Они поспешно собрались, вышли из номеров и спустились на лифте до первого этаже. Пока они ехали вниз, Громов думал, что пользоваться лифтом во время обстрела, как и во время пожара, категорически запрещается - он ведь может застрять, и тогда останешься в нем, как в тюрьме, будешь гадать - кто до тебя быстрее доберется - пламя, ракета или спасатели. Впрочем, они не потащили бы свою аппаратуру с пятнадцатого этажа пешком, даже под страхом смертной казни.
Входная дверь гостиницы не успевала закрываться - таким интенсивным было движение. Кто-то выбегал, нагруженный сумками, камерами, кто-то вбегал за новой партией аппаратуры. Холл напоминал растревоженный улей или скорее военную часть, получившую приказ к выступлению. Стоявшие возле гостиницы машины с тарелками на крышах, спешно загружались экипажами и уезжали.
- Так-с, что-то все-таки случилось, - сказал Сергей.
Навстречу им шел Игорь.
- Я за вами. Зря вы в бомбоубежище не пошли.
- Надо выяснить, что происходит, - сказал Сергей. - Вроде по Хайфе ни одна ракета не попала.
- По Хайфе нет, - сообщил Игорь, - попала в одну деревушку неподалеку от города. Я знаю, где она находится.
- Да-а-а? - приободрился Сергей. - Далеко?
- Минут за двадцать доедем.
- Тогда поехали.
Хорошо, что они взяли с собой аппаратуру, а то пришлось бы за ней возвращаться.
Громовым уже овладел азарт игрока, когда каждая минута дорога, потому что за призом пустился не он один, а вон их сколько - искателей сенсаций. От гостиницы отъехало не менее десятка машин. Те, кто сидит в них, доехав до деревушки, будут рыскать меж разрушенных домов, искать спасшихся, подсовывать им к губам микрофоны на выдвижных удочках. Пусть погорельцы и двух слов связать от горя не смогут, их причитания тоже пойдут в эфир, разнесутся по всему свету уже через несколько часов. Главное успеть все заснять, пока не утихли пожары, пока не эвакуировали всех раненных и не увезли убитых, если таковые будут. В подобных ситуациях репортеры становятся очень циничными. Сергей отчего-то думал, что непременно увидит пылающие разрушенные дома, зарево от которых видно за много километров, но выяснилось, что все совсем иначе.
И все-таки в призовую тройку в этой гонке Громов не попал. Что неудивительно, поскольку в путь он отправился позже основных конкурентов. Правда, ему удалось кого-то обогнать, но это уже не имело большого значения.
Деревня просыпалась. Не пожелай она это сделать, ее бы просто разбудили. Сотрудник вневедомственной охраны в синей форме и с пистолетной кобурой на поясе, давал интервью. Чувствовалось, он говорил это уже не раз, выучил слова, словно текст роли и произносил их почти без эмоций.
- Ракета упала не в деревню. В поле. Она не взорвалась. Я уже сообщил куда надо. Бомбу обещали забрать, когда будет нужно.
Точное место падения охранник показать не мог, не способен был даже указать его примерно. Искать в поле, уткнувшуюся в землю носом ракету, зарывшуюся в нее до металлического оперения, было все равно, что искать иголку в стогу сена. Можно день пробродить, до сумерек и все впустую.
- Не советую я ее искать, - сказал охранник, - она же не взорвалась. Вдруг взорвется?
Он, к удивлению Сергея, сказал это на ломанном русском. Ладно бы, если по-русски с ним заговорил еврей, услышав, на каком языке между собой переговариваются журналисты, здесь ведь было много выходцев из Советского Союза, которые селились на севере страны, но охранник был арабом.
- Я учился в Воронеже, - пояснил охранник, - на врача. Врачей здесь много. Большая конкуренция. Работу трудно найти по специальности.
Сергей вспомнил, как во время прошлого своего приезда в страну наблюдал сценку в Иерусалиме, когда отчаянно, чуть ли не с пеной на губах, ругались еврей и араб. Ругались они чистейшим русским матом. Язык этот был превосходно понятен и тому и другому. Он был языком международного общения, а не английский, потому что еврей приехал из Советского Союза, а араб там учился.
Охранник огляделся по сторонам, наверное, выясняя - не надо ли кого спасать из местных жителей от слишком назойливых журналистов. Большинство из них уже уехали. Одна ракета, упавшая где-то в поле, не стоила большого внимания.
- Могу напоить кофе, - предложил охранник.
- Очень хорошо, - сказал ему Сергей.
Все равно спешить им было некуда. Съездили они зря, ну или почти зря, потому что и поле и эти дома, были как раз тем раком, который на безрыбье станет рыбой. Разговор с арабом тоже мог получиться интересным, хотя, скорее всего для работы ничего из него использовать не удастся, но подобное общение всегда полезно, чтобы прочувствовать ситуацию.
Охранник вытащил термос, небольшие чашки с тонкими ручками, разлил кофе. Он был с кардамоном. На местном такой напиток назывался "гэлэм". Они сели на ступеньках домика, где располагался пост вневедомственной охраны. Сергей подумал, что охраннику нельзя приглашать никого в свой домик, вот он и вынес все на улицу. Но на улице пить кофе было приятно, гораздо приятнее, чем в помещении. От чашек поднимался вкусный запах. Сергей пил маленькими глотками, чтобы не обжечь губы и рот, пока кофе не остыл. В Москве он обычно насыпал растворимый кофе в чайные чашки, и он получался куда как менее крепким, чем тот, который случалось пить в Африке или в Азии. Сергей подумал, что чайную чашку "гелема" он мог и не осилить. Запросто можно было подсадить сердце.
Ему опять не дали выспаться, противный звук сирены ударил в барабанные перепонки, вытряхнул из головы сон, словно пыль из ковра. Громов сел на кровати, согнув в коленях ноги, прижал их к себе и уставился в окно. Кондиционер он не отрегулировал, и в комнате было жарко, так жарко, что во сне он скинул с себя одеяло и спал без него, а встать и настроить кондиционер, отчего-то поленился. Губы были сухими, он провел по ним языком, чуть смачивая. Глаза уже привыкли к полумгле, стали различать предметы в комнате, но он помнил, что оставил бутылку с минеральной водой на тумбочке возле кровати и мог бы отыскать ее на ощупь. Вода была теплой, вкус ее почти не ощущался. Сергей сделал несколько глотков, поставил бутылку на прежнее место. Сирена замолкала. Он опять проиграл в забеге до бомбоубежища и смирился с тем, что никогда его не выиграет. Просто, чтобы успеть до него добраться за минуту - надо было либо спать на первом этаже в холле на одном из диванов или раздобыть парашют и прыгать каждый раз с балкона. Вот только для парашюта высота была слишком маленькой, и он вряд ли успеет раскрыться, а если это и случится, то падение он почти не замедлит. Значит, выпрыгнув таким образом, он разобьется в лепешку. Даже упав на пальмы, запросто можно поломать себе руки и ноги. Так не лучше ли остаться в гостинице, ждать, что ракеты опять пролетят мимо? Ракеты эти, кстати, не несли приборов точного наведения с камерами, как те, что любят демонстрировать американцы, похваляясь своей меткостью. Ливанские ракеты запускались почти наобум, и никто не знал - куда они упадут, да и долетят ли вообще до целей, а то может какая-нибудь из них рухнет на полдороге.
Громов вдруг увидел, как над водой, примерно в километре от побережья, вознесся пенный фонтан. Он был слишком далеко, с такого расстояния казался очень маленьким и быстро опал, но к тому времени среди домов, что лепились на горе, почти одновременно расцвело два огненных цветка. Звук взрывов был глухой, почти не слышимый, как гроза, разразившаяся где-то очень высоко и далеко.
- О, черт! - сказал Сергей.
Взрывы вывели его из состояния прострации, он потянулся к телефонной трубке, набрал номер, в котором жил Илья. Тот ответил сразу же, и двух гудков не прозвучало.
- Началось. Вставай. Город обстреливают, - сообщил Громов.
- Слышу и вижу. Ща как по гостинице шарахнут…
- Надеюсь, пронесет.
- Я вообще-то тоже. Едем?
- Да.
- Я уже почти оделся.
- Молодец, сейчас Игоря найду и забегу к тебе.
Сергей вскочил с кровати, нашел джинсы и майку, которые валялись на стуле, быстро натянул их на себя. В ванной плеснул на лицо немного воды, почистил зубы. На щеках выросла уже двухдневная щетина. Он дал себе слово, что побреется, как только приедет, вечером, потому что утром на бритье у него времени просто не хватает. Его постоянно будят либо воздушная тревога, либо звонки из редакции.
Дорогу им пересекла машина скорой помощи. Она ехала без сигнальных огней и сирены. Вероятно, всех раненных забрали раньше, на ее долю никого не досталось, и она напрасно приезжала на место взрыва. Огонь давно угас, он вообще продержался не больше нескольких секунд, в воздухе едва чувствовался едкий запах. На обочине дороге стояло несколько человек. Они о чем-то спорили, а проходившие мимо жители почти не обращали на них внимания. Разве что водители автомобилей чуть задерживались, для того чтобы посмотрели на эту группу через поднятые стекла. Вот полицейский махнул рукой очередному любопытствующему, чтобы тот проезжал, не создавал пробку.
Воронка была диаметром метра в полтора и глубиной не более десяти сантиметров. Вокруг нее уже стояли зеваки. Взрывной волной чуть перекосило бордюрный камень, и даже стекла в близлежащих домах остались целы. Вот и все последствия обстрела. Осколки, на счастье, никого не задели.