришлось судиться до самой смерти… Это борьба не за мои интересы, а за дело правосудия.
Чем кончилось дело в высшей инстанции мне точно не известно. Я знаю только, что суд попросту не стал рассматривать кассационную жалобу на оправдательный приговор. С тех пор Гавлена исчез, словно сквозь землю провалился. Говорят, видели, как он, словно тень, бродит по улицам, бормоча что-то невнятное. А в министерство юстиции до сих пор несколько раз в год поступает пространная пламенная жалоба "по делу об оскорблении, нанесенном попугаем…". Но поставлять репортерам судебные казусы Гавлена перестал навсегда, - видимо, потому, что была поколеблена его вера в юстицию и правопорядок.
Игла
- Я никогда не имел дела с судом, - начал Костелецкий, - но я скажу вам, что больше всего мне нравится у них эта педантичность, всякие формальности и процедуры, которых там придерживаются, даже если дело выеденного яйца не стоит. Это, понимаете ли, вызывает доверие к правосудию. Уж если у Фемиды в руках весы, пусть это будут весы аптекарские. А ежели меч, то пусть он будет остер, как бритва…
В этой связи вспомнился мне случай на нашей улице.
Одна привратница, некая Машкова, купила в лавке булку и, едва начав ее жевать, вдруг почувствовала легкий укол в нёбо. Сунула она палец в рот и вынимает… иглу! Привратница обомлела, а потом заохала: "Господи боже, ведь я могла проглотить эту иголку, и она проткнула бы мне желудок! Моя жизнь висела на волоске, я этого так не оставлю! Надо дознаться, какой негодяй запихнул туда иглу!"
И она отнесла недоеденную булку вместе со своей находкой в полицию.
Полицейские допросили лавочника, допросили и пекаря, который поставлял тому булки, но, разумеется, ни один из них не признал иголку своей. Дело передали судебно-следственным органам, ибо, да будет вам известно, оно попадало под статью "о легком членовредительстве". Судебный следователь, этакий добросовестный и дотошный служака, еще раз допросил лавочника и пекаря. Оба клятвенно уверяли, что у них игла не могла попасть в булку. Следователь отправился в лавку и установил, что игл там в продаже нет. Потом он пошел в пекарню поглядеть, как пекут булки, и просидел там целую ночь, глядя, как ставят и месят тесто, как накаливают печь, делают булки, сажают их на противень и пекут, пока они не станут золотистыми. Таким методом он выяснил, что при выпечке булок иглы действительно не применяются…
Знаете ли вы, какое чудесное дело печение хлеба? Я-то нагляделся в детстве - ведь у моего покойного деда была пекарня. Видите ли, в хлебопечении есть два-три почти мистических таинства. Первое - когда ставят опару. Ставят ее в квашне, и там, под крышкой, происходит скрытое превращение: из муки и воды возникает живая закваска. Потом замешивают тесто веселкой - эта процедура похожа на ритуальные танцы - и затем накрывают квашню холстиной и дают тесту подойти. Это второе загадочное превращение - тесто величественно поднимается, пухнет, а ты не смеешь приподнять холстину и заглянуть внутрь… Все это, скажу я вам, так же прекрасно и удивительно, как беременность. Мне всегда казалось, что в квашне есть что-то от женщины. А третье таинство - сама выпечка, когда бледное и мягкое тесто превращается в хлеб. Вы вынимаете из печи этакий темно-красный, золотистый каравай, и пахнет он даже вкуснее, чем младенец. Это такое диво, что, по-моему, во время этих метаморфоз в пекарнях следовало бы звонить в колокола, как в церкви в храмовый праздник…
Да, так о чем же я? Ну и вот, этот следователь стал в тупик, но прекратить дело, - как бы не так! Взял он иглу и отправил ее в Химический институт. Пусть, мол, там выяснят, попала игла в булку до выпечки или после. (Он был просто помешан на научной экспертизе.)
В институте тогда подвизался профессор Угер, этакий ученый бородач. Получив иглу, он страшно ругался, - и чего только не шлют ему эти судейские; недавно прислали такие тухлые внутренности, что даже прозектор не выдержал. А что делать институту с этой иглой? Но, поразмыслив, он заинтересовался ею, знаете, с научной точки зрения. А в самом деле, сказал он себе, может быть, и впрямь с иглой происходят какие-нибудь изменения, если ее подержать в тесте или испечь вместе с булкой? Ведь при брожении теста образуются кислоты, при печении происходят различные физико-химические процессы, и все это может воздействовать на поверхность иглы - механически изменить или окислить ее. Путем микроскопического исследования это можно установить. И профессор взялся за дело.
Прежде всего он закупил несколько сотен разных игл: совсем новехоньких и более или менее ржавых - и начал у себя в институте печь булки. При первом эксперименте он положил иглы в опару, чтобы установить, как на них действует процесс брожения. При втором положил их в свежезамешанное тесто, при третьем - в тесто, начавшее всходить, и при четвертом - в уже взошедшее. Потом он сунул иглы в булки перед самой посадкой в печь. Потом - во время выпечки. Потом в горячие булки. И, наконец, в остывшие. Затем была заново проделана контрольная серия точно таких же опытов. В общем, в течение двух недель в институте только тем и занимались, что пекли булки с иглами. Профессор, доцент, четыре аспиранта и служитель изо дня в день месили тесто и выпекали булочки, а потом исследовали иглы под микроскопом. На это потребовалась еще неделя, но в конце концов было точно установлено, что злополучная игла попала уже в выпеченную булку, ибо она полностью соответствовала опытным иглам, воткнутым в готовые булки.